В отличие от многих иных замечательных юбилеев этого года (столетие смерти Н. Гумилева, восьмидесятилетие гибели Цветаевой, 300-летие петербургской империи) 800-летие Александра Невского было замечено нашей властью. Что уже, конечно, хорошо. Александр Невский – важнейшая для России фигура, можно сказать, определяющая в становлении Русской империи.
Здесь, правда, есть одно «но». Со столь далекой перспективы, с которой мы сегодня смотрим на Александра, фигура эта становится слишком удобным объектом для идеологических спекуляций разного рода.
Самый яркий пример - наше Евразийство, чуть ли не центральной эмблемой которого Александр Невский странным образом стал. При том, что исторически Александр был, главным образом, центральным культурным героем и покровителем Петра Великого и Петербургской империи в целом. Порукой чему и плеяда русских царей-Романовых с именем Александр, и «солнце русской поэзии» Александр Пушкин, чей образ в глазах современников оказался связан именно с образом Александра Невского, «солнца земли Русской». (Вспомним и Александрийский столп - колонну Александра Невского - центральный образ пушкинского «Памятника»).
Понятно, в чем здесь дело. Решая свои политические (и не побоимся этого слова - геополитические) задачи, Александр боролся с немцами на Западе и договаривался с татарами на Востоке. Отсюда Евразийство, как идеология агрессивно антиевропейская, делает вывод: Александр наш: он ненавидел гнилой Запад и любил нашу прекрасную Азию. Понятно, что все это полная чушь, что Александр ничего такого не думал, и не мог даже и мыслить подобными категориями в эпоху, когда не было еще ни понятия Запада, ни даже понятия единой Руси. Что решал он чисто утилитарные задачи, и был в гораздо большей степени орудием Провидения, нежели сам сознавал это. Но для выращенной в британских «фабриках мысли» идеологии Евразийства всё это мелочи. Англичанам важно было оторовать Россию от Европы, чтобы она сама затем благополучно сгинула в песках Азии. Образ Александра пришелся здесь как нельзя кстати. Неизящные «квадратные» мозги евразийцев наживку это с удовольствием заглотили, и - пошла по Руси Великой гулять английская легенда о «евразийском выборе» Александра.
Другой пример - еще более вопиющий. Пример того, как образ Александра Невского, взятый на вооружение советской пропагандой, обратился чуть ли не в образ героя-антихриста. А само христианство оказалось представлено образом абсолютного зла. Да, речь, конечно, идет о фильме тов. Эйзенштейна «Александр Невский» (1938).
Эстетически фильм (за вычетом батальных сцен) почти безупречен. Многие кадры его, если не на грани гениальности, то весьма хороши. Разумеется, за вычетом батальных сцен, пошлость которых порой зашкаливает, что и понятно: чувство эстетики изменяет здесь Эйзенштейну, уступая место инстинкту расы (рыцари, которые тонут в мосфильмовском пруду, — идеально отражают и этот эстетический провал, и бессилие инстинкта).
Что касается идейного стержня фильма, то понятно, что в его фокусе — будущая война с Германией. В 1938 году проектные культур-менеджеры активно готовят к ней русских. В 1939-м, в момент подписания Пакта, их охватит мистический ужас (в это время фильм Эйзенштейна будет благоразумно снят с проката, а самому режиссеру — вот так шутка богов! — придется по заданию тов. Сталина писать балет по мотивам «Валькирии» Вагнера для немецких друзей. Балет, разумеется, выйдет совершенно безобразным, но это уже другая история). Однако, в 1938-м все еще складывается для них очень хорошо. Русских Иванов готовят к войне, апеллируя к национальным чувствам, реанимируя уже даже и традиционный русский патриотизм.
