Тема этой статьи появилась благодаря, в общем, случайному событию. В одном из разговоров, коснувшемся Чингисхана и его военных подвигов, один весьма брутальный на вид дядя, весь такой камуфлированный, вдруг выдал фразу, что Чингисхан уничтожил 20% населения мира, уничтожил ряд уникальных культур и потому памяти не заслуживает. Сочетание столь концентрированного пацифизма, который нечасто встретишь, с брутальным обликом произнесшего ее, породило сильное смятение. Прямо не знаешь, что и думать. А потом проскочила искра в мысли, что пацифизм – это вполне себе полноценная философия и вытекающая из нее политическая идеология, раз ее могут разделять люди, независимо от пола и внешности. Потому ее стоит рассмотреть именно как философию, как способ мышления, хотя и сильно отличного.
Я всегда испытывал интерес к мышлению носителей других культур и идей, потому меня эта тема заинтересовала.
Не сказать бы, что это легкий анализ. Мое мировоззрение определенно милитаристское, причем в одной из его крайних форм – ядерного милитаризма. Те, кто читал мои книги и статьи о ядерной войне, ядерном оружии и особенно применении отработанного ядерного топлива как средства радиологического заграждения в затяжной ядерной войне, понимают, о чем речь. А тут совершенно другая философия, с другими отправными тезисами, полностью противоречащая. Диалога между пацифистами и милитаристами обычно не бывает: эти типы мировоззрения настолько противоположны, что контакт сразу приводит к высмеиванию противоположной стороны. Так что тут придется сделать некоторое усилие, чтобы этого фактора избежать.
Я буду придерживаться линии сравнения и сопоставления этих двух разных философий по существу.
Шаги к сути
Обыденно пацифизм и милитаризм различают по отношению к войне, иногда к насилию вообще. Первые говорят: «Нет войне!», вторые же говорят, что война неизбежна, есть враги и к войне надо готовиться, а при необходимости ее вести, не озадачиваясь рефлексией. Обычно уже в этом пункте начинается бессодержательная дискуссия со взаимными нападками, но нам нужно этого избежать.
Лозунг пацифистов, в целом, насколько я могу судить, означает, что следует избегать вооруженного насилия или угрозы его, поскольку война – штука разрушительная и в ней гибнет много людей. Проблемы следует решать либо переговорами, либо уступками. Тут я бы отметил, что пацифисты считают, что возможны такие уступки, которые полностью удовлетворят противную сторону.
Милитаристы исходят из того, что война была, есть и будет. Человечество за свою историю провело около 15 тысяч войн и воевало почти беспрестанно, то тут, то там. Помимо ссылки на исторический опыт, у милитаристов есть также убеждение в том, что противоречия так или иначе докатываются до порога неприемлемых требований и тогда конфликт разрешается чистым насилием. Кто победил, тот и навязал свою волю. Проигравшим остается либо погибнуть, либо подчиниться.
Обыденное представление об этих направлениях философии мало что дает. Получается, что пацифисты имеют такие убеждения априорно и вопреки фактам и историческому опыту, из чего часто в дискуссиях делается вывод, что пацифизм ошибочен. Вывод простой, но неправильный, поскольку из него нельзя понять основ пацифизма и того, почему вообще люди придерживаются такой точки зрения. Причины тому должны быть.
Еще шаг вглубь. Пацифизм и милитаризм определенно различаются по отношению к насилию: пацифисты либо не готовы к применению насилия, либо считают его неприемлемым; милитаристы – наоборот, считают насилие приемлемым, готовы к его применению и даже часто считают его благотворным. Часто это объясняют трусостью. Но это неправда. Многие пацифисты люди весьма неробкого десятка. Например, Л.Н. Толстой много воевал, включая Крымскую войну, лично участвовал в обороне Малахова кургана в Севастополе и даже был за это награжден Св. Анной 4-й степени «За храбрость». Махатма Ганди, другой видный столп пацифизма, противостоял британским властям, индийскому обществу и оппонентам в Индийском национальном конгрессе, и даже выступал против вооруженной борьбы во время раздела Индии в 1947 году. И наоборот, есть немало примеров того, как внешне робкие и забитые люди, попав в подходящие условия, начинают проявлять просто необоримую тягу к насилию и убийствам.
Вот тут возникает сложный вопрос. Так в чем причина, что одни люди готовы на насилие, а другие – нет? Что является мировоззренческой, идеологической основой этой готовности?
Этот вопрос становится еще более интересным в свете того, что, как известно, у обоих направлений философии есть свои крайности. Есть пацифисты, отказывающиеся от насилия даже в отношении тех, кто прямо угрожает им расправой. И есть милитаристы, готовые массово убивать безоружных людей, заведомо не представляющих никакой опасности. Весь вопрос: почему?
