Умер Владимир Буковский, известный советский диссидент и литератор. Ему было 76 лет. Он скончался ночью в больнице Кембриджа от остановки сердца.
Судя по маленькой буре в блогах, старик ещё вызывает какие-то чувства у публики. При этом – редкий случай! – либералы стенали негромко, без криков «отца мы потеряли!», всё больше отделываясь дежурными фразами. Зато патриоты с наслаждением кляли покойника. Разумеется, не за диссидентскую деятельность, а за то, в чём его обвинили англичане – за «педофилию». У старика, живущего в Британии, британские спецслужбы нашли на компьютере коллекцию педофильской порнографии. Буковский сначала пытался открещиваться («подкинули!»), потом признался, что и в самом деле её коллекционировал «в исследовательских целях». Если кого-то интересуют подробности, то с ними можно ознакомиться здесь, например.
Я вообще не стал бы говорить об этом. Но в связи с тем, что половая тема затрагивается практически в каждой второй публикации о Буковском, то разделаюсь с ней сразу. Коротко и грубо. Да, я не сомневаюсь (а кто сомневается?), что интерес к голым детишкам у Буковского был не академическим. Это явление известное ещё со времён античности: старческая импотенция иногда сопровождается чем-то подобным. Человек не может принять собственного бессилия и ищет способы разжечь угасающую чувственность. Недуг постыдный, но это именно недуг. Хотя ему были подвержены и весьма нравственные люди. Даже такие, как, например, консервативный мыслитель К.Н. Леонтьев (почитайте его поздние письма, если не верите). Плюс к тому личная жизнь Буковского никогда не была благополучной. У него никогда не было семьи, жены, детей. И это был не только его выбор – он двенадцать лет провёл в тюрьмах и психушках. Это его никоим образом не оправдывает, разумеется. Но давайте всё-таки немного прикрутим фитилёк праведного негодования. Предоставим старческие грешки покойника суду Божьему. И поговорить о том, кем он был. И почему именно таким.
Владимир Константинович Буковский родился в эвакуации в Башкирии в 1942 году – не самое хорошее время, чтобы появляться на свет. Отец – Константин Буковский, советский писатель и журналист. Отдавая дань советскому расизму, упомяну, что в предках у Буковского-отца были немцы, переселившиеся в Россию во времена Екатерины II. Многие либералы упоминают этот факт со значением: дескать, у человека были доброкачественные гены, вот он и восстал против режима. Однако на папе Буковского доброкачественные гены почему-то отдыхали. Он был типичным советским шнытём: поднялся от заводских многотиражек до корреспондента «Красной Звезды». По советским меркам – прекрасная карьера. Естественно, член КПСС - с 1930, кажется, года. Во время войны был фронтовым корреспондентом – то есть не воевал и хорошо кушал. В дальнейшем писал о селе, крестьянстве, сельском хозяйстве - ну, тут всё ясно – ГНИДА конченая, «певец колхозного строя». Как сказано в известном романе Стругацких, «ел, пил, спал в свое удовольств.». С семьёй он не жил. Умер в 1976 году. Насколько можно понять, за сына-диссидента его не наказали – видимо, человек был проверенный. Впрочем, сына он не любил и старался не замечать. Воспитывала его мать, Нина Ивановна Буковская, радиожурналистка, русская. Она сына любила и защищала как могла. Когда Буковского обменивали на Корвалана – о чём ниже – он вылетал из СССР не с женой, не с любимой женщиной, а с мамой.
Вернувшись в Москву, Буковский-младший был записан в хорошую школу, где учились дети партработников. Мальчик с ними дружил и чувствовал себя среди них своим, не понимая собственной второсортности по сравнению с законными отпрысками «дворянства маузера».
В пятьдесят шестом году состоялся XX съезд КПСС, на котором «разоблачили Сталина». На маленького Володю это произвело неизгладимое – до самой смерти не изгладилось! – впечатление.
Как это ни смешно, он был вполне себе правильным маленьким советским ребёнком и верил в «куманизм». Окружающие его номенклатурные детки, наверное, над ним посмеивались – они знали и понимали больше. Однако двадцатый съезд задел их всех. Но номенклатурные быстро очухались – потому что в «куманизм» не верили. Что до Буковского, его это всё прошибло очень сильно, на уровне «Бога нет». Мысль тяжёлая, страшная.
