К ночи 21 августа 2019 г. я вернулся из Екатеринбурга, куда ездил на шесть дней в качестве участника и члена жюри Международного фестиваля меццо-тинто (это такая техника гравюры на металле) по приглашению устроителя – Екатеринбургского музея изобразительных искусств.
В этом городе побывал впервые, раньше был в Перми (4 раза), Новосибирске (2 раза), в Омске и Иркутске. Есть с чем сравнить.
Общее впечатление – Екатеринбург город большой, богатый, чистый, зеленый, интересный. Вполне заслуживает название столицы Урала. Застраивался в три приема. Во-первых - дореволюционная застройка, от которой сохранилось немало красивых и затейливых, как их тут называют «купеческих», домов в центре, двух-трехэтажных, даже деревянных целиком или на верхнюю половину, с резными наличниками и карнизами. Во-вторых, в 1920-1930-е гг. сюда приехал мощный десант архитекторов-конструктивистов, преимущественно из Ленинграда. В городе сохранилось порядка 120 характерных домов, из-за чего его порой даже называют «заповедником конструктивизма». Этот стиль, лаконичный и прагматичный, космополитический и связанный с теориями утопического социализма, во многом остается еще определяющим лицо Екатеринбурга. Наконец, в-третьих, всюду видна мощная застройка последних 20-25 лет – высотные суперсовременные дома из стекла и металлических каркасов, среди которых встречаются не только подобия американских небоскребов, но и здания вполне оригинальной конструкции.
Улицы пестрят вывесками и объявлениями, иногда остроумными, много маленьких магазинов, ресторанчиков и кафе, в больших супермаркетах полно народу. Много театров, музеев; по моей просьбе портье распечатал список екатеринбургских галерей, выставочных залов и музеев – он занял четыре страницы мелким шрифтом, 65 позиций. Из-за недостатка времени и плотности графика удалось посетить только музей изобразительных искусств, а также краеведческий и геологический, но каждый из них оставил очень сильное впечатление. Часть мероприятия (выставка меццо-тинто из собрания музея) проходила в огромном Ельцин-центре, так что побывал и там. Видел музей старинной кузнечной и машиностроительной техники под открытым небом на берегу городской реки. Прелюбопытные сады камней – огромных глыб мрамора, гранита и других уральских пород (даже полудрагоценного родонита), снабженных пояснительными табличками. Среди музеев есть такие, названия которых мне показались экзотическими и любопытными: Музей старика Б.У. Кашкина, Музейный центр народного творчества «Гамаюн», Объединенный музей писателей Урала, Музей плодового садоводства, Музей маленьких историй, Музей советского быта «Сделано в СССР», Музей купеческого быта, Музей кукол и детской книги и т.д. Но на них времени не хватило, к сожалению. В музеях видел немало любознательных людей, несмотря на сезон отпусков и рабочий день, на все мероприятия фестиваля приходила настоящая толпа интересующихся искусством граждан, у которых тяга к культуре велика. Да и сам фестиваль был устроен с поражающим воображение размахом: прибыли десятки художников из самых разных стран Европы, Азии и Америки, работали мастер-классы лучших мастеров, устраивались грандиозные выставки старой и новой гравюры. Музей изобразительного искусства на эти дни стал центром культурного притяжения…
Много зелени: бульваров, больших и малых парков и скверов (по разговорам с екатеринбуржцами чувствуется удовлетворение от того, что отстояли один из скверов от храмовой застройки; при этом храмов в городе немало). Есть даже дендропарки, а помимо них еще и ботанический сад. Через город протекает река Исеть, украшая и разнообразя ландшафт.
Очень понравились сами екатеринбуржцы – приветливые, воспитанные и добрые. Много красивых женщин и девушек. В тех частях города, где нам удавалось побывать, совершенно не видно инородцев, даже башкир, кругом только русские лица, что создает комфортную атмосферу: чувствуешь себя среди своих, это дарит спокойствие. Говорят, что в районе Таганского вещевого рынка на окраине города вырос своего рода Чайна-таун, где много китайцев, киргизов, таджиков и т.п., но туда я не доехал, сам не видал. А город как таковой в этом плане чист, и мне, москвичу, этот бросается в глаза и производит замечательное впечатление.
