Есть интересный социально-философский вопрос, связанный с гениями, их вкладом в общественное развитие и их местом в обществе. Это понятие, с одной стороны, общеизвестно и даже как-то самоочевидно; всем известны гении вроде Альберта Эйнштейна или Анатолия Перельмана. Но, с другой стороны, как и любое понятие, его нужно все же определить для ясности.
Гений, как он будет пониматься ниже, представляет собой человека интеллектуального труда, создающего нечто совершенно новое: знания, идеи, произведения, изобретения и так далее.
Определение требуется, чтобы отграничить гениев от людей, занятых интеллектуальным трудом, так скажем, рутинным и не производящим ничего нового, но при этом очень общественно и экономически полезным. Также есть пограничная область, составленная людьми интеллектуального труда, которые творчески и новаторски комбинируют уже известные знания для получения, к примеру, полезных устройств, промышленной продукции и тому подобного. Это занятие требует живости ума и энциклопедических знаний, но все же несколько отстоит от гениев как таковых. Стоит еще указать, что грань гениями и комбинаторами известного знания весьма размытая и нечеткая. Нередко оказывается, что в процессе комбинации делаются гениальные открытия.
В чем же вопрос? В том, что общество, получив от гениев все, что имеет и использует, при этом их крайне не любит, зачастую препятствует их деятельности, а почитать начинает лишь после смерти. Это поразительно, если подумать. Все, что у нас есть, в самом буквальном смысле слова, дано нам гениями, когда-то и как-то это открывшими или придумавшими. За каждой вещью стоит гениальный проблеск мысли, сделавший эту вещь возможной.
Отсюда, если придерживаться прагматизма, то получается, что поддерживать гениев очень выгодно. Их идеи делают все общество могущественнее и богаче, а жизнь лучше и приятнее. Поддерживать, в том смысле, чтобы обеспечить их бытовые потребности, чтобы они концентрировались на своей умственной работе и смогли довести свои идеи до нужной степени готовности, а также обеспечить общественный доступ к их идеям (публикации, лекции, распространение, применение и прочее в таком духе). Затраты на поддержку гениев невелики, а эффект, в том числе материальный и экономический, - огромный.
Это в теории. Но на деле — всё наоборот. Это самому гению приходится, преодолевая многочисленные трудности, почти на грани выживания, создавать своих идеи и доносить их до общества. Тысячи и тысячи из них были сломлены невзгодами и общественным сопротивлением, часто не довершив начатое и задуманное. Какое-то странное расточительство ценных интеллектуальных ресурсов.
Социальные причины нелюбви к гениям
К.Э. Циолковский, сам изрядно помучавшийся при распространении своих грандиозных идей, уделял вопросу о судьбе гения некоторое внимание, например, в работе «Гений среди людей». Но она носит в основном констатирующий характер: люди почему-то не любят гениев. Только вот почему не любят, от этом даже гениальный Циолковский ничего не сказал. Ему простительно — он думал о другом.
Но вопрос остается. Гениев не любят. Почему? Это именно социальная практика, существующая с древности, по крайней мере с первых рассказов об античных философах, и до наших дней, а не личные антипатии. Удивительно устойчивая традиция негативного отношения к гениям заставляет полагать, что тут есть некие социально-экономические причины.
Рассмотрение этого вопроса требует некоторого умения встать на разные точки зрения, чтобы видеть предмет объёмно. Интересно, что при очень нечастом рассмотрении этой проблемы большая часть сказанного и написанного исходит с точки зрения или, лучше сказать, позиции гения. Позиция остального общества не учитывается, что явно неправильно, поскольку столь одностороннее рассмотрение резко все искажает.
Обычно указывают, что средние люди завидуют высоким умственным способностям гения. Вряд ли это так. Этому можно выдвинуть возражение такого рода. В повседневной жизни эти самые высокие умственные способности почти не проявляются; в быту гений такой же, как обыватель, или даже уступает ему. Чтобы столкнуться с этим самыми высокими умственными способностями, надо войти в ту сферу, где гений работает, чего обыватель обычно не делает. Например, чтобы понять, насколько Перельман гениален, надо заинтересоваться математикой.Понятно, что для подавляющей части общества, чьи математические познания ограничиваются простейшими арифметическими операциями, это просто неинтересно и находится за гранью их понимания, потому столкнуться с высоким умом, а уж тем более позавидовать ему, им просто негде.
Другое дело, что гений часто пренебрегает различными социальными ритуалами, которые служат определению социальной иерархии и социальному сплочению. Это, скорее всего, объясняется тем, что умственные ресурсы гения сконцентрированы на его работе, потому на социальные ритуалы нет ни сил, ни времени, да и желания тоже нет; ритуалы рассматриваются как нечто второстепенное. Яркий пример этого: Исаак Ньютон много лет просидел в английском парламенте и за это время произнес лишь одну фразу, в которой попросил закрыть форточку. Это, конечно, анекдот с долей преувеличения. Ньютон лоббировал продление закона против подделки монет, делал доклады в парламенте, к примеру, по поводу определения координат в открытом море. Но характер у него был именно такой — сторонился Ньютон активной политики и связанных с этим делом ритуалов.
