Прошедшим летом меня попросили отрецензировать рукопись одной палеонтологической статьи, которая поступила в редакцию журнала Proceedings of the Royal Society B. Казалось бы, что может быть дальше от BLM-движения, захлестнувшего улицы США, чем тихий научный междусобойчик, где неспешно обсуждают морфологию древних насекомых? Но вот на днях от Лондонского королевского общества, которое издаёт этот журнал, мне пришло письмо с просьбой поучаствовать в опросе. Помимо моего пола, возраста и наличия инвалидности, устроителей опроса интересовало, к какой расе и этнической группе я принадлежу. Может быть, я чернокожий? Или азиат индийского происхождения? Или цыган? Или китаец? Или, на худой конец, белый? Всего на выбор мне было предложено шестнадцать ответов – весьма детальная анкета, которая словно вышла из-под пера какого-нибудь специалиста по расовой гигиене времён Третьего рейха. Но теперь подобные тестирования проводятся, наоборот, под предлогом борьбы с расизмом – и борьба эта в научных кругах набирает всё новые обороты.
10 июня 2020 года журнал Physical Review Letters, издаваемый Американским физическим обществом, на один день прекратил публикацию новых статей. Его же примеру последовал и портал arXiv, где выкладывают свои препринты (предварительные сообщения о новых открытиях) физики и астрономы со всего мира. Так началась однодневная забастовка, объявленная прогрессивной научной общественностью из солидарности с BLM-активистами, протестующими после смерти чернокожего американца Джорджа Флойда. Присоединиться к забастовке призвали, в числе прочих, ведущие научные журналы Science и Nature, опубликовав на своих страничках в «Твиттере» посты с хэштэгом #ShutDownSTEM – «Закройте науку» (аббревиатура «STEM» обозначает естественные науки, технологии, инженерию и математику). По задумке авторов этой инициативы, учёные должны были временно прекратить свои исследования и погрузиться в изучение литературы, посвящённой «системному расизму» в науке и рецептам его искоренения.
Одна из таких методичек по борьбе с расизмом в науке – «10 простых правил, как создать антирасистскую лабораторию» – появилась недавно в журнале PLOS Computational Biology. Сразу скажу, что это не какой-нибудь боевой листок BLM-активиста, а серьёзное издание, где обычно публикуются фундаментальные работы по нейронаукам, популяционной экологии и другим разделам биологии. Так вот, авторы методички рекомендуют целенаправленно нанимать чернокожих и представителей других нацменьшинств для работы в научных организациях, чаще брать их в соавторы и продвигать на руководящие посты. Кроме того, правила предписывают чаще читать и цитировать научные публикации, подготовленные небелыми учёными, а также регулярно проводить в лабораториях планёрки по борьбе с расизмом и обсуждению новейших исследований на тему расового равенства.
Что стоит за этими рекомендациями? Ведь, я думаю, все согласятся, что цвет кожи или разрез глаз имеют такое же отношение к научным достижениям (или их отсутствию), как обхват талии или длина ног. Пробирке все равно, кто в неё капает, и если так исторически сложилось, что белым людям чаще приходится заниматься этой работой, что с того? Главное, чтобы они делали её качественно, не так ли? К тому же наука давно стала интернациональным предприятием, многие учёные каждые два-три года кочуют с постдока на постдок по разным странам, а крупные лаборатории всегда пестрят иностранцами. Публикуйся в рейтинговых журналах – и тебе будут везде рады. Мне сложно представить, что перед талантливым чернокожим биохимиком или генетиком с высоким h-индексом закроют двери только потому, что он – чернокожий. Времена сегрегации и неприкрытой дискриминации, слава богу, уже давно остались в прошлом. Или всё-таки нет – и борьба против расизма в науке имеет под собой разумные основания?..
Например, в Британии чернокожие выпускники ВУЗов в два раза реже получают кандидатскую степень (PhD), чем их белые сверстники. В США наблюдается похожая картина. Может быть, белое большинство устроило какой-то тайный заговор, чтобы не допускать другие расы до занятий наукой? Однако это предположение опровергается хотя бы тем фактом, что азиаты на Западе от отсутствия научных степеней не страдают, а наоборот, получают их, в среднем, даже чаще, чем сами белые. Например, в США около 8% всех PhD по физикеприсуждается людям азиатского происхождения, хотя их доля среди американцев составляет менее 6%. Откройте любую публикацию по техническим наукам, написанную учёными с американской аффилиацией (типа Гарварда или Массачусетского технологического института), -- и среди них вы найдете непропорционально много людей с китайскими фамилиями. Так что если неявная дискриминация по расовому признаку в науке и существует, то белые явно не являются её бенефициарами.
Тем не менее, в последние годы на Западе академическое сообщество всё чаще упрекают в неизжитом комплексе «белого превосходства». «Почему мой профессор – не чёрный?», - ещё в 2014 году конференция под таким названием была проведена в Университетском колледже Лондона. Её организаторы с возмущением указывали, что из 18 тысяч с лишним британских профессоров только 85 относятся к чернокожей расе, и, к тому же, доля чернокожей профессуры (0,4%) не соответствует доле чернокожих студентов (6%) в целом по стране. С тех пор в Великобритании был взят уверенный курс на ликвидацию досадного преобладания белой расы в университетских стенах. Например, в 2019 году Ноттингемский университет презентовал пятилетний план, согласно которому доля чернокожих и других этнических меньшинств должна быть увеличена до 20% среди сотрудников всех уровней.