Очень много молодежи, в отличие от удручающе старой Москвы (я езжу московским городским транспортом, и меня обилие стариков и старух угнетало всегда, с самого нашего с мамой возвращения сюда в 1972 году, но в последние пару десятилетий пропорция старых людей еще выросла, и это не радует, хоть я и сам уже перешел в эту категорию). Мне сказали, что студенчество многочисленных городских вузов составляет не менее 7% населения города; это очень заметно.
В связи со всем вышесказанным я испытал настоящую эйфорию вечером в «День города», о чем хочу рассказать подробнее.
В 2010 году я побывал в Стамбуле. Там, в районе Галаты, есть главная улица города, именуемая Истиклаль – широкая и довольно длинная, по которой ходит т.н. «ретротрамвай», сохранившийся с начала ХХ века, катающий туристов и всех желающих. Вечером, особенно в выходные дни, этот трамвай двигается с трудом, поскольку вся улица запружена гуляющим народом, преимущественно молодым. Глядя на это волнующееся море черных голов, заливающее всю улицу от края до края, я отчетливо понимал, что Турция – страна, имеющая будущее, турки – народ, идущий в века. Я дико, остро завидовал и думал, что готов был бы отдать, что угодно, только бы увидеть улицы наших столиц, вот так же залитые народом – только русским, светологоловым и сероглазым. И мне было дано это увидеть в субботу 17 августа 2019 года в Екатеринбурге, когда толпа русской молодежи, возвращавшейся после лицезрения салюта (кстати, совершенно фантастическо-феерического), залила весь широченный проспект-бульвар имени Ленина. Я возвращался в гостиницу в этом сплошном потоке, среди молодых, веселых и дружелюбных моих соплеменников и благодарил судьбу за такое счастье, до которого я не смел надеяться дожить…
Я никогда не забуду это удивительное чувство, этот прекраснейший вечер моей жизни.
Как живут екатеринбуржцы? В цетральной части города, где мы жили и где в разных точках проходили наши мероприятия, много народу, гуляющего, идущего по делам, бродящего по шикарным магазинам и магазинчикам – нормальная столичная жизнь. Но я решил в день вылета в Москву, когда мы уже освободились от своих обязанностей, съездить на продуктовый рынок. Ведь именно на рынке можно увидеть и понять, как в действительности живет население. Один такой сохранился на юго-западе города, в то время как в центре их вытеснили супермаркеты, как и в Москве.
Рынок произвел на нас очень сильное впечатление широчайшим ассортиментом и вполне доступными ценами. Перед сырной витриной застываешь в обалдении: сбился со счету сортов. То же в отделении колбас, сосисок и копченостей, причем видно, что все свежее и прекрасное: ветчина, буженина, прессованная рулька (такого в Москве не видел), всевозможные колбасы. В Москву привез вкуснейшую конскую колбасу «казы», но не сыровяленую и не сырокопченую (хотя были также и они), а вареную, какой в Москве не купишь (тут надо покупать ее в сыром виде в магазине при главной мечети на Проспекте Мира, а потом самому варить четыре часа.)
Рыба свежая: большие и малые щуки, роскошные перламутром отливающие волжские судаки (400 руб/кг), лещи, огроменный сомище, толстолобик толщиной с бревно – такие особенно вкусны в ухе, прямо как осетрина, сазаны, редкие у нас лини, даже налим. Караси охлажденные, с ладонь величиной, по 90 руб/кг, а такие же еще живые – по 130. Плохо ли?
Большой и красивый, нежирный свиной окорок продавался за 240 руб/кг. В Москве такой в магазине мог бы стоить все 350, а на рынке и дороже. Хорошая местная баранина, говядина – все, по московским меркам, недорого.
Овощи, фрукты-ягоды – всего этого полно. Изрядная корзиночка земляники была нами куплена за те же 240 руб и съедена с местным молоком за милую душу.
Народу на рынке было не много, но ведь это был будний день, рабочий, притом середина дня, когда никто особенно на рынок и не ходит. Однако ясно, что все это изобилие так или иначе будет раскуплено, в противном случае продавцы бы его не завозили.
