Цензура и самоцензура во время ковида. Исповедь врача неотложной помощи

Хотя сегодня я открыто критикую ковид-ортодоксию, я не всегда был таким. В начале пандемии я доверял "экспертам”. Я публично выступал за поддержку их политики, а иногда и за ещё более агрессивный подход. Как врач отделения неотложной помощи, я лично стал свидетелем большого количества смертей, вызванных ковидом. Я стал публично высказываться на эту тему, давал интервью журналистам, писал обзоры и публиковался в медицинских журналах.

Я верил, что более агрессивные меры спасут жизни. Интересно отметить, что каждый раз, когда я высказывал мнение, критикующее федеральные рекомендации как недостаточно агрессивные, я обнаруживал, что медицинские журналы и СМИ более чем охотно публикуют мои взгляды, даже в тех случаях, когда доказательства, подтверждающие мою позицию, были в лучшем случае сомнительными.

Но тогда факт-чекеры никогда не подвергали меня цензуре, не называли мои взгляды дезинформацией и публично не очерняли меня. Я легко публиковался в медицинских журналах и СМИ. А вот те люди, кто выступал за менее ограничительные меры, были помечены факт-чекерами как распространители дезинформации, подвергнуты цензуре и публично очернены как отрицатели ковида, противники масок и антиваксеры.

Однако вскоре настала моя очередь. Мой друг, учитель, попросил меня выступить против возобновления работы школы на общественных слушаниях в Луизиане летом 2020 года. Изначально я поддерживал закрытие школ, но к тому времени я был обеспокоен тем, что данные показали, что закрытие школ скорее вредит, чем приносит пользу детям и обществу в целом. Но я не высказывал своих взглядов ни на слушаниях, ни где-либо ещё. Я запрещал самому себе говорить. Я беспокоился, что у меня недостаточно данных, чтобы подкрепить свое мнение по этой теме, хотя ранее чувствовал себя комфортно, выступая за более агрессивную политику со значительно меньшим количеством доказательств.

Несколько месяцев спустя я предпринял исследование, чтобы выяснить загадочную закономерность распространения ковида в мире. Некоторые страны, по-видимому, страдали гораздо меньше, чем другие. Вместе с двумя другими учёными мы провели общемировой анализ. Наши результаты показали, что ограничительная политика может снизить бремя ковида в островных государствах. Однако для неостровных стран главными определяющими факторами были возраст населения и уровень ожирения. И тогда мы поняли, что политические решения не оказали большого влияния на темпы распространения в этих странах.

В этот момент я был вынужден прийти к выводу, что, вероятно, был неправ, выступая за более агрессивную политику в отношении США, которые не являются островным государством. Но я запретил себе говорить. Я сказал себе, что мне нужно больше данных, чтобы высказать такую радикальную позицию. Почему же я чувствовал себя комфортно, выступая за более агрессивную политику на основании неубедительных доказательств, но неудобно -- выступая против этой политики с более вескими доказательствами?..

..Когда вакцина Pfizer была одобрена FDA в декабре 2020 года, я полностью прочитал брифинг FDA и составил резюме для сайта врачей под названием TheNNT.com. В своём обзоре брифинга Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов Pfizer я обратил внимание на странно сформулированную часть, в которой они обсуждали "предполагаемые, но неподтверждённые” случаи ковида, которых насчитывались тысячи, что вызывало серьёзные вопросы об эффективности вакцины. Я связался по электронной почте с главным специалистом Байдена по вакцинам от ковида Дэвидом Кесслером. Кесслер заверил меня, что это не проблема, но не стал предоставлять данные. Это меня не успокоило. Получив отказ в предоставлении данных непосредственно от главного должностного лица, я решил, что проявил должную осмотрительность и был готов продолжить расследование.

Мое беспокойство заключалось в том, что переоценка эффективности может привести к более безрассудному поведению при ковиде, что впоследствии приведёт к увеличению передачи инфекции. Однако мне не удалось найти ничего опубликованного на эту тему в медицинских журналах или новостных обзорах. Это удивило меня по двум причинам: во-первых, до этого момента любое сообщение, в котором высказывались опасения по поводу усиления передачи вируса, немедленно привлекало внимание СМИ; и, во-вторых, другие учёные уже считали этот вопрос достаточно важным, чтобы привлечь к нему внимание высшего органа власти страны по борьбе с распространением вируса. Несмотря на эти неудачи, я продолжал писать статьи, в которых подчёркивалось отсутствие доказательств того, что вакцины снижают передачу инфекции, и высказывались опасения по поводу долговечности защиты, которую они обеспечивают. Я продолжал получать отказ за отказом в их публикации. Затем я связался с теми журналистами, которые звонили мне ранее во время пандемии. Сначала они проявляли интерес, но вскоре их энтузиазм улетучивался. Я начал терять надежду на то, что мне удастся успешно опубликовать статью в медицинском журнале или газете.