Уклонение от социальных ритуалов имеет последствия, поскольку гений оказывается на периферии общества и лишается многих прав и возможностей, ему необходимых.
Но это только часть проблемы. Общество нередко преследует гениев. Для этого тоже должна быть веская причина, которую можно сформулировать так. Как правило, идеи гениев, даже если они относятся к сфере чистой и абстрактной науки, революционны и несут коренные изменения в обществе, ломая старую общественную структуру и формируя новую.
Например, саму идею двигателя внутреннего сгорания выдвинул голландский математик, физик и механик Христиан Гюйгенс (он много чего придумал и изобрел, например, часовую спираль, или усовершенствовал телескоп и открыл спутник Сатурна Титан, которому была посвящена отдельная статья) в 1678 году. Спустя двести лет идея ДВС была реализована и произвела опустошительные перемены, сломав полностью социальную структуру общества, в котором жил Гюйгенс. В концеXIXвека появились компактные двигатели внутреннего сгорания, появились автомобили и трактора, а в начале ХХ века гений промышленного производства Генри Форд придумал, как изготовлять их в огромных масштабах. И понеслось.
Последствия были, в общих чертах, таковы. Форд уничтожил десятки профессий. Например, шорники, седельники, колесники, мастера каретных дел и изготовители телег, кузнецы (кузницы занимались подковыванием лошадей) — все профессии, связанные с лошадьми, которые были массовыми и наследственными еще в начале ХХ века, практически исчезли уже к середине ХХ века. Людям пришлось искать себе другой источник существования и осваивать новое дело. Разорились и закрылись конезаводы, некогда очень прибыльный и устойчивый бизнес. Это все последствия замены лошади на автомобиль и трактор, или, в сущности, замены лошадиной силы на двигатель внутреннего сгорания.
Но более того, Форд сокрушил сам образ жизни, которым жило человечество со времен неолитической революции и примерно до середины ХХ века, - образ жизни крестьянской общины. Семья, в поте и муках, возделывала свой участок земли; десяток или два семей образовывали родовую или соседскую крестьянскую общину во главе со старостой — знаменитый, иногда печально, крестьянский мiръ. Этот замкнутый мирок был одновременно жестоким и справедливым, обеспечивая жизнь рода человеческого необходимым продовольствием. Трактор этот мир и образ жизни разломал и похоже, что безвозвратно. В России, к примеру, вымерло уже последнее поколение людей, помнивших большие и многолюдные деревни и крестьянский быт.
С одной стороны, трактор — это великое освобождение от обещанного Библией: «В поте лица своего ты будешь есть свой хлеб» (Бытие, 3:19). Это вовсе не преувеличение. Шведские историки сделали реконструкцию средневековой сохи, пахали ею и подсчитали, сколько нужно пахарю пройти за плугом, чтобы вспахать гектар пашни. Оказалось — 41 км. В среднем крестьянин запахивал 4-5 гектаров, то есть проходил от 164 до 205 км. И не налегке, а наваливаясь всеми силами на соху. Страшно тяжкое это было занятие — хлебопашество.
Но, с другой стороны, социальные перемены подобных масштабов вообще всегда болезненные и трудные, а в России раскрестьянивание происходило в особо жестокой и быстротечной форме коллективизации, когда социальная структура деревни ломалась через колено. В ходе этого процесса, кто был никем — становился всем, и наоборот — кто был всем, становился никем. Например, богатый кулак становился нищим изгоем, а нищий батрак становился председателем колхоза или директором МТС. Очень несправедливо, надо сказать. Настолько, что вызывало ожесточенную вооруженную борьбу против новшеств, хотя они и несли облегчение.
Так вот, люди в целом не против прогресса, но чтоб без крайностей. Чтобы улучшение было плавным и постепенным, в духе известного: «С каждым днем все радостнее жить», - очень точная формулировка народных чаяний, и чтоб без радикального слома социальной структуры.
Это очень важный вопрос. Социальная структура определяет, кто что имеет: права, блага, обязанности. Формирование социальной структуры есть процесс внутренне логичный и обоснованный. Так вот, гений своими идеями посягает на эту социальную структуру. Вот это и есть причина для нелюбви, вплоть до ненависти, к ним.
Гений абсолютно необходим
С антропологической точки зрения, социальная структура формируется двояким образом. Во-первых, под воздействием чисто биологических факторов, проще говоря, «кто сильнее — тот и прав», что в чистом виде видно в любом обезьяньем стаде. Во-вторых, под воздействием искусственных факторов, то есть продуктов мышления, противостоящих этим животным по сути отношениям. Первый проблеск мысли, как можно предполагать, — это было древнейшее каменное рубило, которым задавленный и изгнанный на периферию стада самец однажды раскроил череп вожаку и таким образом утвердил свое главенство в стаде.
