Есть ли у нас план послевоенного устройства Украины? Такой вопрос уже задается, несмотря на текущие пертурбации на фронте. Все войны когда-нибудь заканчиваются, закончится и эта, даже если будет мировая, межблоковая схватка.
Руководство пока что говорило лишь о целях военной операции, но почти ничего не говорило о том, что будет на Украине после завершения боевых действий. Впрочем, отсутствие сформулированного плана еще вовсе не означает отсутствие замысла совсем. Судя по тому, что делается в контролируемых российскими войсками районах, действительный, де-факто существующий план сводится к превращению украинских регионов в российские.
План этот по-своему логичен, по-своему последователен и исполним. К востоку от Днепра такой план, видимо, выполнить легче, поскольку там объективно больше сторонников превращения Украины в часть России, а вот к западу от Днепра положение может быть намного сложнее.
Этот план, надо сказать, предусматривает образование глубинного раскола украинского общества на две части. С одной стороны те, кто не против сделаться россиянами. С другой стороны те, кто выбрал украинский национальный проект. Тут не будет ситуации, когда сражаются между собой сравнительно небольшие группы активистов, а большинство будет пассивно ждать итогов борьбы. Этот вопрос неизбежно касается всех и каждого, и каждый житель Украины должен будет на него ответить для себя лично. Соответственно, предпринять какие-то действия согласно своему выбору.
Самоочевидный план
Где-то в начале операции на Украине в Интернете появился лозунг. Авторы его хотели сделать ободряющий призыв: «Все будет, Россия!». Но, поскольку они слабовато владели русской грамматикой, то пропустили запятую, и получился лозунг совсем другого смысла: «Все будет Россия!».
Да уж, получилось глобально. Так иногда бывает: то, что на уме, внезапно прорывается на словах или на делах.
Если бросить даже самый беглый взгляд на историю России, то можно увидеть, что с правления Ивана III, максимум с Ивана Грозного, суть российской истории состояла в присоединении к себе все новых и новых территорий, с постепенным превращением их в части России. Эти представления о том, чем должно заниматься государство в исторической перспективе, живы и сегодня, несмотря на поражение в Холодной войне, крушение СССР и тридцать лет западнической пропаганды. Видимо, это была одна из причин широкой поддержки руководства, когда оно решилось на военную операцию на Украине. Запахло присоединениями новых территорий.
Думается, что по этой же причине план послевоенного устройства Украины не особенно и разрабатывался, и даже надобность в такой разработке не ощущалась. Лозунг: «Все будет Россия!» предусматривает ряд самоочевидных мероприятий: назначение новой администрации на местах, употребление русского языка, введение российских денег, потом приходят банки, компании для экономического освоения новых территорий. Переходный период заканчивается с введением российского законодательства. Так было, к примеру, в Крыму.
Соответственно, в любой занятой области Украины, согласно этому взгляду на вещи, будет проходить тот же самый процесс, быстро или медленно, смотря по местным условиям и сопротивлению.
Как уже говорилось выше, процесс русификации, или, точнее, «россиефикации», будет вызывать раскол в украинском обществе на противников и сторонников этого, что будет выступать катализатором конфликта. Однако, возможности Украины сопротивляться вовсе не бесконечны; рано или поздно они вынуждены будут подчиниться. Опыт Чечни же показал, что возможно сделать россиян даже из весьма враждебных к нам людей.
Этот де-факто существующий и реализуемый план превращения Украины по частям и постепенно в Россию, вытекает из всего предшествующего исторического опыта и потому он воспринимается как самоочевидный и бесспорный, не требующий к себе внимания. Более того, по той же причине нет планов в отношении, скажем, Прибалтики или Казахстана. Зачем, если при необходимости их можно точно таким же образом «россиефицировать» в довольно сжатые сроки. На территории бывшего СССР такая политика сработает без особых осечек.
Вопросы, которые не разрешаются
Но все же, у такого подхода есть серьезные недостатки, которые как раз и заставляют ставить вопрос о планах, более или менее долгосрочных.
Во-первых, что делать с национализмом? К примеру, «россиефикация» Украины предусматривает фактически сокрушение политической нации и его государства. Украинцы становятся этносом, одним из многих этносов России. Поскольку их много, то он не могут воспользоваться льготами коренных малочисленных народов.
Отсюда вытекает целый ряд конкретных проблем. К примеру, как пользоваться и как разрешать пользоваться украинским языком? Это важный вопрос хотя бы потому, что украинский язык всегда будет питательной средой для националистов. Как относиться к украинскому культурному наследию, в том числе и эпохи независимости, и в каком формате будет национально-культурная автономия?
