АПН: Сегодня годовщина расстрела Белого дома войсками, лояльными президенту Ельцину. По вашему мнению, какие уроки может извлечь Россия путинская из истории России ельцинской?
Виктор Милитарев, вице-президент Института национальной стратегии:
Расстрел Белого дома — одно из самых отвратительных событий в российской истории XX века, сопоставимое по своей гнусности разве что с расстрелом августейшей семьи в 1918 году. Основной урок госпереворота 1993 года один — в "черном октябре" при аплодисментах активного меньшинства и попустительстве подавляющего большинства нашего народа были растоптаны российская демократия, правовое государство, политическая активность народа и возможность осуществления социальной справедливости в России. Если мы желаем восстановления в нашей стране этих институтов, мы должны исправить последствия совершенного преступления через наказание преступников и покаяние виновных.
Что же произошло в 1993 году? В январе 1992 года под овации Верховного совета Ельцин получил на год чрезвычайные полномочия, предназначенные для осуществления экономической реформы. Уже через полтора-два квартала стало ясно, что реформы проводятся либо непрофессионально, либо вредительски, и ведут страну к социально-экономической катастрофе.
Первым это увидело парламентское большинство Верховного совета. В течение полутора-двух лет депутаты требовали от Ельцина двух вещей — изменить курс экономических реформ и отчитаться перед парламентом за использование временных чрезвычайных полномочий. В ответ Ельцин развязал информационную войну против парламента. Это был первый в новейшей российской истории опыт массированного использования грязных, очерняющих, дискредитирующих пиар-технологий. Парламентское большинство состояло из трех категорий депутатов. Из коммунистов реформаторского толка, из демократов, разочаровавшихся в Ельцине, из весьма умеренных националистов. При этом большинство противников Ельцина были сторонниками скорее либеральных, чем социал-демократических взглядов на экономику. Их оппозиция к Ельцину была обусловлена двумя вещами: уверенностью в том, что гайдаровско-ельцинские реформы ведут страны в пропасть вместе с запоздалым пониманием того, что Ельцин по личностным качествам оказался безответственным и хамоватым тираном. Ельцинские же политтехнологи представили парламентское большинство сборищем бесноватых экстремистов-маргиналов — союзом кровожадных сталинистов с не менее кровожадными фашистами. И я до сих пор оскорблен на мой народ за то, что большинство моих соотечественников позволило себе преступную безответственность, поверив этой грязной и подлой клевете.
Основной целью Ельцина было сохранение чрезвычайных полномочий на постоянной основе. Видимо, это было нужно ему, с одной стороны, чтобы обезопасить себя и свое окружение от ответственности за преступления и ошибки, с другой стороны — чрезвычайные полномочия ему были нужны как гарантии безопасности при совершении его будущих преступных деяний, таких как залоговые аукционы.
Пока у Ельцина была уверенность, что он может выбить у депутатов согласие на продление чрезвычайных полномочий, он использовал против Верховного совета только средства информационной войны. Но после того как Верховный совет забаллотировал закон Шахрая о правительстве, явившийся предтечей ныне действующей сверхпрезидентской конституции 1993, Ельцин принял решение перейти от информационной войны к войне гражданской.
Победе Ельцина способствовал целый ряд обстоятельств.
Во-первых, руководство Верховного совета категорически отказывалось от симметричного пропагандистского ответа. До сих пор помню свои беседы с руководителями ВС, в которых они на мои предложения ответить на пиар пиаром категорически отказывались, мотивируя это тем, что мы законно избранные депутаты, а не политические проститутки, и наше дело — издавать законы, а не заниматься грязной пропагандой.
Второй причиной поражения Верховного совета была чрезвычайная подлость и беспринципность российского высшего чиновничества, в особенности региональных властей. Возникает такое впечатление, что в течение всего 1992–1993 года, как и до того, во время конфликта между Ельциным и Горбачевым, эти люди как будто бы проводили невидимый референдум, в котором делали ставку на сильнейшего. И после того, как по видимым только им павианьи-зоопсихологическим признакам они определили, что сильнейшим является Ельцин, им было уже глубоко наплевать и на Конституцию и на действующие законы и на народ и на социальную справедливость.
Третьей причиной поражения Верховного совета было предательство интеллигенции. Российская интеллигенция со своей зацикленностью на еврейском вопросе по одной ей известным, непонятным и неуловимым признакам решила, что Ельцин — юдофил, а депутатское большинство юдофобы и антисемиты. А уже после блестящей спецоперации то ли Коржакова, то ли Бобкова, по "подводке" Александра Петровича Баркашова с его РНЕ к зданию осажденного Верховного совета, столичная интеллигенция решила твердо — люди, способные находиться на одном гектаре с теми, кто злобно, а возможно и несправедливо ругает евреев, — враги. И для победы над такими врагами годятся любые средства, включая попрание Конституции и законом посредством государственного переворота.
Полагаю, что второй причиной предательства интеллигенции была ее приверженность радикально-сектантской версии либерализма. Умеренные экономические взгляды парламентского большинства должны были казаться этим людям чем-то типа экономического коммунизма Госплана.
Но самой важной чертой, приведшей к поражению Верховного совета, была пассивность и попустительство большинства нашего народа. До сих пор помню все те гнусности, которые мне приходилось слышать в течение 1992–1993 года от так называемых "простых людей". Чего только они не говорили. "Верховный совет повышает нам пенсию. Что делают эти безумцы, ведь это приведет к гиперинфляции!", "Ельцин — это нормальный мужик, а эти твои депутаты — придурки" (замечу, что ненависть к депутатам и парламенту как институту возникла у наших соотечественников не после того, как ельцинско-путинские власти превратили парламент в оперетку, а гораздо раньше), "Ты что, за Руцкого с Хасбулатовым, что ли?", "У вас в Москве паны дерутся. А нам какое дело?". К счастью, на сегодняшний день большинство из тех людей, которые позволяли себе 12 лет назад изрекать эти дурнопахнущие гнусности, давно уже убедились в своей ошибке. Однако со свойственной многим нашим соотечественникам застенчивостью, почти никто из тех, кто в 1992–1993 году подержал ельцинскую банду, не сделал главного, не покаялся.
Последствия коллективной вины большинства нашего народа до сих пор довлеют над нами. Прежде всего, это касается вопроса о легитимности власти, возникшей после 1993 года. Ельцинско-жириновскую конституцию 1993 года нужно отменить не потому, что она была принята, судя по всему, с серьезными подтасовками и нарушениями закона, а потому что она была протащена узурпатором и тираном, совершившим государственный переворот. То же касается и всех ныне действующих институтов власти. Страна нуждается в Учредительном собрании хотя бы для того, чтобы загладить последствия ельцинского беззакония. С другой стороны, если мы не покаемся в былой поддержке ельцинских преступлений или хотя бы в трусливом или равнодушном попустительстве этим преступлениям, то мы никогда не сможем стать снова свободными людьми, способными учредить новую русскую государственность, отобрать награбленное у тех грабителей-олигархов, которым узурпатор за откат роздал наше общенародное достояние, способными сделать главное — вернуть эту землю себе.