Фундаментальная разница
На мой взгляд, который я ниже и сформулирую, эти позиции не являются сиюминутной прихотью и не определяются случайными факторами, а вытекают из осознанно выбранной позиции или, точнее, выбранных философских постулатов, которые носитель того или иного мышления считает бесспорными.
Я говорю о выборе в условном смысле, поскольку процесс формирования мировоззрения того или иного типа не вполне ясен, трудно сказать, насколько они определяются средой или воспитанием, и есть примеры полностью сознательного выбора той или иной точки зрения. Сказать, что все это есть продукт только внешнего влияния, мы не можем, а потому применен термин «выбор» в условном смысле. К тому же, во взрослом возрасте человек уже точно знает, он пацифист или милитарист, и поступает соответственно.
Моя версия основ того и другого состоит в том, что обращение к пацифизму или милитаризму связано с представлением о человеке, о самом себе, и месте в мире, своем и других людей. Основная фундаментальная разница, как я ее представляю, состоит в следующем.
Пацифист считает, что ось мира сущего – это он сам, со всем своим внутренним миром. Мир строится вокруг него, как своего рода гроздь таких же миров, с которыми он связан различными связями. Смерть для него есть уничтожение мира подчистую: и его личностного ядра, и всего, что с ним было связано. Потому понятно, что война, как занятие, предполагающее убийство других людей, его чрезвычайно ужасает в чисто мировоззренческом смысле.
Милитарист другой, он считает, что он пришел в мир, с уже сложившейся структурой, который породил его самого, поддерживает его существование и дает ему условия для личностного развития. Сам он часть, элемент этой структуры. Люди смертны, но структура бессмертна, или, по крайней мере, живет очень долго, давая жизнь и существование множеству людей. Потому структура важнее его самого и его личной жизни; структуру надо поддерживать, укреплять, развивать и защищать от попыток ее разрушения, даже ценой своей гибели, если это требуется. Потому милитарист заточен на поиск врагов, умышляющих его структуру разрушить, вплоть до пограничной паранойи, и готов врагов уничтожать всеми доступными средствами, потому что его ужасает мысль о том, что структура мира может быть разрушена. Если бы структуры мира не было бы, то он бы не родился и не жил.
Имея в уме ценность структуры мира, милитарист охотно подчиняется правилам, приказам, указаниям, охотно вступает в различные иерархические структуры, созданные для совместной деятельности, такие как армия, отождествляет себя с ними и сливает свою индивидуальную жизнь с жизнью и деятельностью этих иерархий. Форма, строевой шаг, выполнение приказов - полная противоположность пацифисту.
Думаю, что этого достаточно, чтобы понимать, почему они такие разные и действуют по-разному.
Что нам в них не нравится
Однако, на этом вопрос не исчерпывается, поскольку пацифисты и милитаристы живут в одном обществе и между ними иной раз возникают сильные трения. Непросто жить бок о бок со столь разными взглядами.
Но с этого момента я все же буду говорить как милитарист по мировоззрению.
Пацифисты в спорах часто искажают позицию милитаристов, говоря, что те будто бы желают войны или даже ей наслаждаются. Это не так. Любой милитарист, особенно с личным опытом или достаточно изучавший военную историю, прекрасно понимает разрушительность войны, все связанные с нею жертвы и тяготы, а также свой личный риск гибели. Для ядерных милитаристов это еще очевиднее: вражеские ракеты с ядерными боеголовками нацелены прямо на тебя и ядерный взрыв может быть в любую минуту, поскольку они хорошо знают, сколь мало времени требуется для приведения ракет в готовность к пуску. Потому любой милитарист войны опасается и воевать станет, только если других вариантов не остается. На этом основана стратегия сдерживания, когда вооружением до зубов и высокой готовностью воевать противника заставляют отказаться от агрессивных замыслов.
Далее, существенная черта милитаристов состоит в признании неизбежности и даже необходимости тягот, личных усилий и личного риска для достижения каких-либо целей. Подготовка снижает риск до приемлемого уровня, но не устраняет полностью. Даже если совершенно исключить враждебные замыслы других людей, все равно остается окружающая нас материальная среда, к нам весьма враждебная. Чтобы нам в этом материальном мире хорошо и безопасно жить, потребовалось создать мощную структуру: жилье, энергетика, транспорт. Мы живем внутри этой структуры и без нее жить не сможем. Ей угрожают также естественные опасности, такие как стихийные бедствия и пожары. Поэтому у нас есть МЧС – структура милитаризованная, которая имеет задачу в любой момент защищать нашу структуру, обеспечивающую жизнь, от природных угроз. Работа эта непростая и связана с тяготами и высоким риском, пожарные иногда погибают.