В целом, как можно судить, общество считает более справедливым социальную структуру, формирующуюся на основе биологических факторов, то есть склонно признавать власть сильных и наглых. Гении же почти всегда играют на стороне слабых и дают им средства для перестройки социальной структуры в свою пользу: знания и научные открытия, которые затем превращаются в технику, источник мощи и богатства. Каждое открытие, даже самого абстрактного образца, содержит в себе зародыш будущей социальной революции, если не вскоре, так через века, как видно в примере двигателя внутреннего сгорания. Вообще, скорее всего, мышление и гениальность — это нетривиальный ответ на внутривидовую конкуренцию внутри рода человеческого.
Не нужно недооценивать цепкости мышления обычных людей, обывателей. Они, наполовину интуитивно, наполовину рассудочно, понимают опасность новых открытий и научных идей, выработанных гениями, для сложившейся социальной структуры и своего места в ней, отчего и противятся гениям по мере сил и возможностей. Да и вообще, мышление со стороны «хлюпика», стоящего где-то внизу социальной иерархии, а то и почти вне ее, рассматривается как нарушение социальных правил, поскольку думать о чем-то важном право имеют лишь верхи общества.
Из этого обстоятельства, во-первых, растет стремление ограбить гения при жизни, заставить его отдать продукты тяжкого умственного труда практически задарма, что легче всего происходит, если гений в нужде, полуголодный, задавленный низким общественным положением. Во-вторых, отсюда же растет стремление почитать гения после смерти, поскольку в этом случае можно пользоваться плодами его трудов, ничего не давая взамен, ибо мертвому уже ничего не нужно.
Правда, следует отметить, что в своей борьбе с обществом гении в конечном счете побеждают. Это связано с тем, что человечество давно вышло из чисто биологического существования и не может в него вернуться без катастрофических последствий. Потому-то общество, при всей своей нелюбви к гениям, все же вынуждается с ними мириться, привлекать их к решению насущных задач и пользоваться плодами их умов. Шаг за шагом человечество отходит все дальше от чисто животных отношений, ограничивает свои инстинкты различными социальными правилами и нормами, за которыми также стоят гении, когда-то их придумавшие. Обратной дороги нет. Без гениев человечество попросту вымрет.
Гений как привод постоянного развития
Иногда бывают случаи, когда гении все же получают благоприятные условия для своего труда. Это происходит тогда, когда сильные мира сего сталкиваются с опасностями такого уровня, что вынуждены лихорадочно вооружаться. Наиболее яркий пример такого рода — это межвоенная эпоха, от Первой до Второй мировой войны и начало Холодной войны. Острое соперничество за передел мира создало такую потребность в оружии и способах его производства, что гениям был дан «зеленый свет», наука и техника резко рванули вверх. К примеру, самолеты проделали путь, всего за 30-40 лет, от этажерок из перкаля и дерева до скоростных реактивных машин, достигших скорости звука. Подобные примеры ускоренного развития, пусть и не в столь грандиозных масштабах, бывали и в прошлом. Как правило, они были связаны с войнами, отчего даже родилось мнение, что война — двигатель прогресса. Это не совсем так. Война создает угрозу, давление которой преодолевает нелюбовь и ненависть к гениям, общество поддерживает гениев, чтобы как можно быстрее эту угрозу устранить.
Отсюда мысль: можно переосмыслить роль гениев в обществе и перейти от этого расточительного и ситуативного использования их талантов, к тому, чтобы гении получили достойное место в обществе и стали приводом постоянного развития. В принципе, это вопрос выработки социальных правил, регуляторов, даже ритуалов.
Но сначала идеология. Первое. Нужно ясно понимать, что без гениев общество обречено на застой, который неминуемо перерастает в деградацию. Борьба и конкуренция между обществами была, есть и будет еще долго, а в ней застойные и деградирующие общества так или иначе становятся добычей обществ, которые развиваются и в которых гениев уважают больше.
Второе. Опасения перед социальными переменами, вытекающими из идей гениев, преодолеваются осознанием того, что на реализацию их идей требуется немало времени, за которое общество к ним адаптируется. К примеру, на реализацию открытий в микроэлектронике ушло порядочно времени, с 1960-х годов и до наших дней, около 60 лет. За это время сменилось два поколения. Несмотря на молниеносный по историческим меркам характер развития микроэлектроники, общество, тем не менее, адаптировалось к новой технологии довольно плавно, хотя она перестроила общество радикально. Электротехника, электроника и микроэлектроника вместе — это около 150 лет развития, то есть нынешнее общество уже не знает и не помнит, каково было жить без электричества совсем.
Третье. В общем, открытия и идеи гениев открывают гораздо больше возможностей, чем было до них. Появляются новые источники благ, новые профессии, новые социальные группы. Если окинуть взглядом всю историю человеческой мысли, то единственный вывод такой — оно было абсолютно благотворно; блага значительно перевешивают понесенные потери.
Потому — поддержка гениев и ускоренное развитие, без застоев и откатов назад, есть абсолютно необходимая вещь. Гениев надо научиться уважать и создавать им все условия для умственного труда за общественный счет, чтобы они успели за свою жизнь открыть и придумать как можно больше. Какое общество это сможет сделать, такое и станет главенствовать во всеми мире.
Для России, столкнувшейся с серьезной угрозой для своего национального существования, эта задача становится вдвойне важной.