Но настоящий шок в хорошем смысле я испытал, когда наткнулся в центре на небольшой магазин с названием «Соболев Сыр», в котором увидел подлинные чудеса. Вообще-то хороший сыр – плод многотысячелетней высочайшей гастрономической культуры Средиземноморья, как и вино, и все производные от оливы. Поэтому лучшие сыры были и есть в Италии и Франции, а уж оттуда они распространились и в Голландию, и в Англию, и в Швейцарию. Ну, а теперь я стоял перед фактом: изготовленные русскими сыроварами в Свердловской области сыры, не уступающие по вкусу и разнообразию лучшим заграничным образцам – два сорта маасдама, пять сортов чеддера (в том числе на портвейне и на коньяке), конте и грюйер, сыры козьи, сыры для терки и жаренья, творожные сыры типа «шевр», сыры с плесенью, даже стилтон, камамбер и горгонзола, особый сыр «Соболевский», придуманный главным сыроваром фирмы Максимом Соболевым и др. Я разговорился с приказчиком, он рассказал мне и про фирменных особых коров, и про особые для них корма, и про классическую рецептуру, тщательно соблюдаемую, но иногда и варьируемую творчески. Оказывается, в этом году «Соболев Сыр» ездил на ежегодную ярмарку сыров в Истру, откуда привез семь призов: два золотых, четыре серебряных и бронзовый. Класс! Мне давали пробовать все, что я просил; в Москву я привез поистине великолепный 18-месячный чеддер и очень вкусный грюйер. Впрочем, скоро «Соболев Сыр» начнет продаваться и в Москве.
Но вот, прогулявшись в День города по скверу возле музея, я зашел в павильон и увидел там прилавок, за которым сыровары фирмы «Ингала» из Тюмени торговали тоже своим сыром ручной работы, изготовленным по итальянским рецептам, разных сортов. Начал пробовать – и опять не удержался, купил полкило монастырского сыра «качотта Сицилия», имеющего на себе отпечаток плетеных корзин, в меру пикантного, для терки и макарон/спагетти.
Я подумал: вот ведь русские умельцы! Сразу взялись за самое трудное, самое культурное гастрономическое предприятие (возможно, после виноделия) – и с честью справились с этим делом. Что мне теперь будут говорить о неспособности русских вести бизнес, о задавленности фермеров и тому подобном! Конечно, жизнь делового человека – не увеселительная прогулка, но сильный, умный и трудолюбивый все одолеет…
Кстати, об умных, сильных и трудолюбивых. В понедельник 19 августа мы, десять человек москвичей, преданных искусству, отправились в город Ирбит в трех часах езды от Екатеринбурга, чтобы нанести визит в местный художественный музей. Этот музей – не какой-то провинциальный культурный центрик, а достопримечательность общероссийского масштаба. Сюда теперь непременно возят делегации из разных столиц и стран мира, посещающих столицу Урала. Сюда на два дня приезжала даже сама великая Ирина Антонова, президент Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина из Москвы. Музей Ирбита создан, в сущности, одним-единственным необыкновенным человеком, его сорокалетними трудами, практически с нуля. Валерий Андреевич Карпов, недавно отметивший свое 70-летие, заслуженный деятель культуры России (не буду перечислять все его звания и регалии) посвятил всю свою жизнь собиранию произведений искусства – и преуспел весьма. Наши впечатления превзошли все ожидания. Музей состоит из трех частей, расположенных в трех зданиях. В одном собраны работы наиболее знаменитых художников Урала за последние четверть века. В другом проходят плановые выставки. А в третьем и главном расположены картины и графика классического периода европейского, в основном, но также и русского исскусства. Большие и подлинные полотна Рубенса и Ван-Дейка сразу задают высочайшую планку собранию. Но главное – более десяти залов, посвященных искусству гравюры (это основное увлечение и достижение Карпова), где представлены во многих лучших образцах основные направления этого вида искусства всех времен и народов. Дюрер, Бургкмайр и Вольгемут, Лука Лейденский и Корнелис Корт, Маркантонио Раймонди и Федериго Бароччи, Ван Дейк, Рембрандт и Остаде, Жак Калло и Клод Лоррен, великие мастера французского и английского гравированного портрета – словом, сотни отборных листов, которые составили бы честь и славу любого европейского музея, можно сегодня видеть в музее маленького уральского города, все население которого – 32 тысячи человек.
