Устроенная в последние дни властью и подконтрольными ей СМИ мерзкая истерика с превозношениями и прославления умершего Ельцина, сама по себе вызывает желание именно наперекор ей сказать то, что является правдой по существу – что фигура Ельцина в истории России – это мерзкая и черная фигура, что-то вроде Тушинского Вора — Лжедмитрия Второго.
И, конечно же, официальное выступление президента с абсолютно сервильным и откровенно лживым превозношением отсутствовавших у покойного заслуг, включающее нелепые утверждения, что при Ельцине народ получил главное — свободу, — чудовищное кощунство — вроде утверждения, что бандит, сжегший ваш дом и убивший ваших родителей, дал вам свободу от замшелой рухляди и родительского произвола.
Ельцин не давал свободу стране, поскольку те блага, которые известная редеющая часть политического класса зовет "свободой", была дано не им, а его предшественником.
Ельцин не давал свободу стране, потому, что бардак и криминал не является свободой: свобода воровать по определению могла быть использована лишь мизерным меньшинством, и обречена была обернуться свободой быть обворованными для остальных.
Ельцин не давал свободу стране, потому, что ни один не сошедший с ума человек не может объяснить, чем за последние двадцать лет он стал свободнее, чем был раньше: все вместе взятые политические партии привлекают внимание и уважаемы меньше, чем КПСС, все вместе взятые "свободные" издания читаемы меньше, чем старая советская партийная пресса и по воздействию на власть не идут с ними ни в какое сравнение; свобода выезда за рубеж интересна, по социологическим данным, примерно для 20 % населения — остальных это либо не интересует, либо они просто не имеют денег на такие выезды; свобода иметь частную собственность просто обернулась обнищанием большинства. И так далее.
Все это ясно любому нормальному человеку и, увы, уже неактуально именно в силу собственной очевидности. Если бы сегодняшние цены за баррель нефти были в 1980-е годы, то коммунизм можно было бы успешно продолжать строить не то что с Брежневым, но даже и с Черненко. В лучшие советские времена она составляла около 40 долларов, а при Ельцине — находилась в диапазоне от 20 до 10. Так что, по всем здравым соображениям, при простом сохранении коммунистов у власти мы должны были бы жить почти в разы лучше, чем двадцать лет назад и в несколько разлучше, чем десять лет назад.
Однако, несмотря на то, что стенания в официальных и «либеральных» СМИ вызывают желание сказать лишь одно – что Ельцин – это мерзавец, это, все же, было бы не вполне справедливо. Поскольку мне довелось публиковать свои оценки "первого президента", когда он был у власти (См, например, "У истории на пути. Пока Ельцин у власти, Россия будет в кризисе" // "Независимая газета" за 13 мая 1999 г.), то сегодня, хотелось бы воспроизвести ряд положений более поздней статьи, в которой я говорил о тех действительных политических сильных сторонах, которые Ельцин имел, как лидер. Собственно, натворить так много мерзостей Ельцин смог именно потому, что был сильной фигурой, талантливым политиком, явно возвышавшимся над остальными политиками страны этого времени.
Все то страшное, что Ельцин сделал в России — стало возможным благодаря его положительным качествам. Благодаря тому, что по природе он был боец. Благодаря тому, что он умел драться. Благодаря тому, что он умел защищать свою власть.
Представим невозможное. В 1985 г. или в 1987 г. Ельцин становится Генсеком.
По всем данным, Ельцин был тогда вполне ортодоксальным коммунистом и носителем идей "твердой руки" в деле совершенствования развитого социализма.
Кому сложно представить, как широко удалось бы разгуляться при нем пресловутой "межрегиональной депутатской группе"?
Какие там массовые антикоммунистические митинги?
Какой там Первый Съезд народных депутатов СССР?
Какой Сахаров? Кто его вообще пустил бы в Москву?
Какие там движения в Прибалтике? Три республики лежали бы под бомбами советских штурмовиков, Лебедь и Грачев саперными лопатками рубили шизофреников из Саюдиса и Руха, пока оставшиеся не стали просить не отправлять их дальше Верхней Тунгуски.
Если бы, каким-то чудом сплотившиеся вокруг бывшего Генсека демократы умудрились протиснуть последнего в пику "кровавому Борису" на пост Председателя Верховного Совета РСФСР (что само по себе фантастика, потому что никого из них близко не подпустили бы к избирательным урнам), — всю тысячу "народных депутатов" пинками омоновских сапог вытолкали бы из Кремлевского Дворца. И если бы какие-нибудь отвязанные Мурашев с Якуниным привели толпу бесноватых на "защиту демократически избранного парламента", танки под красными заменами били бы в упор с кремлевских площадей или напрямую сквозь кремлевские стены, круша "преступную попытку контрреволюционного антиконституционного мятежа".