Вопрос не столь прост, как кажется. Если все украинское запретить, то оно будет просто сдано в безраздельное пользование украинским националистам. Если же разрешить без условий, то все украинское будет брешью, через которую свободно будут проникать и агитировать украинские националисты. Даже потерпев полное поражение и бежав за границу, они явно не откажутся от дальнейшей борьбы. Это обстоятельство создает возможность возобновления конфликта в будущем.
Во-вторых, экономическое развитие вновь присоединенных территорий будет какое? Судя по тому, что сейчас происходит, намечается очередная версия субсидирования «национальных окраин» за счет России, в которой и без того есть слаборазвитые территории, а также регионы пионерного освоения, которые требуют колоссальных вложений. Советский опыт субсидирования и капитальных вложений в развитие национальных окраин имел свои привлекательные стороны. Но он оказался, в целом, неудачным: мы все, что туда вложили, - все потеряли.
Это обстоятельство заставляет ставить вопрос о некоей новой модели экономических отношений со вновь присоединенными территориями, так, чтобы эти отношения не сводились лишь к безвозвратным российским субсидиям и односторонним льготам. Этот процесс должен что-то давать и для России, что-то экономически ощутимое.
В-третьих, это также вопрос отношений со странами Восточной и Юго-Восточной Европы, поскольку Украина еще с советских времен обеспечивала грузовой и энергетический транзит в эти страны. Обеспечивает в значительной мере и сейчас, несмотря на вооруженный конфликт, хотя этот транзит теперь работает против нас и облегчает поставку вооружений на Украину.
Транзитная роль Украины сильнейшим образом влияет на ее экономическое и инфраструктурное развитие, да и на общественное состояние тоже. Очень многое зависит от решения: отказываемся ли от этого транзита, восстанавливаем ли его и развиваем, или сохраняем ли в ограниченном масштабе. Чтобы решить этот вопрос, надо определиться с тем, какие будут отношения со странами Восточной и Юго-Восточной Европы сейчас и на обозримый период.
Как видим, получается слишком много вопросов, которые выходят далеко за рамки элементарных мер военно-гражданского управления. Разрешить их можно лишь предложив какой-то план послевоенного устройства Украины.
Концепт «энергетической сверхдержавы» не годится
Есть еще одно обстоятельство, которое придется принять во внимание. В сущности, у нас был единственный долгосрочный план, определяющий все будущее страны, сформулированный в виде концепта «энергетической сверхдержавы» или «лидера мировой энергетики», как его формулировал В.В. Путин. В более широком смысле эта концепция предусматривала, что Россия получит постоянное и признанное место среди наиболее развитых стран в качестве крупного поставщика энергоносителей. Этого можно было достичь в первую очередь в партнерстве с Европой, особенно с Германией, которая обеспечивалась российской нефтью и газом. Но после начала войны на Украине эта концепция перешла в разряд нереализуемых. Европа категорически отвергла саму возможность равноправного партнерства с Россией.
Инерция мышления весьма велика, и теперь руководство пытается реализовать практически ту же самую стратегию, только спешно развернутую на восток и ориентированную на Китай, Индию и другие азиатские страны. В этой концепции роль России какова получается? Только как держателя нефтегазовых запасов?
Если это единственное предназначение России, то украинские регионы можно удержать лишь значительным вливанием субсидий; нефтеюаней и нефтерупий, если уж говорить о современном положении. Для жителей Украины вся разница между украинскими националистами и Россией будет лишь в том, что у националистов нет нефти и нефтеюаней, а у России — есть.
Сама по себе концепция «энергетической сверхдержавы» и сделала возможным нынешнюю украинскую ситуацию потому, что Россия, в сущности, отказалась от собственного, оригинального места в мире и фактически провозгласила себя второсортным государством, которое ничего само не может сделать и не может существовать без потребителей своего сырья, в первую очередь Европы. Именно на этом украинские националисты сумели добиться своего влияния, соблазнив население Украины мыслью о вхождении в Евросоюз и превращением в одну из стран, от которых, получается, будет зависеть Россия. Не важно, насколько эта идея была связана с реальностью; конечно, по большей части это была фикция. Главное, что эта идея овладела умами и стала силой.
Этот фактор никак не преодолевается при «россиефикации» украинских регионов и только углубляет конфликт. Господствовать над Россией и подчиняться России — это очень разные вещи. Теперь даже более того, «энергетическая сверхдержава» зависит даже не от Европы, а от Китая и, более того, Индии — страны куда менее богатой и развитой, чем Россия.
Чтобы этот фактор устранить и сделать возможным сам отказ украинцев от ориентированного на Европу национализма — непременное условие для успеха «россиефикации» Украины, требуется полностью порвать с концептом «энергетической сверхдержавы», выдвинуть другую идею, которая смогла бы объяснить лидирующую роль России и ее право на территориальные и политические изменения, и эту новую идею тут же подтвердить практическими действиями.