Понятно, что фильм ориентирован, прежде всего, на пацанов, которым предстоит идти умирать на этой конкретной войне. И именно им призван задать нужные коды. Немцы в фильме представлены абсолютным злом. Это даже не немцы. Даже не люди. Это, суть, — холодная машина смерти, совершающая свою работу под знаком инфернального зла, которым выступает – как же иначе – христианский крест. Это тщательно, настойчиво, назойливо даже подчеркивает каждая сцена с рыцарями: зло — это суть христианство, христианство — это суть зло.
А главным актором зла выступает, конечно, — епископ, в изобилии украшенный свастичными крестами. Торжественные крестные знамения и воздевания рук епископа представлены как магическое служение злу, как чистейшее дистиллированное инферно. Особенно, когда под эти, воздетые с намотанной на руку цепью с распятием руки, безупречные арийские дьяволы бросают в огонь русских младенцев, принося, как видно, магическую жертву своему христианскому богу.
Конечно! Именно так в свое время поступали ближневосточные карфагеняне, дальние родственники Эйзенштейна и его близкие друзья-большевики во время своих революций и чисток. Но теперь – время реванша Карфагена, потому и магия всесожжения (holokauston - греч.) переворачивается с ног на голову, создавая в головах мальчишек, которых скоро погонят на убой, перевернутый код, в оптике которого карфагенские магические обряды совершают христиане-крестоносцы.
Но никакая древняя магия не поможет врагу: «Умеючи и ведьму бьют», — говорит русский богатырь, валя в битве рыцаря-крестоносца. После чего с трещетками, бубнами и дудками вступают скоморохи в татарских шапках: разумеется, наша разухабистая скоморшья магия будет посильнее магии крестоносной. Епископ и его монашья свита напрасно огораживают себя крестами. «Наши» со смехом разрушают крестоносный священный шатер, разбивают священный орган — христианские знамена должны быть повержены и осквернены, христианское зло — окончательно искоренено и стерто с лица земли.
Все будущие мифы будущей войны представлены и разыграны здесь безупречно (что и понятно, ведь их пишут одни и те же культуртрегеры): женщина на войне, русские с голыми руками и палками идущие на железные укрепления, бьющие врага в спину, переодевшись в его форму, а также предатели, по карфагенскомуобычаю, отданные на растерзание толпе: «коротка кольчужка» (не спасут предателя немецкие технологии!) и проч., и проч. в том же духе.
«Русская» военная стратегия прописывается с тем же точным прицелом (фильм, повторимся, смотрят мальчишки, которых скоро погонят умирать). «Обозны сани сцепи да позади себя поставь», — говорит один русский воевода другому, в которого должен ударить основной удар немцев. Намек понят: именно так, при помощи заградотрядов, проектные менеджеры и намерены воевать русским пушечным мясом с самым опасным своим врагом…
Существует фото, на котором тов. Эйзенштейн, которого во время съемок фильма «Октябрь» пустили в тронный зал Эрмитажа, сидит, развалившись на имперском троне Романовых, задрав свои толстые ляжки в перхотных штанах на его золотые подлокотники. И мы понимаем: «Обозны сани сцепи да позади себя поставь», — это говорит не воевода Невского, это, посредством создания образа в нашем сознании, говорит та самая лыбящаяся обезьяна, которая двумя десятилетиями ранее расстреляла Царскую Семью, а теперь, приземлившись на троне Русского Царя, посылает одно гойское племя на истребление другого, более для нее опасного, чтобы в этом всеиспепеляющем holokauston сгинуло всё, что есть она.
Вот так работает пропаганда, так работает цирк с конями карфагенских культуртрегеров, имеющих тысячелетний опыт в создании иллюзорных образов и развязывания неиюллюзорных войн.
Поэтому, господа, будем предельно осторожны и внимательны, когда очередной государственный муж начинает жонглировать именами национальных героев, а очередной, кудрявый, с перхотью, культур-менеджер – воплощать их образы в очередном шедевре. Желательно, чтобы за каждым таким новым сеансом черной магии неизменно следовало ее разоблачение прежде, чем в жертву черным карфагенским богам будут принесены очередные гекатомбы жизней русских детей.