Кабардино-Балкарская республика, еще вчера считавшаяся "оазисом мира" в неспокойном Северо-Кавказском регионе, буквально на глазах превращается в очередную площадку для политических акций сторонников радикального ислама. В официальных заявлениях их называют "ваххабитами". Сегодня среди экспертов нет единого мнения по поводу того, кто является организатором недавнего захвата жилого дома в Нальчике. Среди "авторов" этой акции называются и балкарский джамаат "Ярмук", и "Третий джамаат Карачаево-Черкесии". Однако и "Ярмук", и "Третий джамаат" — это идеологические братья-близнецы. Свои действия они квалифицируют как борьбу за "обновленный ислам", ислам "молящийся", противостоящий исламу "похоронному". Укоренение "ваххабизма" в Кабардино-Балкарии (только по официальным данным МВД КБР в республике насчитывается около 400 сторонников этого направления ислама) — объективно необходимый повод для серьезного обстоятельного обсуждения этого религиозно-политического явления.
"Ваххабиация" постсоветской истории Кавказа является одним из главных звеньев официальной версии кавказской этнополитики. В соответствие с ней, "вызовы" стабильности и безопаности региона носят не внутренний, а внешний характер. В качестве идеологического оружия внешней экспансии на Кавказе выступает ваххабизм, а ваххабиты представляются в качестве своеобразных "агентов" влияния иностранных держав. "Покровителями" ваххабитов называют чаще всего Саудовскую Аравию и Пакистан, а также "традиционных" геополитических соперников России — Великобританию и США. К данной системе взглядов даже присматриваться тщательно не нужно, чтобы увидеть слегка видоизмененную концепцию борьбы с "мировым империализмом". Согласно официальной схеме, с помощью идей радикального (или "чистого") ислама с "пути истинного" оказались сбиты чеченцы, ингуши, аварцы, карачаевцы, балкарцы и представители других народов Юга России. Именно ваххабизм стал знаменем террористических актов, направленных на отделение от Российского государства "кусков пожирнее". Наиболее последовательно подобных взглядов придерживаются представители так называемого "традиционного ислама", организационно объединенные в Духовные управления мусульман (ДУМ) различных субъектов федерации.
Мотивация "официальных мусульман" понятна. С распадом СССР и крахом коммунистической идеологии перед ними открывалась возможность заполнить образовавшийся идейно-политический вакуум в умах и душах советских граждан, обратившихся к духовному наследию предков. По словам ведущего эксперта по изучению ислама в Дагестане Загира Арухова, "ожидалось, что тотальность исламской системы регуляции, ограниченность ислама как социокультурной системы, гибкое взаимодействие с государственной властью — все это даст исламу важные преимущества в условиях социополитической перестройки общества". Однако у традиционного ислама (на Кавказе это суфийский ислам, в котором коранические установки тесно переплетены с этническими традициями) сразу же появился конкурент — ислам "обновленческий".
В теологических спорах официальные (традиционные) исламские структуры конкуренцию выдерживали (и выдерживают) с трудом. По справедливому замечанию российского эксперта Ахмета Ярлыкапова, "не имея образованных служителей культа, лишенные возможности общаться с единоверцами и получать от них информацию, к 1970-1980-м годам советские мусульмане создали особую локальную форму ислама. Ее особенность — обилие неисламских по происхождению норм и многочисленные нарушения установившегося порядка отправления собственно исламских обрядов". В особенности эта проблема касалась Кавказского региона, в котором в советский период была фактически утрачена сеть исламских образовательных учреждений. "Традиционных" мусульман и их духовных лидеров стала критиковать молодая поросль, включая и тех, кто получил религиозное образование за рубежом. По данным Муссы Мукожева (одного из лидеров "ваххабитов" Кабардино-Балкарии), за последние 15 лет 95% мусульман КБР потеряли доверие к лидерам "традиционного ислама". Из этого вовсе не следует, что эти 95% стали сторонниками "ваххабизма". Речь о другой серьезной для Кавказского региона проблеме — разрыве между населением и официальными структурами (включая и Духовное управление мусульман, лояльное власти). По словам известного российского этнополитолога Рамазана Абдулатипова, "власть и народ чаще всего встречаются на похоронах". К сожалению, представители официального ислама зачастую оказывались заинтересованными не в повышении собственной богословской квалификации, а в "долевом участии" в приватизации власти на местах.
Среди обновленцев не последнюю роль играли и "ваххабиты". "Ваххабиты" — не самоназвание сторонников одной из наиболее политически радикальных версий ислама. Это слово образовано от имени основателя религиозно-политического движения Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба (1703-1792 гг.). Следует отметить, что последователи Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба никогда не называли себя "ваххабитами". Идентифицировать себя с именем одного человека означало бы для них впасть в грех идолопоклонства. Они именовали себя единобожниками ("муваххидун") или приверженцами первоначального (чистого) ислама, "идущими по пути предшественников" ("салафийун").
