Моя мама как-то сказала, что все нанотехнологии пошли из ленинского тезиса о неисчерпаемости электрона. Не знаю, как насчёт электрона (физиков я люблю, но в качестве лириков). Однако соглашусь с литературоведом и историософом Вадимом Кожиновым, предлагавшим остерегаться отношения к историческому факту не как к «форме мысли», не как к атому истины, органично соединённому с соседними в целостную картину, пускай весьма сложную для наблюдения, а словно к вырванной односторонней картинке, иллюстрирующей готовый вывод:
С Кожиновым есть о чём поспорить. Если говорить об истории его взглядов и вкладе в русскую мысль, он сам он сам себя наказал, перешед от полного отвержения революции к проповеди неосменовеховщины. Эта неосменовеховщина сегодня завершает затяжное самоубийство, проложив дорогу необольшевизму, для которого и Кожинов – ещё один «русофоб-антисоветчик», поскольку писал об «изобильном русском бытии» накануне революции.
Но замечание Кожинова об отношении к факту здраво и просит развития.
Следовательно, всякий исторический или политический миф строится на том, что выпячиваются какие-то отдельные стороны отдельных фактов, а другие остаются в тени. Допустим, отдельно взятое военное поражение, катастрофу или просто «отсталость» (т. е. не лучшее место по каким-то показателям) можно объявить страшным позором, лишающим прав на существование государственный строй и общественный уклад, а заодно и людей, составляющих оные.
При этом упускаются из виду истина, вроде бы очевидная даже на самом детском уровне мысли: в соревновании поднявшийся из безвестности хотя бы на пятое место имеет куда больший повод для самодовольства, чем упустивший золото или бронзу, а чьей-то победы без чьего-то поражения вообще не бывает. Было бы весьма затруднительно вообразить историю мира, населённого лишь невротически честолюбивыми перфекционистами.
К примеру, в 1904-1905 гг. все силы Японской империи (метившей в первостепенные державы) и периферийные силы России бодались на Дальнем Востоке на равных. Если бы русский флот не постигла череда несчастных случайностей, если бы не погиб командир Порт-Артура генерал Кондратенко, если бы Кругобайкальская железная дорога связала два участка Транссиба не 16(29) октября 1905 г., а на полтора-два года раньше, и поезда с войсками и военными грузами не нужно было бы переправлять через Байкал на паромах, то Россия (даже полупарализованная вовремя начавшейся майданщиной) вполне могла бы выдавить поредевшую японскую армию в Корею. Должны ли были бы японцы в этом случае открыть кингстоны на своих островах и поголовно совершить сеппуку?
Разумеется, среди тенденциозно трактуемых фактов случаются и чистые мистификации. Более того – в российском инфополе исторические мистификации, якобы направленные «против русофобии», числом и характером напоминать начинают военную пропаганду – разумеется, антирусскую. И эта тема достойна особого разговора. Но мистификация не заиграет без фона правильно (т. е. тенденциозно) подобранных фактов и без непроницаемой тьмы, скрывающей факты, задвинутые поглубже. А без освещения незамеченных и неосмысленных фактов не сложится и полной картины.
Конец октября богат на события, по каким-то причинам недоосмысливаемые. Как упускается из виду тот же старт Кругобайкальской железной дороги: выходит, Россию вынужденно атаковали пораньше – иначе даже революция не помогла бы. Или это не революция должна была помочь японской агрессии, а наоборот? Кстати, революция началась отнюдь не с «кровавого воскресенья», организованного «по последнему слову техники», а скорее с терактов лета 1904 г., когда погибли генерал-губернатор Финляндии (пристоличного региона) Бобриков и фактический глава правительства Плеве, и с осенней «банкетной кампании», в ходе которой (в военное время!) сливки образованного общества по всей России обсуждали, когда ж наконец «начнётся».
Есть и события более известные, но тоже заслонённые каким-то бельмом. Так, 7(20) октября 1916 года на рейде Севастополя взорвался флагман Черноморского флота «Императрица Мария».
Перед этим в феврале-апреле 1916 г. Кавказская армия генерала Юденича и Черноморский флот адмирала Эбергарда взяли Трапезунд. Однако на протяжении полутора лет Эбергард не сумел подавить вылазки германо-турецкого флота, поэтому в июле 1916 г. ему на смену был назначен молодой адмирал Колчак – новатор минного дела. Русские минные поля в считанные месяцы заперли неприятеля в портах. Черноморский флот готовился к атаке на Стамбул, к которому на протяжении всего 1915 г. не смогли прорваться соединённые силы Британской империи и Франции, остановленные турками на Дарданеллах.
Следствие о взрыве «Императрицы Марии» сделало вывод о невозможности установить, было ли это несчастным случаем или диверсией. Тем, кто не понимает, что представляла собой обстановка на фронтах и в мире накануне февральского переворота 1917 г., в каком-то смысле приятнее думать, что «само взорвалось»: «царизм загнивал». Немцы, опять же, мол, тоже себя чувствовали вольготно. Мыслители этого пошиба не считают зазорным повторять версии, вбрасывавшиеся в солдатские уборные, про «генералов, у которых провод в Берлин», и «царицу, которой немцев жалко». «В общем, всё понятно».