Это была моя первая встреча с барьером, препятствующим распространению идей, выходящих за пределы искажённого однонаправленного окна Овертона. Похоже, что ситуация изменилась настолько, что стало неприемлемым даже поднимать вопросы относительно безопасности и эффективности вакцин против ковида. Одним исключением, заслуживающим внимания, был доктор Питер Доши. Он смог опубликовать статьи на эти спорные темы в British Medical Journal, ведущем медицинском журнале, где он также был редактором. Однако именно его роль редактора в BMJ позволила ему обойти барьер; таким образом, он был исключением, подтверждающим правило.

Мой опыт врача научил меня тому, что новые лекарства часто не выполняют своих оптимистичных обещаний, и только позже мы узнаём, что они более вредны или менее полезны, чем предполагалось изначально. Тем не менее, помимо этой общей озабоченности в отношении всех новых лекарств, когда вакцины были впервые разрешены, у меня не было никаких особых опасений по поводу их безопасности. Мои опасения по поводу безопасности вакцины от ковида стали гораздо более конкретными в апреле 2021 года, когда было обнаружено, что спайк-белок является токсичным компонентом ковида, что и объясняет, почему вирус вызывает такие разнообразные вредные последствия, как сердечные приступы, образование тромбов, диарея, инсульты и нарушения свёртываемости крови. Это открытие побудило меня разработать исследование, в котором был проведён повторный анализ первоначальных испытаний и изучены данные о серьёзном вреде. О чудо, предварительные результаты свидетельствовали, что уже в ходе первоначальных испытаний имелись доказательства того, что вакцины наносили серьёзный вред на более высоком уровне, чем считалось ранее! Учитывая мой прошлый опыт, на данный момент я не был настроен оптимистично в отношении того, что смогу опубликовать результаты, поэтому я попытался передать исследование Питеру Доши, тому самому редактору BMJ. В конце концов, он убедил меня остаться и работать с ним.

…Факт-чекинг – несовершенная система даже в самых идеальных обстоятельствах. Однако как только появляется политический контекст, ситуация становится ещё более тревожной. В начале пандемии сложилась ситуация, при которой проверялись факты только в отношении определённых заявлений и статей. В частности, статьи, которые противоречили официальной политике или бросали ей вызов, как правило, подвергались безжалостной проверке со стороны факт-чекеров, в то время как заявления правительства вообще не проверялись. Например, в марте 2021 года директор CDC Рошель Валенски заявила, что вакцинированные люди "не переносят вирус” и "не болеют”. Специалисты по проверке фактов не писали статей, исследующих обоснованность заявления Валенски. Тем не менее, несколько месяцев спустя, когда эта цитата была высмеяна в видеороликах и постах в соцсетях, факт-чекеры сочли необходимым опубликовать статьи, описывающие эти посты в соцсетях (которые высмеивали ложное заявление федерального чиновника) как вводящие в заблуждение. Проверяющие утверждали, что заявление Валенски было вырвано из контекста. Однако ни в одной из этих защитительных публикаций не говорилось о влиянии вакцины на частоту передачи инфекции, и поэтому ни одна из них не опровергла тот факт, что первоначальное заявление Валенски было ложным и должно было подвергнуться, по крайней мере, такому же тщательному анализу, как публикации в соцсетях, сделанные месяцами позже. Но это так и не было сделано.

Интересно, что единственными примерами, которые я нашёл, когда люди оспаривали политику и заявления правительства и не подвергались при этом агрессивному факт-чекингу, -- были выступления за более ограничительную политику. Таким образом, решения факт-чекеров отражали искажённое однонаправленное окно Овертона.

Как и следовало ожидать, эта динамика помогла создать иллюзию "научного консенсуса", который на самом деле является всего лишь случаем круговой поруки. Вот как это работает. Федеральное агентство делает заявление, которое затем подвергается критике или оспаривается. Тогда факт-чекеры спрашивают федеральное агентство о правдивости их первоначального заявления. Агентство, конечно же, утверждает, что их заявление точное, а те, кто оспаривает его, -- ошибаются. Затем специалист по проверке фактов обращается к экспертам для проверки заявления агентства. Эксперты, которые к настоящему времени инстинктивно понимают, какие ответы безопасны, а какие рискуют нанести ущерб репутации, подтверждают заявление агентства. В результате агентства, проверяющие факты, последовательно помечают статьи и заявления за пределами однонаправленного окна Овертона как ‘дезинформацию’. Таким образом, правительственные "экспертные заключения" превращаются в "факты", а несогласные мнения подавляются.