Все проведенные в последние время реформы пенсионного обеспечения возлагавшихся на них задач не решили, а сама идея накопительной системы оказалась только концептуально необоснованной – но и плохо рассчитанной.
Концептуально ее порочность была в том, что само право на достойную пенсию, записанное в Конституции из ПРАВА, то есть обязанности обществ и государева обеспечить достойный завершающий этап жизни человеку, достойно проведшему свою трудовую жизнь – превратилось в его обязанность копить самому себе средства на то время, когда ему окажется трудно работать.
Сама по себе эта идея – по сути лицемерна: потому что права копить деньги – и так отнять достаточно сложно. Процент же, который в пенсионной системе человек может получить от накопления – по исходным правилам меньше, чем процент, который он может получить от тех же накоплений, помещенных в банк. С той разницей, что каким бы ни был его «белый доход» и сколько бы его фонд накопления не составил – он не может получать пенсию больше заранее определенной суммы – на сегодняшний день около 12 000 рублей. То есть, в советском измерении – примерно 60 рублей того времени, примерно два раза меньше, чем мог получить пенсионер 70-80-х гг.
При этом, как признался Медведев, оказалось, что человек, попавший по году своего рождения в накопительную систему – получает пенсию меньше, чем в нее не попавший. А Пенсионный фонд живет с нарастающим дефицитом. На сегодня речь идет о масштабе последнего примерно в один триллион рублей.
С точки зрения нормальной логики, субъект, которому не хватает средств для выполнения своих финансовых обязательств – ищет пути их заработать. То есть – что-то произвести и реализовать, обеспечив возрастание стоимости. Люди, осуществляющие экономическую власть в России – в принципе категориями «произвести» не мыслят. Они мыслят категориями: «распродать», «занять», отобрать» и «поделить». И особенно категорией «сократить расходы».
Но официальная государственная политика требует социальные выплаты, в том числе пенсии – повышать.
Тогда, при существующей ущербной логике экономических властей. Нужно либо больше денег у кого либо собрать, либо выплаты на одного человека – повысить, но число тех, кому их нужно выплачивать – сокращать. Отсюда, в частности – идея повышения пенсионного возраста: платить меньшему количеству людей и в течении на практике меньшего периода времени, и кроме того – пока они будут работать – с них собирать налоги.
Пока – это сделать не удается. Но сокращать расходы – хочется. Встает вопрос, как официально ничего не пересматривая – сократить число тех. кому нужно платить. Сократить число пенсионеров по возрасту – не удается. Но есть категория пенсионеров по инвалидности. В Москве, например, таких по имеющимся данным – 1 200 тысяч человек. Москва - это десять процентов населения страны. Тогда по стране порядка 12 миллионов.
При пенсии, условно скажем, в 10 000, это уже составляет сумму в 120 миллиардов. Кроме того инвалид имеет право на бесплатные лекарства, бесплатный проезд в транспорте, санаторное обеспечение, льготы по коммунальным платежам. Вместе это дает сумму, сопоставимую с суммой самой пенсии.
Уменьшение числа инвалидов хотя бы на 10 % - это уже под 20 миллиардов рублей в год. Еще на 10 % - еще на 20 миллиардов.
Лишить человека пенсии по возрасту – невозможно. Лишить человека пенсии по инвалидности – можно, если объявить его здоровым.
Четких критериев предоставления инвалидности – нет. Формально их три: ограничения способности выполнять трудовую деятельность, ограничения способности к передвижению, ограничения способности самообслуживания.
Есть у человека объективно такие ограничения в результате его заболевания или нет - решают Бюро медико-социальной экспертизы. Формально система трехуровневая: местное Бюро, Главное Бюро по субъекту федерации, федеральное бюро.
В бюро работают эксперты, формально считающиеся врачами. Но сегодня это не врачи, профессионально связанные с лечением и обладающие компетенцией оценки здоровья. Большая часть из них не связана с медицинской практикой, и они вообще сейчас не имеют отношения к здравоохранению и самому министерству здравоохранения – это чиновники Министерства труда, профессионально – и навыками. И бюрократической дисциплиной связанные с процессом «определения трудоспособности»: в ситуации когда нет однозначных критериев ее определения – возможно, они и не могут существовать – решать должен врач, понимающий каково состояние здоровья пациента и как данная болезнь может сказываться на ограничениях его жизнедеятельности.
Но в Бюро не может быть полсотни экспертов. В результате, человек, защитивший диссертацию на тему «Социально-гигиенические и клинико-функциональные основы решения проблем инвалидности, медико-социальной экспертизы и реабилитации инвалидов с последствиями переломов нижних конечностей» - оценивает степени трудоспособности кардиологического больного. А человек, защитивший диссертацию, скажем по теме «К механизму изменения содержания катехоламинов в слизистой оболочке пищевода и желудка при удалении главных слюнных желез и стрессе» – принимает решение о предоставлении инвалидности перенесшему инсульт.
Врачебных обязательств перед больными и лечащим учреждением они не имеют. Но они имеют служебные обязательства перед начальством. Состояние больного их не волнует потому. что если врач отвечает за результаты лечения – они за него не отвечают. Станет хуже больному после их заключения или нет. Погибнет он в результате их заключения – скажем, будучи вынужден после двух инсультов уйти водителем большегрузной машины в дальний рейс или просто упадет на рельсы в метро, добираясь на работу, произойдет с ним гипертонический криз во время лекции если он преподаватель – они не несут за это ответственности в принципе.
