Цивилизация второй чаши

Глобализационный проект, учитывая самые разные его версии и бранчи, предполагает социокультурную унификацию планеты, т.е. превращение социумов всех культурно-исторических типов в элементы одной макросоциальной машины, действующей по воле "водителя". Иными словами, некоторое количество единиц населения может быть задействовано в том или ином производственном или потребительском процессе, играя роль "коробки скоростей", "карбюратора", "насоса" с некоторыми перспективами трансформации в "более важный" узел вплоть до полной взаимозаменяемости деталей на каждом уровне "автомобильной иерархии". Но все это — исключительно в рамках одного-единственного агрегата.

Природная среда или ошибка "водителя", да и простое нарастание повседневных проблем могут привести агрегат в состояние аварии. Нет и не может быть универсальной машины, способной выполнять все транспортные задачи. КАМАЗ не очень-то удобно использовать для семейного отдыха, "вольво" не годится в условиях бездорожья, а "линкольн" никогда не выполнит функций детского автобуса. Иными словами, макросоциальный агрегат единого глобализированного человечества в принципе не может решать все задачи, которыми занимались на протяжении истории Земли разные цивилизации. Таким образом, авария, в принципе, неизбежна, запрограммирована для столь монистического проекта. И в аварийной ситуации негде взять "запасные детали", поскольку агрегат-то всего один! Иными словами, проект глобализации прежде всего опасен отсутствием "стратегических резервов", способных смягчить положение.

Наличие подобного рода резерва предполагает сохранение на планете целого ряда самостоятельных цивилизационных центров. Минимально — трех-пяти. А это означает принципиальный отказ от концепта "общечеловеческих ценностей", поскольку базовые ценности цивилизационных центров будут отличаться друг от друга, порой — кардинально.

Таким образом, присутствие России на мировой арене в качестве самостоятельной цивилизации необходимо, чтобы избежать крайне неприятных последствий "аварии" макросоциального агрегата глобализированного мира.

В метафизическом смысле мы обязаны избегать соответствия как евростандартам "общечеловеческих ценностей", так и ценностным стандартам иных цивилизаций.

Но чем мы отличаемся от соседей? Какие смыслы превращают нашу цивилизацию в самостоятельный социальный организм, что является ее стержнем?

По всей видимости, православие. Многие западные ученые, в том числе и Хантингтон, маркируют границу Европы по вероисповедному принципу. Европа — это часть Старого света, где живут католики, пестрая смесь протестантов различных деноминаций, а также атеисты, не находящиеся в принципиальном конфликте с христианской культурой, т.е. фундаментом всей западноевропейской цивилизации. Страны и народы, живущие под сенью православия или ислама, — уже не Европа. Впрочем, для отдельных стран могут быть сделаны некоторые исключения (например, для Греции). Казалось бы, давний политический партнер того же Евросоюза, Турция, постучалась в европейский дом, где ей почти обещали особую комнату, и должна бы обрести искомые блага, ан хозяева не торопятся выполнять обещания. Украинское стремление стать членом этой организации встречает довольно прохладный прием: "отложить… отложить до… в целом приемлемо, но… все-таки отложить…" в значительной степени объясняется чужеконфессиональным для европейцев православным элементом, довольно обильным на украинской территории.

Конфессиональный маркер в последние несколько лет стремительно трансформируется. Ислам не пускают в Европу через парадный вход, но через черный — без особого сопротивления. Франция и Великобритания скоростными темпами мусульманизируются. И общество противостоит этому процессу довольно вяло — лишь постольку, поскольку религиозный фактор может быть отконвертирован в социально-политический. Французы в законодательном порядке запрещают ношение атрибутов конфессиональной принадлежности… иными словами, позволяют мусульманам заполнять свои города, строить мечети и культурные центры, "избираться и быть избранными", но требуют жить потише. Вот и все.

С христианством все гораздо сложнее. Можно констатировать быстро прогрессирующую дехристианизацию Европы и, может быть, даже антихристианизацию. Общеевропейское правительство официально отказалось от христианского наследия как фундамента собственной культуры. Конечно, было особое мнение Испании и Польши — островов католицизма в море безбожия. Но ведь в обеих странах твердость христианской традиции была обеспечена сравнительно недавними социальными катаклизмами, когда вера оказывалась неотъемлемой частью национальной и/или социальной идентификации. А подобный закрепитель имеет довольно ограниченный срок действия. Так что и эти гранитные берега океан в скором времени подмоет… Скандинавы готовы отдавать пустеющие церкви мусульманам, папа Римский извиняется за крестовые походы совершенно как советский учитель истории в средней школе, слабеющие оплоты католицизма подвергаются бомбардировке многочисленными атеистическими фильмами (такими как Тело", "Последнее искушение Христа", "Царство небесное", "Агент Джонни Инглиш" и т.п.).