Дальше была обычная история. Детишки нарисовали рукописный «журнал» с какой-то «антисоветчиной». Вероятно, ничего такого особенного там не было. Журнал попал к учителям, нужно было принимать меры. Виноватым назначили Володю, как наименее защищённого – за него из московского горкома никто не вступился бы. Ну вот его и отчислили.
Видимо, с этого момента Буковский начал что-то понимать про номенклатуру. То есть – заинтересовался проблемой. Впоследствии ему это вышло боком.
При этом серьёзных неприятностей Буковскому делать не стали – видимо, понимали, что он пострадал «за компанию» (то есть стал козлом отпущения). Он поступил в вечернюю школу и доучился.
В 1960 году Буковский стал постоянным посетителем – и одним из организаторов – публичных чтений стихов у памятника Маяковскому. Забавно – сейчас за такое свинтили бы сразу, но тогда шла пересменка власти и народишку позволили чуток свободушки. Тут же началась какая-то культурная жизнь, какая-то даже поэзия (Буковский, к примеру, был знаком со СМОГистами – самой интересной литературной группировкой того времени).
Стихи те были довольно беззубые, «смерть советской власти» никто не говорил. Хотя несколько человек арестовали. У Буковского в квартире провели обыск, нашли какое-то сочинение о «демократизации ВЛКСМ». Решили, что он дурак и оставили в покое.
Он отучился в вечерней школе и поступил в МГУ на почвоведение. В МГУ была какая-никакая студенческая жизнь, вольные разговоры под портвешок и самопальные стишки. Буковский туда вписался, но позволял себе много лишнего. За что и был отчислен.
В 1962 году, опасаясь ареста, Буковский отправился в геологическую экспедицию в Сибирь – на полгода. В тридцатые-сороковые годы такое прокатывало. Видимо, кто-то из старших товарищей поделился опытом. Однако в шестидесятые ситуация изменилась, уровень работы карательных органов сильно возрос. К тому же Владимир Константинович, вернувшись, снова взялся за старое.
В 1963 году Буковский арестован за изготовление двух фотокопий [1] книги югославского диссидента Милована Джиласа «Новый класс: Анализ коммунистической системы».
На этом немного задержимся. Система управления «социалистическим лагерем» была устроена следующим образом. СССР управлялся непосредственно из Лонд… ну, скажем, из некоего «центра», имевшего предшественником «Интернационал» (якобы распущенный Сталиным, ха-ха). «Соцстраны» управлялись из СССР, с небольшой коррекцией из «центра». Но были две особенные страны, которые имели статус как СССР, то есть сидевшие на прямом проводе – Югославия и Куба. После роспуска советского блока Куба так и осталась в прежнем статусе, Югославию размонтировали, но это было потом. Так вот, югославским товарищам было известно и понятно куда больше, чем советским недотыкомкам. Джилас же был высокопоставленным функционером, много знал и к тому же был патриотом. Его программой было поднятие статуса Югославии от «коммунистической страны» (то есть позорной криптоколонии) до относительно пристойной страны с более-менее нормальными демократическими институтами и т.п. И, конечно, всяческого дистанцирования от поганого, срамного, ЗАШКВАРНОГО «сысысыра». Зависеть от которого было СТЫДОБИЩНО. (Как и сейчас – от «Российской Федерации», имеющей тот же статус.)
Ничего этого Буковский не понимал. Да и откуда? Однако интерес был обоснованным. Если бы он углубился в изучение советской элиты, особенно её национально-клановом составом, он, может быть, понял бы, в каком государстве он живёт и что это государство делает (особенно с русским народом). Увы. Джилас не пошёл впрок. На эту дорогу он не свернул. К счастью для себя, возможно.
Так или иначе: Буковский был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение в Ленинградскую спецпсихбольницу.
Карательную психиатрию использовали все и всегда, это не советское изобретение. Одно дело – сажать, другое – лечить. Но в СССР эта мера оказалась крайне удобной и действенно. Больного не судят, больному просто ставят диагноз. Дальше его можно пытать («лечение») и держать взаперти сколько угодно, хоть пожизненно.
Обвиняемых по политическим статьям везли на экспертизу в Институт имени Сербского. Ставить диагнозы по распоряжениям КГБ было делом нехлопотным и приятным. За право сесть на эту тему даже конкурировали. Существовали две школы палачей - академика Снежневского и профессора Лунца. Снежневский придумал «вялотекущую шизофрению», а Лунц – «паранойяльные расстройства». В конечном итоге стандартным диагнозом диссидента стала именно вялотекучка. Нигде, кроме СССР, этот диагноз не считали научно-признанным. Зато он был крайне удобен, так как позволял объявить сумасшедшим абсолютно любого человека: даже полное отсутствие симптоматики объясняли тем, что болезнь протекает «вяло».