Если говорить о Великобритании, то многие университеты в этой стране присоединились к так называемой Хартии расового равенства, разработанной в 2016 году для содействия представленности этнических меньшинств в вузах. Как результат, уже в 2017 году доля небелых студентов в британских университетах достигла 26,2%, значительно превысив процент меньшинств среди молодёжи в целом, равный 18,3%. Особенно активно в университеты продвигают чернокожую расу. С 2006 года доля чернокожих выпускников государственных школ, получающих место в британских вузах, удвоилась, составив 44,5%. Для сравнения, в университеты берут лишь 30,3% белых учащихся из тех же школ -- это худший показатель среди всех расовых групп. Казалось бы, отсюда следует, что если кто и находится в ущемлённом положении, так это белое большинство. Тем не менее, любой, кто осмелится усомниться в необходимости «позитивной дискриминации» (affirmative action) – то есть содействия меньшинствам в ущерб большинству – немедленно будет обвинён в расизме.
На графике: Доля
представителей разных расовых групп, получающих место в британских вузах после
окончания государственной школы. Для сведения: в Британии в государственных
школах обучается примерно в семь раз больше детей, чем в частных, так что эти
данные отражают ситуацию по стране в целом. Источник.
Показательна история Томаша Гудлицкого из Университета Брока (Канада), одного из ведущих мировых специалистов по органическому синтезу. В июне 2020 года он опубликовал эссе, посвящённое состоянию современной химической науки. В числе прочих проблем, включая возрастающую конкуренцию за гранты и увеличение числа недобросовестных публикаций, Гудлицкий мимоходом упомянул и негативный эффект от политики «позитивной дискриминации». «Рекомендуемое или даже предписываемое равенство, выражаемое в абсолютной численности представителей определённых подгрупп, контрпродуктивно, если оно оборачивается ущемлением наиболее сильных кандидатов», - отметил химик. Проще говоря, если ради соблюдения межрасового или гендерного баланса на работу приходится брать учёных с низкой квалификацией, то это не способствует созданию успешного научного коллектива. С этим соображением сложно поспорить – однако высказав его вслух, Гудлицкий стал объектом самой настоящей травли. Изначально эссе Гудлицкого было принято к печати в журнале Angewandte Chemie, издаваемом Немецким химическим обществом. Но после того как прогрессивная общественность засыпала редакцию гневными письмами, эссе исчезло с сайта журнала, а двое редакторов, вовлечённых в его публикацию, были уволены. Кроме того, публичное порицание Гудлицкому вынес его собственный университет, а многим зарубежным коллегам было предписано прекратить с ним всякое сотрудничество.
Я помню, с каким трудом со мной на биофаке МГУ учились ребята, взятые туда по упрощённой схеме после службы в армии. К началу третьего семестра всех их отчислили за неуспеваемость или неподобающее поведение. К таким плачевным последствиям приводит любая система поблажек и льгот. Поэтому надо ли удивляться, что у не слишком подготовленных абитуриентов, набранных в престижные западные университеты для создания расового разнообразия, возникают проблемы с учёбой. Например, в 2015/2016 учебном году только 50,5% британских чернокожих студентов показали выдающиеся или очень хорошие успехи в учебе, тогда среди белых студентов на высшие баллы училось 78,8%. Тем не менее, поборники равноправия предпочитают объяснять эти различия в успеваемости расизмом, якобы присущим образовательной системе. Уже звучат голоса, что университетская программа – излишне «белая» и «европеоцентричная», в ней слишком много внимания уделяется классическому наследию римлян и греков, и слишком мало – африканским традиционным культурам. «Разрыв в успеваемости должен заставить университеты задуматься, что такого есть в их стенах, аудиториях и учебных планах, что не дает чернокожим и другим меньшинствам достигать безупречности», - пишут авторы программной статьи под названием «Построение антирасистского университета: следующие шаги». Заметьте: никому и в голову не приходит спросить: может быть, дело в самих студентах-националах? Они объявлены жертвами расизма, а статус жертвы в современном мире автоматически снимает с человека всякую ответственность.
Практически все борцы с расизмом сходятся в том, что раса - это социальный конструкт, не имеющий под собой биологической подосновы. В разных обществах границы между расами проходят по-разному: человек, который считается чернокожим в США, будет считаться белым в Бразилии. Отсюда делается вывод, что рас в объективном смысле не существует, есть лишь расиализация (racialization), когда людей искусственно разделяют на разные расовые группы и вменяют им соответствующую идентичность. Допустим, что это так, но тогда все усилия по культивированию расового разнообразия надо расценивать как одну из форм расиализации. Вместо того, чтобы судить о студентах и сотрудниках по личным качествам и заслугам, их втискивают в прокрустово ложе расовой классификации через бесконечные подсчеты и анкетирование. Старательный учёт меньшинств, который ведёт каждый уважающий себя западный университет, оборачивается возведением искусственных границ между людьми. С групповых фотографий на университетских интернет-страницах, посвящённых «дайверсити», на нас смотрят смуглые и совершенно непохожие друг на друга студенты из разных стран, которых собрали вместе только потому, что они не белые. Вот она, расиализация per se! Позитивная дискриминация, направленная на преодоления исторических последствий расизма, на деле способствует его возрождению в новом обличии, вновь делая расовую принадлежность социально значимым фактором. И, по-моему, такой новый расизм ничем не лучше старого – особенно если речь идёт о науке.