Христианство в Европе все чаще называют "христианским проектом", и в настоящее время этот их "проект" находится в стадии добивания. Определенные надежды возлагаются еще оставшимися сторонниками "проекта" на Ратцингера — добротного клерикала-консерватора, воссевшего на папское кресло с намерением кое-что откорректировать после дряблого правления Иоанна-Павла II. Однако больше всего это похоже на защиту одной крепостной башни после того, как весь город сдан.

Между тем, у нас идут прямо противоположные процессы. Количество действующих церквей в 1990-х возросло взрывообразно. К тому же, многие храмы еще реставрируются и, пользуясь "старорежимной" терминологией, "войдут в строй" в ближайшие годы. Одним за другим открывались высшие учебные заведения, газеты, теле- и радиопередачи, сетевые издания православной направленности. Первая половина 1990-х — время, когда народ лавиной пошел в Церковь, чая обрести там духовную твердость в ситуации всеобщего шатания. Недаром именно тогда появился фильм "Духов день", прекрасно иллюстрирующий настроения образованного класса на пороге массового крещения. В середине-второй половине 1990-х нестойкая часть интеллигенции отшатнулась от Церкви, посыпались определения "мерзкая политизированность и коммерция", "пособники национализма", "попы не хотят обновления", "иерархия чуждается демократии" и т.п.

Однако достаточно высокий процент интеллектуалов остался в лоне Церкви. Вообще, количество крещаемых в последние 10 лет, вплоть до настоящего времени, постоянно превосходит количество православных, отдающих Богу душу. Сейчас рост количества верующих не столь заметен, как двенадцать-четырнадцать лет назад, однако он есть, и он не иссякает. В настоящее время по разным подсчетам "церковный народ", т.е. сообщество твердо воцерковленных людей, регулярно исповедующихся и причащающихся, знающих молитвы и догматы, разбирающихся (хотя бы на дилетантском уровне) в Священном Писании, истории Церкви, святоотеческой литературе, составляет примерно от 2 до 8% населения России. Просто крещеных, по оценкам различных экспертов-социологов, — от 50 до 75 %. А искренне и сознательно верующих, которые не столь тверды в отправлении обрядов, не столь глубоко погружены в дух Церкви, как собственно "церковный народ" и сама иерархия, но, тем не менее, с православием связанных нерасторжимо, — таких около половины от этих 50 или 75 процентов (оценка Владимира Голышева, что таковых — 60-70%, представляется несколько завышенной). Но даже если считать, что в России лишь каждый третий осознанно двигается путем православного христианина, то и это будет очень большая цифра!

Православные архиереи и православные публицисты постоянно входят в рейтинги политиков и экспертов, пользующихся наибольшим доверием, влиянием на умы, уважением "электората"⁽¹⁾. Значительным политическим авторитетом обладает сам патриарх Московский Алексий II. Крупнейшие общественно-политические деятели стараются во время службы на очередной большой праздник "засветиться" перед камерой рядом архиереями, в храме. Социальное чутье указывает им, что это верный способ дополнительной легитимизации собственного статуса. Время от времени в прессе появляются материалы, из которых следует, что православие в наши дни негласно играет роль государственной религии России (как, например, является государственной религией православие в Греции, или же как католичество, вполне официально играющее роль государственной религии в Испании). Сложились условия для того, чтобы восточное христианство стало государственной религией де-юре.

В литературе за последние 5–7 лет выросло целое направление мистической или "сакральной" фантастики, да и в целом интерес к христианской мистике возрос в отечественной культуре. Фактически на пустом месте заново рождается православная театральная традиция. Имена многих христианских писателей получили известность за пределами собственно-церковного сообщества: Валентин Распутин, Дмитрий Балашов, Юлия Вознесенская, владыка Иоанн Экономцев, Елена Хаецкая, Далия Трускиновская… Появилась целая плеяда литераторов, художников, актеров молодого поколения, искренне и со всем жаром включившихся в дело христианского просвещения. В интеллектуальный быт прочно вошли имена замечательных православных философов, публицистов и писателей: о. Г.Флоровского, Г.Федотова, К.Леонтьева, Б.Зайцева, И.Шмелева и многих других. За полтора десятилетия вышло столько богословской литературы, сколько не вышло ее за весь советский период.