Сегодня этот музей – настоящее градообразующее предприятие, без всяких скидок, в нем работет не менее 80 человек, некоторые совмещают по две должности. Мы полдня бродили по музею, испытывая неослабевающий интерес, истинное наслаждение и своего рода культурный шок. Потому что ничего подобного, конечно же, не ожидали. Сила отдельной личности русского человека (Карпова) оказала себя здесь в более чем убедительном виде. А ведь все основные достижения, включая реставрацию и ремонт старинных руин, переданных ему когда-то городом, были осуществлены им в наше время, особенно в последние лет двадцать. Пока кто-то ныл, а кто-то разбивал себе лоб, воюя с «режимом», этот человек настойчиво осуществлял свою мечту, свой жизненный подвиг, свою судьбу. И в итоге сотворил чудо. Побольше бы нам таких людей…
Кстати, пока музей не стал такой заметной достопримечательностью, градообразующим предприятием Ирбита был молокозавод, на который мы не преминули заехать – купить топленого молока, вкуснейших йогуртов и славного в области мороженого. Выяснилось, что раз в неделю фура, доверху груженая продукцией завода, отправляется в Питер в одно известное место, где все раскупается в считаные часы. Ну, и вся область, конечно же, тоже окормляется «молочкой» отсюда же. Недаром вокруг Ирбита лежат поля с кормовой кукурузой, ячменем, овсом и т.п., а в хозяйстве содержится не менее тысячи коров.
Пока ездили в Ирбит и обратно, я разговорился с водителем нашего минивэна. Он человек суровый, резковатый и едкий, клянет «москалей», обирающих, по его мнению, область и город, мечтающий о скором уходе нашего «царя» со всей камарильей и пророчащий новую пугачевщину. Но при этом не уважающий Навального. С ностальгией вспоминающий 1990-е годы, когда ему почему-то хорошо жилось, и с любовью – губернатора Росселя, защищавшего, по его мнению, область от Москвы (хорошо хоть не Ельцина, отношение к которому вообще у екатеринбуржцев негативное). Я сказал ему, что без «царя», без сильной центральной власти России не выстоять, потому что население нашей огромной и богатейшей страны составляет всего лишь 2 % от населения всего мира, и стоит России разделиться или утратить управляемость, как ее в два счета раздербанят и на косточках покатаются. Наш водитель задумался…
Между делом выяснилось, впрочем, что он постоянно ездит по каким-то своим делам то в Нижний, то в Пермь, а то и в Москву, и по нескольку раз в год выбирается на охоту и рыбалку в Якутию, где прошли его молодые годы. Показал мне фото на фоне убитого 500-килограммового лося… Я подумал, что судя по всему, несмотря на брюзжанье и извечную русскую нелюбовь к начальству, живется ему совсем не так уж плохо.
Напоследок – несколько слов о монументальной пропаганде в городе. В центре довольно много памятников, среди которых особо заметны памятники едва ли не главным врагам русского народа в ХХ веке: Владимиру Ленину, напротив администрации города, Якову Свердлову, на площади Парижской коммуны, и Борису Ельцину, у Ельцин-центра – мраморная глыба, из которой глядит на нас ни дать ни взять Идолище Поганое – явный потомок Чингисхана или Батыя. Хочется сказать, что город процветает явно вопреки таким «оберегам».
Есть и памятник невинно убиенным Романовым, но увидеть его в городе не так удобно, поскольку он входит в ансамбль Храма на крови, поставленного на месте недоброй славы Ипатьевского дома, а это не на виду.
Вот такие впечатления вынес я из поездки в Екатеринбург. Жизнь мирная, культурная, созидательная и счастливая, хотя, может и не все это сознают.
А для сравнения расскажу об Иркутске, где я побывал в 2015 году в тщетной попытке разыскать следы своего двоюродного деда, художника по фарфору Владимира Севастьянова.
* * *
Иркутск произвел сложное, но в целом непривлекательное впечатление. Весь город буквально изнасилован самой низкопробной и безвкусной рекламой – это ощущение начинается от вокзальной площади и не отпускает нигде совсем. В ней тонет и милая простая старина с деревянным кружевом, и вычурно амбициозные памятники купеческой архитектуры. Город весь как будто подчинен каким-то не всегда понятным, но алчно-агрессивным устремлениям. Возможно, подавленная в течение 70 лет купеческая сущность Иркутска вырвалась, восстановилась вот в такой уродливой, калечно-увечной форме. Отвратительный новодел а-ля рюс – целый «130-й квартал» – логически завершает тему, усиливая это чувство.