Описывать, что делали с «больными», нет смысла. Если коротко – пытали и сводили с ума. Однако именно там он познакомился с генералом Григоренко,
Генерал Григоренко был, в общем-то, обычным украинским националистом. Это совершенно естественно – кроме закошмаренных русских, националистами были абсолютно все представители абсолютно всех народов СССР, а уж украинцы в принципе находились на особом положении. Так что до определённого момента Григоренко делал образцовую советскую карьеру. Почему он вдруг расчехлился? Тут возможны две версии: то ли он вообразил себя великим (или захотел им стать), то ли его выбрали для своих целей гебисты. Впрочем, почему «то ли»? Вероятнее всего, человека сочли годным для определённой миссии и поставили на лыжи.
Идея Григоренко была проста: нужен интернационал, сплотка всех нерусских против русских. Последних он именовал «советской властью», чтобы побольнее русских оскорбить и чтобы их же обманывать. Впрочем, время от времени он высказывался абсолютно конкретно:
Григоренко начал свою деятельность с «борьбы против антисемитизма» (это смешно само по себе), а потом взял себе беспроигрышную тему – защиту прав крымских татар. Что такое крымские татары и чего от них можно ждать, теперь, кажется, понимают все (кроме отмороженных многонациональщиков). Но тогда это был просто отличный ход: татары казались особо пострадавшими от соввласти, и сама соввласть это фактически признавала (догадайтесь почему). Григоренко поставил перед ними простую и понятную задачу: способствовал организации национального движения крымских татар, стал неформальным лидером их движения за возвращение в Крым. Оно увенчалось успехом – можно сказать, предопределённым заранее. Но мы не будем углубляться в эту тему, а то ещё чего-нибудь наговорим, ага-ага.
Гебисты Григоренко по-своему оберегали. Разумеется, он сидел в психушках – тут ничего не поделаешь, работа такая. Однако условия труда ему обеспечивали. В той же страшной ленинградской психушке ему не давали таблеток и не ставили уколов – то есть не пытали и с ума не сводили. В дальнейшем условия стали хуже: надо было поддерживать легенду. В конце концов Григоренко отпустили на Запад (мечта любого советского человека). Как написано в одной статье -
Это просто праздник какой-то – мучимого властью Григоренко выпускают за границу (!) к живущему там сыну (!!) и уже после этого «лишают гражданства» (!!!). Для сравнения – другие люди жизнь клали на то, чтобы только выехать (или бежать) из ненавистного СССР. Генералу это всё преподнесли на блюдечке. С чего бы? И опять же – sapienti sat.
Я так подробно пишу о Григоренко, поскольку думаю, что именно общение с ним и его кругом оказалось для Буковского крайне важным. По сути, именно Григоренко помог ему ответить на вопрос «кто виноват?»
Ну то есть. Советскую власть он, конечно, ненавидел – и совершенно правильно. Но вот откуда она взялась и почему существует – не понимал. Григоренко и прочие националы ему это объяснили. Советская власть – это русские, русский народ. Он сам на себя повесил эту страшную гадину. И хотя он от неё же и страдает, всё-таки вина на нём. А не на других народах, которые – жертвы (хотя роль этих жертв в революционных событиях может не замечать только слепой).
В сети Буковского часто называют русофобом и приписывают ему соответствующее происхождение (как правило, еврейское). Это лишнее. В конце концов, схожих взглядов придерживалась Валерия Новодворская, которая всегда вписывалась за кого угодно против русских. То, что эти другие её и за человека-то не считали, она отчасти понимала, но считала, что надо терпеть, потому что «они же от нас так пострадали». Буковского же завораживала готовность нацменов добиваться своих целей и умение это делать. На разобщённых и терпеливых русских он крайне досадовал – и, разумеется, объяснял русскую покорность свойствами русской души… К этому мы, впрочем, ещё вернёмся. Как и к поразительной, космической слепоте русских диссидентов, которые своими глазами видели, что все нацмены – абсолютные сверхационалисты и хотят только своего национального государства, и только русские ни о чём таком подумать не смеют.
[1] Мне всегда было непонятно, почему наши диссиденты тратили жизни на перепечатку или фотографирование книг, но даже не пытались сделать простейший на уровне XVII века, печатный станок «гутенберговского» уровня или гектограф.
