Сергей Гуриев [экономист; внесён Минюстом в список иностранных агентов]
говорит, что абсолютные монархии - это диктатуры. Такое утверждение тяжело принять, причём сразу с двух довольно разных точек зрения. Во-первых, оно ликвидирует тот отрицательный смысл, который нынче усматривается в слове "диктатура": получается, что 99% процентов человеческой истории прошли под гнётом "плохого правления", и такой же процент мирового культурного наследия создан при диктатурах же - и отсюда мы приходим либо к полному нигилизму, отрицанию прошлого, либо, скорее, к противоположному выводу, что диктатура - это, пожалуй, хорошо и нормально, ведь не может же человеческая история быть сплошным мраком. Во-вторых, он позабыл, что диктатура - это по своему происхождению все-таки республиканский институт, предусмотренный для чрезвычайных ситуаций. Республиканский!
Возможно, тут играет роль мышление экономиста, привыкшего к жёстким и внеисторическим категоризациям, тогда как полнота власти в традиционном обществе и такая же на первый взгляд полнота в обществе массовом создают совершенно разные явления и последствия. Не говорю уже о многих несообразностях, которые подобное прямолинейное мышление порождает: например, получается, что Франц-Иосиф первые 20 лет своего царствования сидел на троне в качестве диктатора, а потом ещё полвека просто сидел на троне, но уже не как диктатор. Выходит довольно странная картинка, если не сказать комичная. Абсолютная монархия потому и не является диктатурой, что вполне заурядным образом переходит в монархию конституционную при сохранении всех своих атрибутов и символов, начиная с правящего лица. А где вы видели диктатора, который бы спокойно продолжал править, перестав быть диктатором?.. И, конечно, Людовик 14-й никогда не говорил: "Государство - это я".
Установив, что абсолютная монархия не есть диктатура, двинемся дальше. Имеется гораздо более трудный вопрос: совместим ли абсолютизм с верховенством права. Типичный либеральный ответ - отрицательный. С точки зрения стандартного либерала, абсолютизм не может не чинить произвол ("абсолютная власть развращает абсолютно", и т.д.).
Тут, однако, возникает сомнение, всех ли она развращает, всегда ли, а если да, то до какой именно степени. Ведь из истории мы знаем - это совсем не трудно заметить, - что степень произвола, чинимого абсолютными монархами, сильно варьировала от страны к стране и от одной эпохи к другой. Чем же объяснить эти вариации? Личными особенностями монархов? Вряд ли это будет достаточным объяснением. Я люблю по разным поводам рассказывать эпизод из жизни Государственного Совета Российской Империи, относящийся к 1887 году. Профессор Фёдор Мартенс навлёк на себя сильный гнев Александра III своим меморандумом, которым сорвал гладкое прохождение в Государственном Совете законопроекта о возможности закрытого суда над политическими преступниками (суда, уже ставшего обыкновенной вещью в современных либеральных демократиях, но для самодержавной империи бывшего все же в новинку). Узнав о "демарше Мартенса", государь стучал по столу кулаками и говорил, что никогда в жизни ещё так не сердился. Однако ни малейших последствий гнев самодержца для самого Мартенса не имел - он сохранил после этого всё: жалованье, карьеру, ордена и проч. Даже с государем вскоре встречался как ни в чём не бывало. А что было бы с таким незадачливым экспертом в условиях самодержавия 16-го или даже 18-го века? При Иване Грозном его просто казнили бы без суда, при императрице Анне - отправили бы в Сибирь. Зато при "крутом" Александре III он даже не испугался как следует. Хотя форма правления была всё та же - самодержавная. Все вокруг, однако, прекрасно понимали, что времена Малюты Скуратова или Бирона давным-давно прошли и ничего подобного ни гражданам, ни даже чиновникам уже не грозит.
Следовательно, произвол был обуздан без перемены формы правления. Изменения нравов - общественных представлений о должном и допустимом - оказалось достаточно, чтобы водворилось такое чувство безопасности и уверенности в своём положении, которое не всякий парламентаризм мог бы обеспечить. В словосочетании "просвещённый абсолютизм" слово "просвещённый" оказалось гораздо важнее "абсолютизма".
У нас в либеральных кругах, однако, парламентаризм считается непременным условием для "верховенства права". Недавно один коллега, учёный юрист, заметил мне, как бы предположительно, что с правом у нас всё было в порядке лишь с 1905 по 1917 год. Очевидно, он, как и многие, связывает "порядок в праве" с существованием Государственной Думы. Это очень типичное мнение. Не обсуждая сомнительные заслуги тогдашних Дум, особенно первых двух, радикально левых, от которых пришлось избавиться во имя спасения России, проведу некоторую параллель с Римом (кажется, в таком контексте её пока никто не проводил). Всем, и не только юристам, известно, что расцвет римского права приходится именно на эпоху Империи, а говоря прямо - на эпоху римского абсолютизма. Правовыми достижениями первых двух столетий Империи юристы вдохновляются до сих пор, это, бесспорно, краеугольный камень всей европейской правовой традиции. Между тем столь же бесспорно, что произвол тогда вершился легко. Даже если не доверять в полной мере Светонию (Жизнь двенадцати цезарей) и делить всё им сообщаемое на десять, то и тогда фактов произвола будет предостаточно. Просто вспомним, что два крупнейших юриста классической эпохи - Папиниан и Ульпиан - были убиты по политическим мотивам безо всякого суда и следствия. Тем не менее повсеместно считается, что Рим - это цивилизация права, а эпоха Папиниана, Ульпиана, их учеников Павла и Модестина — её зенит.
Что же касается нашей скромной России, то надо признать, что она, конечно, не Рим. Вместе с тем, никаких безумств римских цезарей за нашими просвещёнными абсолютистами не водилось. В нравственном отношении они были НАМНОГО ИХ ЛУЧШЕ, уважали законы НАМНОГО БОЛЬШЕ, произвола при них было НАМНОГО МЕНЬШЕ (большая редкость, если вообще). И всё равно, несмотря на это обстоятельство, говорить о расцвете права применительно к этим столь благополучным временам у нынешнего среднего российского интеллигента язык не повернется.
Вот как всё непросто и нелинейно с этим вопросом. Какой же будет итоговый вывод? Пожалуй, примерно такой: право - это идеология, совокупность идей; миром правят идеи: они живут в головах, а не в бумагах. Бумаги могут их только поддерживать или, быть может, распространять, но никак не создавать. Следовательно, верховенство права возникает только тогда, когда оно побеждает в умах. И это возможно при разных формах правления (причём ни одна из них такой победы не гарантирует).
