Я с удовольствием прочитал на АПН статью Андрея Окары «Почему Украина не распадётся». Действительно, сейчас тема Украины в одночасье стала центральной для отечественных и мировых масс-медиа. Порой создается впечатление, что больше нигде ничего вообще не происходит — ни в России, ни в мире. Хотя именно сейчас развивается немало очень важных и даже фундаментальных процессов. Например, связанных со статусом доллара США как мировой валюты. Но они остаются как бы «за кадром».
Реалити-шоу в окрестностях Крещатика притягивает все внимание толпы. Крупные игроки глобального финансового рынка для такого дела могли бы заангажировать на роль «красавицы и чудовища» Николь Кидман и Арнольда Шварценеггера, а не то что Тимошенко и Ющенко. Если бы «помаранчово-блакытной» массовке платить не по 300 рублей, а по 300 долларов суточных на душу населения — всё равно бы расходы окупились сторицей…
Сегодня «новые лохи» мирового рынка завороженно смотрят на телекартинку «каштановой революции». Пока полиэтиленовые плащи слушают хитовый саундтрек «Ю-щен-ко! Ю-щен-ко!», в их оранжевых карманах тоже разворачивается революция. Только тихая и незримая. Вслух и громко о ней начнут говорить чуть позднее, когда дела будут сделаны и поезд свободы уйдет. Это я к тому, что политическая ситуация несколько шире противостояния кислотных цветов на Украине. И «добровольное сумасшествие» друзей Андрея Окары, как и ожидание распада России его украинскими друзьями объясняется довольно просто. Они смотрят на мировую мегасистему «изнутри» своих подсистем. Думаю, аналогия с Птолемеем и Коперником здесь будут не лишней при всей своей очевидности.
Всё дело в том, что Окара со товарищи пытаются рассматривать современную Украину как закрытую целостную систему — и только. Само собой, это вполне допустимая и даже вполне корректная точка зрения. Но если попробовать учесть векторы интересов по отношению к системе «Украина» таких систем, как Российская Федерация, Евросоюз и Соединенные Штаты? Тогда получается совсем другая картина. В ней становится ясно, что модель украинской экономики образца 90-х годов прошлого века видится практически изжившей себя.
Во-первых, неамортизированный износ основных производственных фондов, весьма ощутимый в УССР уже к концу «перестройки» (порядка 60-65%), привел к существенной реструктуризации экономики. Особенно это касается двух главных «китов» украинской промышленности — машиностроения и черной металлургии.
Во-вторых, Украина с ее всё еще 40-миллионным населением стала чистым экспортером рабочей силы: от девушек-проституток до Андрея Шевченко и братьев Кличко. Причем как в Россию, так и в Европу. Уровень доходов населения здесь продолжает оставаться крайне низким (около $50 в месяц). И ве потому, что трудовые ресурсы реально избыточны для нынешней экономической модели.
Наконец, в-третьих. Рост мировых цен на энергоносители и приход в Кремль Путина резко изменили отношение России и ЕС к Украине. Привычная роль «естественного» посредника в транзите нефти и газа подходит к концу — совокупные издержки на «нэзалэжну» представляются уже неприемлемыми. Формирование на Северо-Западе РФ мощного терминала трансъевразийского «коридора» с участием в первую очередь немецкого бизнеса уже к 2008-2010 годах должно поставить Украине «черную метку». Если не крест, то жирный знак вопроса на собственно украинской Трубе, бесперебойно функционирующей вот уже 30 лет. И, соответственно, на всей украинской «элите», выросшей вокруг «несанкционированного» отбора из этой магистрали, почти выработавшей свой ресурс.
В Киеве это понимают не хуже, чем, например, в Вашингтоне, в Лондоне или в Берлине. А потому — нужда научит пряники есть — решили уже сегодня получить гарантии своего будущего. Будет ли это мандат из Кремля, или ярлык из Капитолия — для Кучмы и Ко это, в принципе, безразлично. Здесь важен объем и качество гарантий. Пока на этом аукционе идут оживленные торги. Причем Украина здесь выставлена «единым лотом» — никакого разделения на условный «Запад» и условный «Восток» для транспортировки энергоносителей не предусмотрено. Но уже через несколько лет ситуация на важнейшем для нас из всех видов транспорта — трубопроводном — может кардинально измениться. И тогда то, что сегодня выглядит (и на деле является!) не более чем политической игрой, может стать политической реальностью.