Какая отмена "6-й статьи Конституции" при Генеральном Секретаре ЦК КПСС Борисе Николаевиче Ельцине, "стойком ленинце, верном продолжателе дела Великого Октября"? Да если бы, до чего ни будь подобного дошло и, против ожиданий, пусть не полмиллиона, а и сто тысяч человек с таким требованием или с требованием "запретить преступную КПСС" вышли на Манеж,— то не перед Белым Домом под триколором, а у первого подъезда ЦК под портретом Сталина на танке стоял бы Борис Ельцин, сжимая Устав КПСС и зачитывая Обращение Политбюро ЦК КПСС "Ко всем трудящимся Советского Союза!" с призывом в "минуту смертельной опасности нависшей над святыми завоеваниями революции", "как один сплотиться под Знаменем Победы вокруг Ленинского Центрального Комитета"!
Какое Беловежье? Какой распад Советского Союза?
При этом вовсе не обязательно, что Ельцин делал бы все это во имя торжества идей коммунизма. Он делал бы это, прежде всего, во имя защиты своей власти, но, защищая ее, — он защищал бы то, что являлось основами ее легитимности. Потому что от лидера требуется выполнение своих функций: если ты глава партии — служить партии, если ты глава государства — защищать это государство. Если ты глава правящей партии — защищать власть этой партии, которая одновременно — и твоя власть.
Остальные, рожденные в аппаратных недрах мирного советского общества, они всегда проигрывали Ельцину. Ельцин, потенциально, готов был драться за свою власть не на жизнь, а на смерть. Они — никогда. Власть для них была не самоценна, была вторична, рисковать за нее большим — они никогда не решались. И всегда ему проигрывали.
Все они — были производны.
Обычный функционер ждет, пока течение выведет его наверх, но никогда не пойдет поперек. Это — нарушение внутренних принципов системы. Поэтому система это — отторгает. Хотя, без такого начала может существовать только до тех пор, пока ситуация не обостряется и пока ей не бросает вызов внесистемный Зубр. Иногда, она может такого задавить. Иногда — нет. От многого зависит.
Ельцин был воспитан системой. Может быть — глубже и искренне верил в то, от имени чего эта система выступала. И попытался, в 1986–87 гг. служить этому, большему, чем сама система, началу.
Система могла поставить на Ельцина — и тогда она стала бы непобедима. Но вынуждена была бы служить не себе, а этому большему. И система его отвергла, выбросила, сломала ему некий ценностный хребет.
Но Ельцин, во-первых, был достаточно силен, чтобы не умереть от этой боли, боли сломанного позвоночника, боли сломанной веры: ведь Система и Дело, Знамя — для него были синонимами.
Хребет сросся. Но это уже был изуродованный хребет. Вместо веры и служения хребтом стала ненависть. Ненависть к тем, кто сломал этот хребет абсолютно ни за что ни про что — ну не было выступление его в октябре 1987 ни нелояльным, ни антипартийным. Били то не за выступление. Били за то, что увидели намек на Зубра. И вместо веры — осталась желание мстить.
Ельцин остался с искривленным хребтом — и теми качествами лидера, которые у него были. С умением вставать и идти против течения. С умением драться. С умением мобилизовываться в минуты опасности.
У Пушкина в "Борисе Годунове", возглавляя поход против России, Самозванец говорит: "Вы за царя подъяли меч, вы чисты. Я ж вас веду на братьев; я Литву позвал на Русь, я в красную Москву кажу врагам заветную дорогу…" Ельцин олицетворил собой, по сути, вполне социалистические ожидания, направив их против коммунистической партии и социалистической системы. Без этих ожиданий никто никогда не совершил бы в стране контрреволюцию, не сумел бы поднять народ против компартии и своей страны. И, похоже, вот это вот: "Я Литву позвал на Русь…" стало неосознанным ночным кошмаром Ельцина.
Отомстив, он, с одной стороны исчерпал основную внутреннюю мотивацию, и, возможно не осознавая, чувствовал — он уничтожил то, что было и его сутью.
Мстя, он мог побеждать и давить врагов. Но не мог ничего создавать. Потому, что не знал — зачем… Ельцин не мог создать ни капитализма, ни буржуазной демократии в России — потому, что это было не его.
Он, изначально, мог быть плодотворен в создании того, во что верил, служении тому, что его создало. Но это — он уничтожил. Осталась сила драться, осталась любовь к власти. Осталась мощь бесплодия.
Вся личная сила, все блестящие личные лидерские качества, которые, служи они правому делу, могли дать этому делу великие победы, — оказались бесплодны и разрушительны, став на службу "темной стороне силы". Анакин Скайуокер стал лордом Вейдером. И плохо пришлось джеддаям. Да в системе больше и джеддаев не нашлось.
Да, Ельцин — черная фигура истории. Но он был борцом и бойцом. Он мог встать и пойти против элиты и против течения. Мог переломить ход событий.
Оценивать отрицательно его роль — справедливо. Только надо понять, что сыграть ее он мог потому, что обладал всеми этими качествами. А у тех, кто был против него — их не было. Учиться надо.