Однако те же самые люди не сомневаются, что в 1945 г. Британия и США обсуждали план «Невероятное» о повороте оружия против СССР. Если же эпизод с «Императрицей Марией» мы выводим из контекста рыбаковского «Кортика» и рассматриваем в контексте вступления в войну США и февральской революции, то можно предположить, что операция «Невероятное-ноль» вступила в активную фазу в октябре 1916 г. Зимнее взятие русским флотом хотя бы подступов к Стамбулу: «Ура! Мы ломим! Царьград наш!» – сделало бы невозможным путч в Петрограде. По совпадению Османская империя сложила оружие через день и два года после гибели «Императрицы Марии» – 30 октября 1918-го…
29 октября 1955 г. трагедия на рейде Севастополя повторилась. Вновь взорвался флагман Черноморского флота. На этот раз погиб линкор «Новороссийск» – бывший корабль итальянского флота «Юлий Цезарь», переданный Советскому Союзу в счёт репараций. Особенно прискорбно, что большинство жертв катастрофы случилось не при взрыве, а несколькими часами позже, когда корабль при буксировке опрокинулся и затонул с экипажем и аварийными партиями. Следствием гибели «Новороссийска» стала отставка одного из самых замечательных советских военачальников – командующего ВМФ адмирала Кузнецова.
Официально следствие пришло к выводу, что линкор достало «эхо войны» – он подорвался на немецкой мине. На уровне слухов и неофициальных расследований с тех пор допускалось, что подрыв стал местью итальянских военных – называли имя князя Боргезе, непримиримого фашиста, во время войны – командира военно-морских диверсантов. Однако вытраленные в те годы немецкие плавучие мины были уже невзрывоспособны, а Валерио Боргезе, вышедший в 1949 г. из тюрьмы, по своему положению в новой Италии напоминал Эдуарда Лимонова российских 2000-х.
Скептический взгляд на советские порядки фиксируется на вине командующего ЧФ Пархоменко в усугублении катастрофы, на хамской опале Кузнецова, но ничего не объясняет. В рамках представлений о противостоянии СССР монолитному «миру капитализма» содержательных объяснений подрыву «Новороссийска» не находится: то ли маловероятный несчастный случай (взрыв старой немецкой мины), то ли безумная эскапада итальянских мстителей-одиночек (то есть опять же – маловероятный несчастный случай). «В общем, ничего не понятно».
Версия же, что либо командование НАТО, либо командование ВМФ Италии могло ради удовлетворения итальянских фашистов (то есть оппозиции, потерпевшей поражение в гражданской войне) санкционировать теракт с уничтожением флагмана советского ЧФ и гибелью сотен советских моряков, рисует западные военные круги полными безумцами, злодействовавшими ради злодейства. «Тоже мне casus belli! Это ж не крейсер “Мэн” на гаванском рейде! Советские на своих же подумают! А мы компенсируем, так и быть, камераду Боргезе неудовольствие от отсидки».
Но всё становится на свои места, если предположить, что в 50-е существовала какая-то третья сила, надеявшаяся выиграть от эскалации напряжённости между СССР и НАТО (читай – США), даже от военного столкновения «Востока» и «Запада». И готовая пойти если не сразу на провоцирование войны, то на репетицию такой провокации, чтобы «в условиях, приближенных к боевым», прояснить, как поведут себя стороны.
Такая сила в то время имелась – весьма потрёпанная и уходящая в тень, но несомненно зубастая и обозлённая: Британия, уже потерявшая императорскую индийскую корону, но всё ещё остававшаяся империей. В Италии британские агенты чувствовали себя, как дома, ещё до объединения королевства. «Юлий Цезарь», угрожающе слабый ниже ватерлинии даже на фоне одногодков-одноклассников, был в 1948 г. получен советским флотом при британском посредничестве – есть мнение, что уже заминированным. У британцев на тот момент был превосходный опыт морских диверсий – и ещё больший опыт использования втёмную экстремистов всех стран. Что примечательно, на рейд Севастополя «Новороссийск» прибыл для участия в торжествах по случаю 100-летия обороны города в Крымскую войну, обошедшуюся англичанам куда дороже, чем эпизодическим итальянцам...
Иными словами, при попытках вдуматься, кому могли быть выгодны две нераскрытые катастрофы, случившиеся в октябре на рейде Севастополя, уже возникает впечатление, что мы чего-то недооцениваем и не понимаем в привычной исторической картине. И не мудрено, если даже вехи, столь важные для общественного идеала, как Манифест 17(30) октября 1905 г., мы продолжаем воспринимать как анекдот, иллюстрирующий, что «политика царя была трусливой и велоромной»: «Свобода! Гы!».
А зря. Не так-то мы поумнели за последние сто с лишним лет – как бы не наоборот. Очевидного не замечаем.
