Сегодня, спустя 60 лет после Победы в величайшей из войн истории человечества, мы по-прежнему не знаем, кто, собственно, победил. Кто же одержал победу, как в Великой Отечественной, так и во 2-ой Мировой войне? Официальная пропаганда микширует этот вопрос, трактуя его как победу России над Германией или как победу стран антигитлеровской коалиции.
Второй тезис ближе к истине, поскольку затрагивает вопрос о мировой политической конфигурации противоборствующих даже не стран и мировых интересов, а проектов. Но такая постановка проблемы игнорирует вопрос о том, чей вклад в победу оказался решающим.
Представляется, что неожиданно прав оказался Сергей Кургинян, который предлагает для ответа на этот вопрос о Победе вспомнить итоги Первой Мировой войны. В те годы еще не обрушившаяся монолитная Российская Империя, во главе с почитаемым самодержцем вступила в схватку с полупарламентской, раздираемой борьбой политических фракций кайзеровской Германией.
Россия имела тогда на своей стороне все преимущества традиционалистского устройства. Единую веру. Блестящее и мужественное офицерство, ходившее лично в штыковые атаки на немецкие батареи. Ходившее не сгибаясь, в полный рост, не вынимая сигар изо рта: одной этой удалью без единого выстрела русские офицеры брали неприятельские батареи. С началом войны страну охватил невиданный патриотический подъем: социальные конфликты ушли в тень.
Германия, вялая и неотмоблизованная, воевала на два фронта, причем русский фронт был, при всей своей массовости, второстепенным. Основные события и основная напряженность боев была, все же, на Западе.
На стороне России в Первой Мировой войны с самого начала сражались ведущие страны мира. Но Россия уже к 16 году явно проигрывала войну и вскоре бесславно ее проиграла. Списывать это на то, что войска были распропагандированы небольшой (в 25 тысяч человек) партией большевиков - это потрясающая наивность. Или непонимание сути происходивших процессов. Известно, что большевики, имея активную поддержку среди рабочих, практически, до 17 года, не имели значимой поддержки в среде крестьянства.
Может кто-нибудь представить себе, чтобы власовцам удалось распропагандировать в 40-е годы Красную Армию? Или вообразить успехи геббельсолвской пропаганды, увлекающие массы идеей повернуть штыки против Сталина? Попробовал бы кто заняться в войсках такой агитацией — сами солдаты не довели бы агитатора до Особого отдела…
На просторах исторической России проходит всего 20 лет. Да, Царь расстрелян. Почти все колокола разбиты. Православные церкви, в массе своей закрыты и снесены. Священники сосланы. Белое офицерство порублено красными шашками. Красное командирство — в значительной степени расстреляно своими же. Советская страна не готова к войне, не смотря на все предыдущие титанические усилия. Нашей промышленности как воздух нехватало от полугода до двух лет для военной перестройки.
Но посмотрите, что случилось на Восточном фронте. Советский Союз один держит огромный фронт против совсем другой Германии. Против государства — корпорации, которая вооружена нацистской идеологией. Против идеальной машины, что отмобилизовала германский и прочий европейский народ — одним приказом гонит на фронт испанцев и румын, итальянцев и венгров. Эти организационная сила сконцентрировала в своих руках промышленные ресурсы всей Европы. Понятно, почему немцы боготворили фюрера. На стороне Гитлера не только коренные народы Европы - с ним почти миллионная власовская армия россиян — это, фактически, численность Квантунской армии Японии.
Ни один из будущих западных союзников не оказал Германии достойного сопротивления. Армии Запада были бесславно рассеяны железным натиском вермахта. Но с первых дней войны на Востоке вермахт терпит неудачи. В пропагандисткую привычку вошло говорить о неудачах Красной Армии в 41 году. Казалось бы — все верно. Были колонны пленных советских солдат и страшные потери. Была сожжена основная часть авиации и большая часть бронетехники. Потери промышленности и населения — неописуемы. Враг доходит до Москвы, а в 42 году и до Сталинграда. Пал символ славянства — Киев и блокирован город трех революций — Ленинград.
Но не под Москвой и Сталинградом была решена судьба войны. Ее в первые две недели боев решила истекающая кровью Красная Армия. Без танков и авиации, с потерянной артиллерией, с одними устаревшими трехлинейками и гранатами она в эти две недели день за днем выбивает у Германии потенциал возможной победы. Каждый день вермахт теряет больше техники и живой силы, чем он мог себе позволить, каждый день он теряет темп наступления, продвигается на меньшее число километров, нежели ему было предписано планами наступления. На принципиальном уровне — война была проиграна Германией в первые две недели.