Церкви удается вести успешную борьбу с выплесками иноконфессионального миссионерства и сектантской активностью на русской территории. При этом нередко в косвенной форме используется арсенал возможностей административного характера. Так, например, по суду на территории России была ограничена деятельность иеговистов.

Иными словами, налицо — "второе Крещение Руси". Идет масштабный процесс христианизации нашего общества, который составляет резкий контраст с дехристианизирующейся Европой⁽²⁾. Как будто одиннадцать столетий назад Руси дарована была чаша, до краев наполненная вином благодати; с течением времени уровень вина в чаше то убывал, то вновь повышался; в начале XX века чаша как будто опустела: лишь несколько капель осталось на дне; и вдруг она чудесном образом вновь сделалась полна, как при князе Владимире Святом! Или, может быть, это уже иная чаша, только вино в ней прежнее…

Магистральный путь в нынешних условиях — постоянно усиливающееся присутствие православия (церковной иерархии в частности) в общественных и политических делах. Да, сейчас православия в России неизмеримо больше, чем в позднем СССР, но еще далеко не достаточно; и даже если мы достигнем христианизации общества, сравнимой со временами государя императора Александра III, то и этого будет еще далеко не достаточно.

В сущности, восточным христианством в России-цивилизации должно быть пронизано все: семья, образование, вооруженные силы, правительственные структуры, СМИ. Ни одно значительное государственное преобразование не должно производиться без благословения патриарха или даже без разрешения поместного собора, если патриаршего слова окажется недостаточно. В некоторых сферах жизни российского макросоциума христианство просто незаменимо: так, например, лишь религиозная мотивация способна переломить ситуацию с множащимися бездетными и малодетными семьями.

Другое дело, что достигнуть этого трудно. Когда говорят о необходимости ввести преподавание церковных предметов в средней школе и вузах, обычно ссылаются на косность и "чужесть" правящей элиты, которая тормозит решение этих вопросов на правительственном уровне. Но ведь и у Церкви элементарно не хватает образованных людей, способных обучить достаточное количество "мирских профессоров", "мирских преподавателей"! К тому же, в средней школе это нередко противоречит воле родителей, а вера — это дар; недостойное дело впихивать его насильно. Россия наших дней представляет собой величайшее поле для миссионерства, быть может, самое важное в мире. Духовное просвещение — тонкое, сложное, долгое дело, и торопить его невозможно.

Православный публицист Владимир Голышев, в частности, пишет: "РПЦ часто обвиняют в том, что она уделяет недостаточно внимания проповеди, что многие из священников имеют сомнительные моральные качества и т.д. Но как могло быть иначе, если растущие как грибы храмы требовали все новых и новых священников, а технические возможности для их качественной подготовки не могли за этим бурным ростом поспевать? И, наконец, самое главное, — священство в советский период было крайне малочисленной и угнетаемой группой, а не крепким сословием, как прежде. Людей, получивших правильное церковное воспитание, было мало. Соответственно, в момент скачкообразного роста обнаружился недостаток носителей живой церковной традиции. Хороший священник — это ведь не просто парень, закончивший на пятерки семинарию. Без живого опыта церковной жизни, без годами прививаемых там навыков, стать достойным священником очень сложно — сказывается "советский менталитет" и секулярное воспитание… В данный момент налицо кадровое оздоровление. Священники, получающие сан сегодня, лучше подготовлены, почти все прошли через церковные послушания и воспитаны верующими родителями. На ряд епархий пришли молодые архиереи, сложившиеся как личности уже в постсоветский период…".

Иными словами: наше положение улучшается эволюционно, христианство и революция несовместимы. Не надо суетливой лихорадочной деятельности, не надо лозунгов наподобие "Решения Церкви — срочно в жизнь!" или "5-летний план госкрещения — в три года!", но требуется постоянное упорство, бодрость и энергия для преодоления поистине марафонской дистанции с множеством препятствий. Люди, которые занимаются и будут заниматься всем этим, должны утратить способность к восторженной экзальтации, но и не позволять себе унывать от сиюминутных разочарований.