В деятельности современных ваххабитов, безусловно, присутствует экстремизм. Как правило, ваххабиты являются организаторами и исполнителями терактов. Именно они создали "отдельную исламскую территорию" в Дагестане в 1998-1999 гг. (Кадарская зона). Они стали движущей силой нападений на российские воинские части в Буйнакске и басаевского рейда на Дагестан летом 1999 г. С их деятельностью связана серия терактов в Кабардино-Балкарии. Однако было бы верхом неграмотности связывать возникновение того же чеченского сепаратизма с ваххабизмом или объяснять происхождение последнего одними лишь кознями иноземных противников России. Напомним, что отец-основатель независимой Ичкерии никак не ассоциировал себя с ваххабизмом. Напротив, он принадлежал к "традиционному" суфийскому ордену (тарикату) Кадирийа. К этому же тарикату принадлежал и такой известный оппонент ваххабитов, как Ахмад Кадыров. Однако это не помешало ему в 1995 г. объявить джихад России. Вообще же, суфийские религиозные авторитеты (то есть "традиционалисты") немало сделали для утверждения сепаратистских, исламистских и антироссийских настроений в Чечне. С ваххабитами не был связан и третий глава непризнанной Ичкерии Аслан Масхадов. Напротив он вел с ними вооруженную борьбу. Что же касается Шамиля Басаева, то его "ваххабизм" проявился только в середине 1990-х гг. С деятельностью ваххабитов не был связан и целый ряд межэтнических конфликтов и терактов в Дагестане в начале-середине 1990-х гг. Напротив, известны случаи, когда сторонники ваххабизма ("салафийи") выступали за лояльность Российскому государству. Эта позиция является основополагающей для такого видного ваххабитского идеолога как Ангута Омаров (Аюб Астраханский), приверженцы которого проживают в одноименной области Нижнего Поволжья.
Таким образом, конфликтность на Кавказе и на Юге России в целом далеко не всегда предопределена религиозным фактором. Кавказ представляет из себя кипящий котел межэтнических и межконфессиональных противоречий, и ваххабизм является лишь одной из проблем. Будучи проектом религиозным и надэтническим, ваххабизм ничего общего не имеет с светской этнократией, представляющей не меньший урон российским интересам. Между тем, представили "официального ислама" не только ни разу не осудили сформировавшиеся в 1990-е гг. партикуляристские клановые режимы кавказских республик, но и активно идеологически окормляли их.
И, пожалуй, самое важное. Сегодняшняя борьба с ваххабизом — это противостояние не причинам, а следствиям болезни. Идеи "чистого ислама" как "третьего пути", альтернативного коммунизму и либеральной демократии, находят массовую поддержку у жителей Кавказа. В этом смысле они самые что ни на есть внутренние, а не занесенные извне. Безработица при высоких темпах рождаемости и плотности населения, социальная необустроенность, закрытость власти подпитывают исламских радикалов. Их сила возрастает из-за слабой инкорпорированности жителей региона в общероссийские социальные процессы. Распространение ваххабизма облегчается и благодаря деятельности представителей "официального ислама". Лидеры Духовных управлений мусульман также нетранспарентны, как и региональные власти. Они не готовы к серьезным теологическим диспутам, ежедневной работе с паствой. Их помыслы направлены на удержание власти при поддержке государственных институтов РФ. Но является ли безусловная поддержка "официальных мусульман" только на основании их внешне пророссийских деклараций стратегически правильным курсом? Ни для кого ведь не секрет, что зачастую под маркой "борьбы с ваххабизмом" руководители ДУМ дискредитируют любые попытки обновленчества, сам процесс модернизации ислама, а строптивых проповедников записывают одним росчерком пера в "ваххабиты" и "террористы". Мягко говоря, не совсем однозначны и призывы многих "традиционалистов" к неправовым формам противодействия ваххабизму. Готова ли российская власть делегировать часть своих эксклюзивных полномочий по противодействию экстремизму одной из "своих" конфессий?
Борьба с ваххабизмом как стратегический курс выгодна лидерам Духовных управлений мусульман. Но насколько Российское государство должно сегодня отождествлять свои интересы исключительно с "традиционным исламом"? Приверженность этому направлению вовсе не гарантирует автоматически пророссийскость. Тем паче, что Россия является светским государством. Было бы хорошо, если бы господдерджка "нашего ислама" сопровождалась выдвижением определенных условий к его лидерам — таких, как религиозная модернизация и организация диалога с умеренными "обновленцами". Однако признаков такой условной поддержки со стороны официальной власти не видно. Абсолютное потакание "исламской элите" (если угодно, своеобразной религиозной "партии власти") чревато реальной массовой "ваххабизацией" всего Кавказа (а затем и Поволжья). Политика господдержки "нашего ислама" приведет к еще большей теологической и социальной замкнутости "традиционалистов", еще большей их "аристократизации" и отрыву от массы верующих.
В известном смысле, огосударствленный "традиционный ислам" начала XXI в. может повторить судьбу огосударствленного православия начала ХХ в. И в первом, и во втором случаях конфессиональное объединение, ассоциированное с государством, принимает на себя и все грехи государства-покровителя. При реализации сценария по дальнейшему "огосударствлению" "традиционного ислама" его оппоненты получают в руки такой мощный ресурс как эгалитаризм (борьба с привилегиями). В итоге — делегитимация "традиционного ислама", превращенного в "номенклатурную" конфессию господ. Принимая во внимания популярность эгалитаристских настроений на Кавказе нетрудно прогнозировать рост исламского радикализма, включая и ваххабизм.
Выход у российской власти — один. Светскому государству необходимо реагировать не на религиозные ярлыки, а на политическую сущность того или иного социального явления. Не дело властей разбираться, что предпочтительнее для правоверного мусульманина — почитать духовных наставников и поклоняться святым местам или бороться с пережитками "языческого" поклонения могилам. Дело государства — вовремя пресекать террористические акты, жестко и если потребуется, то жестоко противодействовать ксенофобии и радикализму, от кого бы они ни исходили. В данном случае речь идет о соблюдении пресловутой равноудаленности. В частности, без нормального диалога с умеренными и вменяемыми сторонниками "обновленческого ислама", а также без внутриисламского диалога на Кавказе проблема религиозного экстремизма нескоро исчезнет из российской повестки дня.
