Я беседовала в соцсетях с женщиной, которая рассказывала о своей умной и образованной подруге (возможно, о себе самой: с незнакомыми людьми иногда легче говорить о себе в третьем лице), которая изучила массу литературы, достигла просветления, приняла ислам, вышла замуж за мусульманина и надела хиджаб. Весь этот рассказ должен был продемонстрировать мне, что ислам принимают умные образованные люди совершенно сознательно, а мусульманские женщины надевают платок совершенно добровольно.
В ответ я сказала своей собеседнице только одну вещь. Которая не произвела на неё большого впечатления. Я сказала: положим, ваша подруга надела платок совершенно добровольно. Но её дочери будет намного труднее его снять, если она того захочет.
В моём представлении это фундаментальный аргумент: да, мы порой делаем выбор добровольно и свободно, но в некоторых случаях наш собственный добровольный свободный личный выбор ложится на плечи наших детей, которые уже вовсе не свободны от него отказаться.
Я без энтузиазма слежу за дискуссией о никабе в России, потому что для меня остаётся вопрос хиджаба. Вопрос женщин, которые не могут снять платок, если они этого хотят. Или могут – с опасностью для своей жизни. Этот вопрос решить намного труднее – а мы ведь даже с никабом не можем разобраться.
Хотя здесь, на самом деле, всё просто. Никаб внушает страх. Он внушает страх по очень простой причине: видя фигуру в никабе, мы не знаем, мужчина это или женщина. Невозможность определить, мужчина перед нами или женщина, тревожит даже тогда, когда мы видим лицо человека. Просто вспомните, встречались ли вам люди, при взгляде на которых (даже на открытое лицо которых) их пол невозможно было определить. Это всегда смущает и тревожит: стирается базовое фундаментальное различие. То, что в некоторых западных странах это теперь поощряется и пропагандируется – да, я про заигрывания с «трансгендерностью» - кажется нам (слава богу) дикостью. И нет, я не уподобляю никаб этому дикому поветрию – я говорю лишь о сходстве впечатлений: мы смотрим на человека и не понимаем, кто перед нами. Мужчина или женщина. Молод(а) он(а) или стар(а). Вооружен(а) он(а) или нет. Всё это – тревожно. Я прохожу в метро, и меня охранник может попросить открыть рюкзак, даже несмотря на то, что там теоретически могут оказаться личные вещи, которые я бы не стала показывать чужим людям. А размотать эту закутанную фигуру охранник может попросить?
Поэтому то, что мы до сих пор не можем разобраться с никабом, и первый замглавы Госдумы по делам СНГ Виктор Водолацкий заявляет, что закон о запрете никаба в РФ примут лишь при поддержке во всех регионах, – это поразительно неловкий курьёз. Показывающий, как неповоротливо наше многонациональное судно. Всё-таки, поскольку в случае с никабом дело основывается на страхе, есть надежда, что эти препоны – столь же вязкие, сколь надуманные – в конце концов удастся преодолеть. С хиджабом не то – с хиджабом речь идёт о свободе, притом о свободе женщин. Свобода женщин слишком часто вызывает мерзкое хихиканье и непристойные домыслы. И тут надежды намного меньше.