Если государство не наше, то а) в него надо врастать любыми способами, делая его нашим; б) саботировать любые антиправославные проекты; в) любое гостворчество в политике и экономике будет игнорироваться: сеть занята достижением тех целей, которые представляются церковной иерархии и близкому ей интеллектуалитету правильными. Попросту говоря, любая администрация в России, вплоть до правительства, должна подчиняться в своей деятельности евангельским максимам и церковной традиции; иначе в нем нет необходимости. Православная сеть постепенно выдавит из страны все, что не станет к ней в дружественную позицию или не будет ею поглощено. Иначе говоря, произойдет все та же замена правящей элиты, только процесс этот займет больше времени и примет, возможно, болезненные формы.

Автору этих строк неоднократно приходилось слышать недоуменные вопросы: "Да к чему епископу лезть в политику? Служит архиерейскую службу, гоняет попов, чтоб не дремали, восстанавливает храмы, да и всё! Не тащите вы его в политику. Зачем?".

Полагаю, десятки миллионы православных ждут от Церкви активной общественной и политической деятельности. Что такое христианское общество? В конечном итоге, главной его целью является обеспечение каждому верующему наилучших условий для спасения души. И если развитие политической ситуации ведет к ухудшению этих условий, разве неестественным и неправильным для любого архиерея будет использование духовного авторитета и духовной власти для того, что повернуть негативный процесс вспять? Возможно, недостаток политической активности Церкви в 1917 г. явился одним из факторов страшной катастрофы и ужасающих потерь в среде самого духовенства! Почему быть Церкви аполитичной, безобидной, нейтральной? Чего ради? Зачем? И в Византии, и на Руси лучшая, наиболее честная и энергичная часть духовенства принимала самое активное участие в делах власти. Был ли аполитичен Св. Филипп, митрополит Московский, когда встал на пути опричнины? Был ли аполитичен Св. Алексий? Был ли аполитичен Св. Иосиф Волоцкий? Разве был аполитичен Св. Максим Грек? Св. Корнилий Псково-Печерский? Св. Гермоген патриарх Московский? Св. Иоанн Кронштадтский? Св. Тихон, патриарх Московский? Иоанн, митрополит Петербургский и Ладожский? Да и величайший православный богослов, Св. Григорий Палама, разве не ратовал за отстаивание интересов христианства на политической арене монашеством?

Как пишет православный публицист Кирилл Фролов, "…приходу должно быть дело до всего — до местного самоуправления, здравоохранения, архитектуры, общественной морали, молодежи". Остается добавить, что любая сколько-нибудь серьезная предпринимательская деятельность на местах также не должна уходить из поля зрения православной общины. Собственно, свод нравственных правил, которыми следует руководствоваться православному предпринимателю в наше время, уже существует.

Итак, фундамент для возведения величественного здания Русской цивилизации еще не вполне прочен. И теми, кто хочет сделать его несокрушимым, одно правило должно быть усвоено прочно: больше православия!

Что означает "самостоятельная цивилизация"? Это, прежде всего, предполагает натуральное хозяйство в макромасштабе. Иными словами, цивилизация производит все жизненно необходимое самостоятельно и, теоретически, в случае форс-мажорной ситуации (например, острого конфликта с соседями) способна на 100 % отказаться от импорта и выжить. В режиме повседневности она, разумеется, практикует внешнюю торговлю и постоянный информационный обмен с другими цивилизациями.

Но!

Даже если с помощью обменных операций дешевле и выгоднее приобретать целый ряд насущно необходимых видов промышленной (интеллектуальной) продукции, правящая элита цивилизации, столичный административный балверк обязаны позаботиться о наличии резервных, "заменяющих" производственных мощностей и технологий по каждому виду. Иными словами, например, для обеспеченного будущего России необходимо обзавестись комбинатами по выпуску отечественного электронного "железа", а центры, ранее существовавшие, но устаревшие и фактически к настоящему моменту заброшенные, модернизировать.

