Через две недели после британского референдума Brexit уже не выглядит так блестяще.
Главные лидеры политической кампании за суверенитет Великобритании не только не усилили свое влияние, но и вовсе выбыли из игры.
Борис Джонсон, который, казалось, должен был получить портфель премьер-министра без какой бы то ни было серьезной борьбы, снял свою кандидатуру. Найджел Фарадж, который боролся за выход своей страны из ЕС без малого четверть века, неожиданно подал в отставку с поста лидера Партии независимости Соединенного Королевства (Ukip), как будто он проиграл на референдуме, а не победил.
В борьбе за освобождающиеся место лидера Тори (и, стало быть, премьер министра) лидирует Тереза Мэй, которая вела активную кампанию против Brexit’а.
Все это выглядит на первый взгляд странно. И если поступок Джонсона еще хоть как-то можно объяснить партийной дисциплиной, то отставка Фараджа кажется совсем нелогичной. Он возглавлял партию, программа которой только начала выполняться при поддержке большинства британцев. Соответственно, он должен был капитализировать свой успех и готовиться к выборам 2020 года, претендуя, ни много ни мало, на роль лидера правящей партии.
В запасе у него было целых четыре года на то, чтобы критиковать Тори и другие партии за несоответствие духу Brexit’а, за неправильный Brexit или даже за предательство Brexit’а. Даже если у Ukip нет серьезных электоральных перспектив, своей критикой Фарадж вполне мог проторить себе дорожку в одну из ведущих партий страны, причем выторговать себе весьма неплохие условия вступления в такую партию.
Джонсон тоже мог не сразу поднимать лапки кверху, когда товарищи по партии попросили дать дорогу более «солидным» политикам. Но вместо продолжения борьбы в условиях, когда многие аналитики предрекают аппаратный сговор в верхах с целью минимизации последствий референдума, и Джонсон, и Фарадж предпочли уход в тень.
«Исходя из ситуации в парламенте, этим человеком [лидером Консервативной партии и премьер-министром] не могу быть я», — сказал Борис Джонсон.
«Точно так же, как я долгие годы повторял, что мы хотим вернуть себе свою страну, я сейчас говорю, что я хочу вернуть себе свою жизнь», — заявил Найджел Фарадж.
Как будто агитаторы за выход Великобритании из Европейского Союза вдруг испугались собственного успеха и стали поспешно ретироваться, чтобы не отвечать за то, что они наделали.
Собственно говоря, именно так многие отечественные и зарубежные политологи и оценивают действия Джонсона и Фараджа — популисты хороши лишь в агитации и разжигании страстей; когда же надо брать на себя ответственность за избирателей, которые им поверили, они немедленно и с позором бегут.
Есть и другая версия, отчасти конспирологическая. Джонсону и Фраджу, как говорится, сделали предложение, от которого они не могли отказаться — надавили на них и заставили уйти.
По любой из двух версий выходит, что политики, бросившие вызов евробюрократии и глобализму, оказались недостаточно сильными бойцами. То есть получается, зря им доверились люди? Зря весь мир следил за британским политическим чудом? И далее более важный вопрос: а не напрасны ли надежды избирателей других стран — Франции, Австрии, Чехии, США — на подобных популистов, от Марин Ле Пен до Дональда Трампа?
Часть политических обозревателей уже сделала однозначный вывод: напрасны. После позорного бегства британских евроскептиков никакой веры в того же Трампа у американцев быть не может.
Любопытно, но почти поименно все те же самые обозреватели сразу после ошеломившего весь мир голосования за Brexit говорили, что никаких параллелей между Brexit’ом и Трампом, Brexit’ом и Ле Пен и т.д. проводить не следует, поскольку и политическая конъюнктура, и электоральная система в Великобритании слишком отличается от других стран.
На протяжении первой недели после британского референдума самые разные издания по обе стороны Атлантики пытались «отсоединить» Brexit от Дональда Трампа, дабы ни в коем случае не дать американскому кандидату в президенты добавить себе очков за счет волеизъявления граждан Великобритании, которое он открыто приветствовал.
Теперь, получается, будут обратно «присоединять»?
Впрочем, эта нестыковка является не самой главной проблемой тех, кто, видимо, выполняя прикладную политическую задачу, старается воспользоваться моментом для дискредитации антиглобалистского движения.
Попробую объяснить, чтó, на мой взгляд, не так в рассуждениях скептиков антиглобализма.
Первое. Даже если предположить, что британские евроскептики действительно оказались шутами гороховыми и трусами, это не значит, что в обществе все немедленно станут ярыми сторонниками глобализации и возлюбят евроатлантические элиты с той же силой, с какой они до этого их ненавидели.
Голосование подданных Ее Величества на референдуме 23 июня показало, что запрос на перемены есть. Проблемы людей никуда не денутся и их политические настроения не переменятся ни за год, ни за два, ни за пять — слишком долго копился гнев избирателей, чтобы выйти в свисток за неделю.
А значит правящей партии (в данном случае — Тори) придется соответствовать этим настроениям, если она хочет сохранить свое положение на следующих выборах. Более того, любая попытка «увернуться» от Brexit’а немедленно спровоцирует бунт в самой партии. Неслучайно даже противница выхода Великобритании из Евросоюза Тереза Мэй заявила, что «Brexit — вопрос решенный» и что задача партии — выполнить волю избирателя.