Вторая Мировая война не была войной наций и держав. Она была борьбой мировых проектов. Четыре основные мировые идеологии: коммунизм (СССР), либерализм (США), консерватизм (Великобритания) и национал-социализм (Германия) вступили в схватку по вопросу о проектном видении будущего мира. Великая Отечественная война советского народа была не просто основным военным событием Мировой войны. Она была ее принципиально качественной составляющей, включением коммунистического проекта в это соперничество. Именно она определила общую проектную составляющую противоборства.
Вторая мировая война шла в конфигурации союза либерализм, коммунизма и примкнувшего к ним консерватизма против общей проектной угрозы — накаленного традиционализма в лице германского нацизма. Сами по себе либерализм и консерватизм были не в силах выиграть эту борьбу, что и показали события 39-41 годов. Дело в том, что они олицетворяли статус-кво, олицетворяли привычный и комфортный для них мир, были мало способны к мобилизации. Германия противопоставила им видение будущего, противопоставила свое видение модернизации в виде контрмодерна.
Из сил, выступивших против него, выступивших на защиту мира модерна, прогресса и всего вектора Возрождения и Просвещения, лишь коммунизм обладал своим, альтернативным нацизму видением фронтира, будущего мира, в котором было место не только привычному комфорту, но и подвигу, миру человека, у которого есть ценности большие, чем биологическая жизнь отдельного человека.
Националистический проект контрмодерна проиграл коммунистическому проекту сверхмодерна. Проиграл не только в военном, техническом и экономическом плане, но, в первую очередь, в проектном и мотивационном плане. Проиграл, в конечном счете, на функциональном уровне.
Гитлеризм дал своим сторонникам сильную идею. Он говорил: "Германия превыше всего! Миру предназначено служить Германии. Она установит новый порядок, и только она достойна возглавить мир. Место остальных — служить Германии, быть ее рабами". Поэтому, даже побеждая, он множил число своих противников. Даже те его сторонники в других странах, которые в принципе с симпатией относились к фашизму, на определенном этапе сталкивались с тем, что их место в этом порядке — в лучшем случае место капо при победителях.
Коммунизм дал своим сторонникам иную идею. Он сказал: "Мы предлагаем всем — свободу и справедливость! Свобода мира и справедливость для всех — превыше всего. Советский Союз — не новый господин, а освободитель. Не мир для него, а он — для мира. Место остальных — быть хозяевами своей судьбы, а место СССР — служить человечеству".
Можно конечно говорить о том, что Советский Союз имел в виду и предложить миру этот новый порядок свободы и справедливости, и намеревался, вполне искренне, научить мир правильно пользоваться этой свободой и установить справедливость в соответствии со своим пониманием.
Но Германия предлагала человечеству закрытую систему, СССР — открытую. Поэтому Германия множила своими победами своих противников, а СССР, даже своими поражениями множил число своих сторонников. Гитлеризм говорил своим солдатам: "Идите и убивайте! Вы будете господами. Вы получите ферму на Украине и славянские недочеловеки будут работать на вас и служить вам". Функционально — это сильная идея. Она обещала тем, кто принимал ее, славу, процветание и счастье. Но в ней была очень серьезная слабость. Она обещала только то, что можно использовать при жизни. За нее можно убивать, но за нее нельзя умирать: ферма не достанется.
Коммунизм говорил своим солдатам: "Идите и защищайте! Вы будете спасителями своей страны и всего мира. За вами — первая в истории победившая революция рабочих и крестьян, за вами — первое в мире государство трудящихся, за вами — верность делу ваших отцов, впервые в истории свергнувших гнет эксплуататоров и давших шанс на создание царства справедливости. Очень может быть, что в этой борьбе вы умрете — но умрете Спасителями мира".
Какие бы споры сегодня ни шли о степени утопичности и обоснованности этой идеи — функционально она была сильнее. Она обещала своим сторонникам то, что было больше жизни. За нее можно было умирать. По сути, коммунизм нес в себе один из древнейших постулатов героического гуманизма: "Смертью смерть поправ!"
Он нес то, чего не было в германском национализме и тем более в уже лишенных героики и мобилизации либерализме и консерватизме. Поэтому, по сути, итогом Второй Мировой войны стало утверждение миропорядка, который, на како-то время сошелся в признании прогрессистских ценностей: веры в человека, веры в его разум, признание антропологического оптимизма, ценности истории и веры в прогресс. Даже холодная война, по сути, велась не за или против этих ценностей, а по вопросу о том, как понимать и реализовывать их.
Сегодняшний мир — это уже другой мир. Если Потсдамская реальность была реальностью борьбы внутри прогрессистских тенденций, то мировая катастрофа поражения Советского Союза вновь поставила в повестку дня вопрос о развилке: прогрессизм, олицетворяемый сегодня вялым и не способным на подвиг либерализмом, или традиционализм, олицетворяемый занявшим место гитлеризма фундаменталистским исламом.
Человечество оказалось отброшено к историческому выбору первой половины 20 века. Только без уникальной возможности призвать на защиту гуманизма и прогресса коммунистический Советский Союз.