Самодостаточность далеко не равнозначна изоляционизму. Конечно, в период ломки современных общественных структур придется на время установить режим изоляции от деструктивных политтехнологий и социокультурных информпакетов "троянского" содержания. Это будет сопровождаться одновременным ограничением на продажи зарубежным инвесторам акций, позволяющих контролировать работу предприятий, относящихся к отечественныи стратегически важным отраслям в промышленности, связи, транспорте, средствах массовой коммуникации (ограничения на вывоз стратегически важного сырья и золотовалютных активов требуют обсуждения, но совершенно исключить необходимость их введения невозможно). Однако смысл цивилизационной самодостаточности состоит отнюдь не в том, чтобы огородиться от всего мира каменным забором в версту высотой, а в том, чтобы запастись всем необходимым для сложных и непредвиденных ситуаций.

В фокусе внимания МИД грядущей России-цивилизации должны быть прежде всего места компактного проживания православных христиан и христиан близких конфессий (например, монофизитов-армян.). Их интересы как интересы единоверцев должны рассматриваться в качестве приоритетных. Россия-цивилизация поддерживает в экономическом, культурном и политическом отношении греков, сербов, болгар, украинцев, белорусов, а также все малые общины. Если их насущные потребности вступают в противоречие с политическим курсом их правительств, платформа соответствующих правительств всегда и неизменно менее важна для России-цивилизации. В свою очередь, Россия настоятельно требует поддержки во всех видах деятельности от каждого человека, принадлежащего к восточнохристианскому миру.

Стержнем внешнеполитической деятельности России-цивилизации должно стать православное миссионерство, самая активная культурная экспансия. По словам того же Кирилла Фролова, стране требуется "экспорт православия" и в первую очередь нужен "Вестерникум" для Запада, "…богословские факультеты и кафедры в Университете Патриса Лумумбы для Африки, в ИСАА и Институте Востоковедения — для Китая и стран АТР". Все это — при самой активной финансово-кадровой поддержке правительства.

Россия-цивилизация не является политическим субъектом, ведущим регионы постсоветского пространства к торжеству либерально-демократических или коммунистических ценностей. Она может использовать элементы либерализма, социализма или демократии, если интерес чисто прагматического свойства сделает их полезными. Россия-цивилизация безусловно берет на себя первенство в формировании Восточнохристианской цивилизационной общности, политический строй которой может быть откорректирован в будущем. Россия-цивилизация должна взять на себя миссию христианского просвещения инославных, иноверных и безбожных этнических общностей всего мира. Россия-цивилизация принимает роль политического сеньора по отношению ко всем православным народам, сеньора требовательного и милостивого.

По разным версиям, в России от 12 до 20% населения иноконфессионально по отношению к православию (старообрядцы в это число не включаем). Это католики, протестанты, мусульмане, иудаисты, буддисты, индуисты, огнепоклонники, представители первобытных языческих верований, а также сторонники вероучений Нового времени. Они не представляют никакого единства, но пребывают в культурных пространствах, отличных от православного. Помимо этого, в стране живут миллионы принципиальных атеистов, антитеистов и обычных бытовых безбожников. Какова судьба этих людей в рамках Русской цивилизации?

Все общины сохраняют конфессиональную независимость и возможности культурного развития в том направлении, которое представляется каждой из них оптимальным. Им позволительно иметь собственные этнокультурные иерархии. Они подчиняются государственным законам на общем основании. Но выдвижение их представителей на высокие посты в политическом менеджменте, в суде или армии может происходить только в виде исключения, например, в силу очевидных заслуг перед Россией, оказанных стране на низших ступенях военно-политической лестницы. Некоторые должности не могут быть ими заняты ни при каких обстоятельствах. Вряд ли позволительно занятие высших выборных постов кандидатами, которые не получили благословение духовной иерархии, выходя на выборы.

К доминирующей, восточнохристианской общине может присоединиться представитель любой этнической общности: хоть татарин, хоть еврей, хоть таджик: "нет ни эллина, ни иудея…". Очевидно, крещение не должно быть ультимативным требованием. Достаточно сознательной принадлежности к пространству православной культуры, знания русского языка и преданности стране, включая готовность с оружием в руках сражаться за нее, если потребуется. Собственно, "русскость", т.е. четкая национальная идентификация, и будет определяться принадлежностью к названной общине. Можно ли назвать это культурным национализмом или, иными словами, "национализмом почвы"? Да. Есть ли здесь национализм "крови"? Нет и быть не может: имперское политическое устройство России-цивилизации (а иного не предлагал пока никто из "новых консерваторов") по определению предполагает полиэтничность социума и внутренний мир.

Россия должна стать Русской православной цивилизацией, при том, что русским сможет стать представитель любой национальности при соблюдении определенных условий.