Зато они могут произнести замечательную фразу: заболевания у Вас есть. И их несколько. И они тяжелые – но ограничений трудоспособности мы у Вас не находим».
Потому что это их право: решить, есть она или нет – просто на основании их экспертного мнения. И вполне естественно, что более честные из них – могут принять благоприятное решение, менее честные – выполнят требования идущие от начальства. А поскольку задача их начальства – экономить средства. Указания начальства, которые официально не оформляются, и наличия которых никто не подтвердит, но о которых все знают – экономить. То есть – по возможности новых инвалидов инвалидами не признавать, у старых инвалидность либо снимать вообще, либо снижать группу инвалидности – что тоже несколько экономит средства бюджета и пенсионного фонда.
В Москве, скажем, этот процесс контролирует главный эксперт Главного Бюро по городу Москве – Лапшина Галина Васильевна, за данный вид деятельности даже заслужившая звание заслуженного врача РФ.
В низовых Бюро – которые в городе нумеруются трехзначными номерами как минимум до Бюро номер 196 – другие назначенцы. Почему-то последнее время среди них стали появляться выходцы из Тюмени. Имя при этом может быть вполне славянским – скажем. Вероника Матвеева – но внешность не напоминающая ни славянскую, ни кавказскую.
При этом освидетельствование низовых бюро вообще проходит своеобразно. Человек, обратившийся за освидетельствованием – приходит в назначенный ему день, перед этим пройдя осмотр врачей своей поликлиники, и представив заключение стационара, если он проходил в нем лечение.
На этом этапе его смотрят именно профильные для его заболеваний специалисты, дающие заключения, касающиеся его здоровья. Но окончательное решение о предоставлении или подтверждении инвалидности – ее нужно подтверждать каждый год в течении пяти лет после первого предоставления – окончательное решение принимает данное Бюро МСЭ.
Формально оно состоит из нескольких человек, которые должны вместе произвести осмотр, ознакомиться с имеющимися заключениями лечебных учреждений и вынести свое решение.
На самом деле все иначе. Первое – осмотр они могут и не производить, если произвести – то ничего не значащий. Человек придет после операции ан почке – у него померяют давление. Но если оно окажется повышенным – скажет: «Ничего, переволновались».
Второе – никакой комиссии может и не быть – освидетельствование проведет председатель Бюро, который позже подпишет свой акт у не присутствовавших на осмотре членов комиссии.
Третье – все принесенные заключения лечебных учреждений – вообще не будут играть особой роли: чтобы там не было написано: инсульт, инфаркт, почечная недостаточность – «эксперт» с усмешкой имеет право заявить: Я ограничений в жизнедеятельности не нахожу. А лечащие врачи устанавливать ее некомпетентны».
Можно вынести за скобки, то, что перед освидетельствованием один из работников бюро отведет вас расположенное по соседству подсобное помещение, закроется и будет вести длительный выжидательный разговор на странные темы – например, предложит купить у него котенка – можно и не говорить. Но когда вы на предложение о котенке не отреагируете – вас выпустят и вы - получите отказ в предоставлении инвалидности
Формально имеется право обжаловать его решение – вам тут же по вашему желанию выдадут бланк и в течение трех дней дело вместе с апелляцией будет передано в Главное Бюро по той же Москве.
Но здесь начинается работа Главного Бюро и его руководителя Г.В.Лапшиной – их профессиональная задача, соблюдая все необходимые процедуры - постараться подтвердить заключение низового Бюро, и оправдать его председателя.
И здесь все будет пристойнее: в отличие от низового Бюро откровенно хамить никто не будет. Осмотр действительно проведут несколько врачей. Хотя кончено, сделают все, чтобы обелить своих низовых коллег.
Если вы уже пользуетесь тростью – постараются добиться от вас слов о том, что на улице скользко и удовлетворенно заявят что вы ей пользуетесь только потому, что скользко. Если вы скажете, какая у вас была операция – постараются выжать из вас слова, что теперь вам лучше – то есть вы вылечены. Если вы пожалуетесь на одышку и головокружение при ходьбе – примирительно заявят, что это вполне естественно – у всех, кто испытывает нагрузки бывает одышка и учащение сердцебиения, - и так далее.
Одна деталь: при работе экспертов в белых халатах будет присутствовать молодой человек в штатском. Который, если спросить – представится юристом, - но который будет сдержанно, но начальственно обрывать экспертов, если они попытаются признать, что все же с трудоспособностью у пациента есть проблемы. Он, конечно, не будет напоминать сотрудника МВД – скорее фининспектора, контролирующего расход средств.
Здесь тоже можно обжаловать решение – тут же выдадут бланк и сами отвезут в три дня дело в Федеральное Бюро МСЭ… Но система понятна – экономия будет обеспечена.
Правительство требует сократить число поручающих социальные выплаты – Бюро исполняют требования власти.
И в любом случае самое замечательное это то. что инвалид человек или нет – определяют не те, кто его лечат и несет перед ним ответственность – а сотрудники абсолютно иного ведомства – те. чья задача не лечить – а экономить. Апеллировать к их совести или врачебной этике – значит, их просто смешить. Можно на них подать в суд. Но в современной России суды никогда не защищают человека, если правительство требует другого.
Только потом все будут удивляться, почему вдруг однажды в такое гуманное заведение, как Бюро медико-социальной экспертизы придет доведенный до истерики очередной «русский Брейвик».