Стоит также напомнить, что лишь пообещав провести референдум о членстве в ЕС Дэвид Кэмерон смог заработать для Тори большинство мест в парламенте и тем самым право формировать правительство, отказавшись от коалиции.
Второе. Кризис Brexit’а был изначально заложен в саму его идею. Избиратели голосовали не за партию, не за премьер-министра и не за некую программу действий. Они отвечали всего на один вопрос: оставаться Великобритании в Евросоюзе или возвращать себе свой суверенитет. Вопрос серьезный, но ответ на него не гарантировал ни одной политической силе — включая пропагандистов Brexit’а — никаких политических дивидендов.
Строго говоря, Дэвид Кэмерон мог бы и не подавать в отставку. Не дал бы обещания, и не ушел. Никаких норм, законодательных или этических, он при этом не нарушил бы.
Голосование за Brexit не привело к власти новую партию или хотя бы новых депутатов Палаты Общин от той же самой правящей партии. Как я уже говорил, голосовали не за это. Формировать новый кабинет будут все те же парламентарии, которые сформировали его в 2015 году.
Это изначально было ахиллесовой пятой Brexit’а.
Но это вовсе не поражение для тех, кто голосовал за британский суверенитет. Результаты референдума могли бы попытаться обойти. На законодательном уровне ничто не мешало парламенту принять обратное решение или назначить повторный референдум. Тем не менее, думая о следующих выборах, Консервативная партия сочла за благо прислушаться к избирателям.
Третье. Борис Джонсон не испугался и не убежал. Его использовали и подставили. Главный соратник Бориса по Brexit-кампании, британский неоконсерватор Майкл Гоув, попросту обманул эка-мэра Лондона, пообещав ему полное содействие в вопросах формирования команды и коммуникаций с партией.
Джонсон вернулся в Палату Общин совсем недавно и после большого перерыва. Ему нужен был опытный товарищ. То, что Джонсон ошибся в Гоуве, вовсе не означает его «наивности». О предстоящем предательстве Гоува не знал никто, пожалуй, кроме жены Майкла, публицистки Сары Вайн, которая, похоже, плела заговор на пару с мужем.
Без поддержки Гоува Борис Джонсон не имел ни единого шанса стать лидером партии и премьер-министром. Напомню, в селекции кандидатов участвуют те же люди, которые в свое время поддержали Дэвида Кэмерона. Тандем Джонсон-Гоув мог «выстрелить», но в одиночку бороться с однопартийцами Борису было бессмысленно.
Что ему было делать? Кричать о предательстве? За него это неплохо сделала пресса и уличные активисты. Сам же он сохранил лицо и лояльность партии и, умудренный горьким опытом, может готовиться к следующим выборам и новому рывку на властный олимп.
Это в Америке на республиканских праймериз Дональд Трамп мог ссориться с собственной партией и продолжать побеждать, поскольку последнее слово оставалось за избирателями. В сегодняшней Британии членам партии дадут слово лишь после того, как члены парламента от Тори отберут двух наиболее уважаемых, с их точки зрения, кандидатов. Бунтаря в такой ситуации быстро бы вывели из игры.
Вот когда в 2020-м начнутся праймериз, а затем и всеобщие парламентские выборы, тогда можно будет и побороться с обидчиками.
Четвертое. Хотя Найджел Фарадж и был счастлив исходом референдума, для его партии и для него лично эта победа оказалась пирровой.
Для Ukip было бы куда выгоднее, если бы с небольшим перевесом победили сторонники евроинтеграции. Это позволило бы на следующих выборах по меньшей мере повысить парламентское представительство партии, обещая гражданам Соединенного Королевства вожделенный суверенитет. В нынешней же ситуации программа партии если в чем-то и не выполнена, то полностью перехвачена Тори.
Единственной надеждой Фараджа было премьерство Джонсона, который мог бы пойти на беспрецедентный шаг и сформировать коалиционное правительство с участием Найджела. Да и эта надежда была призрачной. Британская политическая система, вообще говоря, не предполагает формирование коалиции, если некая партия обладает большинством в Палате Общин. Исключения из общего правила были, но очень редко. В последний раз так поступил Уинстон Черчилль во время Второй Мировой войны.
Когда же Джонсон вынужденно отказался от борьбы за пост премьера, у Фараджа не осталось никаких электоральных перспектив. Его партия и так не слишком удачно выступала на выборах, а в ситуации, когда Brexit будут практически осуществлять Тори, вероятность ее успеха и вовсе свелась к нулю — к 2020-му году независимость Соединенного Королевства будет крепко ассоциироваться с правящей партией.
Все возможности Найджела Фараджа по капитализации Brexit’а в свою пользу, о которых так много говорили публицисты, являются чисто умозрительными и гипотетическими. Подданным Ее Величества хотелось двух вещей: выхода из состава ЕС и опытного политика и переговорщика для его осуществления. В эту формулу после оглашения результатов референдума Фарадж никак не вписывался. Любые его заявления о «предательстве Brexit’а» были бы восприняты как деструктивные в сложный для страны момент.
Возможно, время для критики правительства еще придет. Когда правительство будет сформировано и проработает пару лет. До того момента активные действия со стороны любого противника нынешней британской элиты, подчинившейся воле избирателя, попросту бессмысленны.
Таким образом, «поражение популистов» можно признать лишь в малой части. А их «бегство» и «безответственность» — это вообще политологические фантомы.
Чем на самом деле закончится Brexit, мы узнаем в 2020 году.