С этим обстоятельством связано то, что есть немало людей, которые не состояли на военной службе, не воевали и даже не любят армию, но мышление которых чисто милитаристское. Поэтому милитаризм, как философская концепция, гораздо шире, чем война или насилие против других людей. Он затрагивает также основы существования нашего общества, ту структуру противодействия материальному миру, без которой мы и жить не будем. А это обстоятельство многое меняет. В частности, позволяет объяснить, почему пацифисты не нравятся милитаристам.
Во-первых, из того, что пацифисты ценят себя, а милитаристы – структуру мира, вытекает разное отношение к социальным связям. Для первых важна комплементарность мира других людей своему собственному, а для вторых – способность встроиться в структуру и что-то для нее сделать. Или, пацифисты строят свое сообщество на основе личных симпатий, а милитаристы – на основе умений и преданности общему делу, хотя могут быть весьма неуживчивыми по личному характеру.
Во-вторых, для пацифистов личный риск и личные тяготы приемлемы мало, поскольку это угрожает их миру и в определенном смысле деформирует его. Но при этом любая общественно значимая деятельность связана как минимум с тяготами, а часто и с риском. Для милитаристов это все равно: засвистели пули – пригнись и делай свою работу. А вот пацифисты, насколько я могу судить, сталкиваясь с подобной ситуацией, склонны имитировать бурную деятельность, так, чтобы не рисковать.
В-третьих, милитарист всегда добивается результата, поскольку знает, что предстоящие опасности его всенепременно проверят самым жестким образом. Например, если грядет война, то ты должен уметь воевать и должен обзавестись вооружением, боеприпасами и снаряжением. Для пацифиста, в сущности, результат не так важен; в рамках его мировоззрения не может быть ситуаций, когда бы ему пришлось отвечать за результат своей жизнью. «Важен процесс, а не результат» — это вот как раз выражение такого мировоззрения.
Но, поскольку мир наш выстроен милитаристами по духу, время от времени даже самым убежденным пацифистам приходится отчитываться о проделанной работе. А она может быть имитацией, полностью или частично. И как быть? По моим наблюдениям, им на помощь приходит такой прием: внутри структуры пацифисты по мировоззрению пытаются создать своего рода кластеры, составленные из личных друзей или хороших знакомых, которые помогут в формальной проверке имитации работы. Чем больше этот кластер, и чем большую часть структуры он занимает, тем им легче.
Это не нужно воспринимать как заговор. Пацифисты так действуют сугубо логично и последовательно, исходя из своего мировоззрения. Просто мы 70 с лишком лет не воюем, выросло три поколения без войны и условия для пацифистов стали заметно лучше. И не только в России, кстати. Раньше общество было милитаризованным в целом, а пацифистам по мировоззрению все же приходилось осваивать какое-то ремесло, чтобы делать результат, не особенно расходясь со своим мировоззрением. Так они могли успешно встраиваться даже в военные организации. Яркий пример этого – академик А.Д. Сахаров, который одновременно разрабатывал ядерное оружие и был пацифистом и диссидентом. Физика для него была игрой его ума, с которой он научился получать очень высоко ценимый результат. Теперь такие жертвы не нужны: можно стать блогером, или веганом, или даже пранаедом.
Три поколения воспитывались в духе пацифизма, а милитаризм осуждался и изгонялся. Эгалитаристский гуманизм, который правил умами в прошедшие десятилетия, считал это благом и прогрессом. Однако, есть и другая сторона, о которой нужно сказать. Мир-то наш деградирует, есть тому вполне очевидные признаки. Это видно и в техническом, и в социальном аспектах. Зато много стало имитации, бесплодных разговоров и неисполняемых обещаний.
70 лет назад милитаризованные общества в ходе жестокой войны попутно освоили атомную энергию, реактивную авиацию, ракетную технику, антибиотики, создали первые компьютеры. Почему? Потому что им нужен был результат и как можно скорее: «Сделай или умри». Теперь же результат часто и не требуется, его можно заменить красивой презентацией или видеороликом, то есть иллюзией, или отложить в некое неопределенное будущее. Шаг за шагом общество, погрязающее в иллюзиях, вообще отучается что-либо делать результативно. Потом выясняется, что оно уже мало что может противопоставить, к примеру, стихийным силам или наплыву мигрантов из слабо развитых стран.
Вот это и не нравится: имитация деятельности и отсутствие результата, ведущие к деградации и разрушению структуры, которая дала нам жизнь и поддерживает ее.