Иркутск, вообще, – странный город, в котором я бы вряд ли хотел бы жить. Он почему-то пропитан насквозь двумя субстратами, оба из которых мне крайне несимпатичны: 1) инородничеством. Это какой-то нерусский город, в котором русскому надо «жить с оглядкой», хотя официально по переписи 2010 года в Иркутске проживало 91,8 % русских от общей численности горожан; 2) революционерством.
Кстати, ощущение переизбытка инородцев тоже начинается с вокзала. Их преизобилие бросилось в глаза сразу же, как впервые вышел с перрона в город. К тому же, моя гостиница была в районе обоих гигантских рынков, пищевого и вещевого, и кого здесь только нет! Масса мусульман всех мастей (я питался в отличнейшей столовой «Сомон II», где была великолепная восточная кухня: лагман, шурпа, плов, кайла и т.д., готовил средних лет таджик). Множество китайцев – всюду даже вывески на китайском. Корейцы, киргизы и, само собой, буряты, которых русские иркутяне называют «наши буряты». Всюду их «позные» (как наши пельменные, позы – это вроде пельменей или манты), есть даже монгольский кабак «Мамай», очень плохой и дорогой. И так – куда ни бросишь взгляд. Много полукровок, лиц с заметной монголоидностью. На одной улочке рядом кафе «Ангар», ресторан «Бишкек» и две огромные башни торгового центра «Шанхай-Сити»…Чем-то Иркутск напомнил мне Ташкент (я был там в 1990 году), в котором русский субстрат тоже очень даже присутствует, но, как бы сказать… не доминирует.
Я стал понимать Бориса Миронова, родом из Забайкалья, с его дурацкими завиральными псевдо-русскими идеями насчет «Россия для коренных народов» и т.п. Просто он вырос там, в Читинской области, среди инородцев, которых в Чите еще больше, чем в Иркутске, и у него с детства сломано, искажено нормальное русское национальное сознание, он своего рода моральный компракчикос, он привык жить с оглядкой на нерусское окружение, и не представляет, что можно ведь жить и по-другому, в полный рост, по-русски, без всякой оглядки!..
Читая карту этого небольшого города, я задыхался, мне было тошно от такого сгустка революционно-большевистского истеричного самолюбования. Вот самые большие улицы: Карла Маркса (бывшая «Большая»), Ленина и Дзержинского. А рядом с ними, покрывая весь исторический, древний центр города, улицы, названные в честь иных борцов с царизмом: Свердлова, Урицкого, Володарского, Трилиссера, Литвинова, Постышева, Бабушкина, Лопатина, Богданова, Энгельса, Фурье, Марата, Клары Цеткин, Карла Либкнехта, Сухэ-Батора, Степана Разина, Пугачева, Рылеева, Боткина, Софьи Перовской, Халтурина, Желябова… А кроме них – улицы Советские (вплоть до 6-й Советской), Красноармейская, Красногвардейская, Красноказачья, Красных мадьяр, Красного восстания, Польских повстанцев, Пролетарская, Коммунистическая, Комсомольская, 25 Октября, Третьего июля, Декабрьских Событий, 50 лет Октября, Партизанская (имеются в виду красные антиколчаковские партизаны времен Гражданской войны), Баррикад, Октябрьской революции, Борцов революции, Коммунаров, а также Пионерский переулок и Парк имени Парижской Коммуны, а заодно площадь Декабристов и улица Декабристов. К этому надо добавить еще немало улиц, названных в честь местных революционеров, менее именитых, но знаковых для города: Грязнова, Флюкова, Лыткина, Зверева, Ширямова, Каландаришвили (сражались с Колчаком), Новокшонова, Касьянова, Бограда…
Читая эти названия, испещрившие всю сердцевину карты города, я поражался: в чем секрет этого красного безумия? Чем Иркутск так провинился перед Богом? Я заговорил об этом с сотрудницей иркутского краеведческого музея (отдел истории) и услышал полушутливый ответ: «Иркутск – еврейский некрополь!». Посмеялись невесело… Все равно непонятно.
Кстати, в топонимике Екатеринбурга тоже, конечно, присутствует революционный и еврейский акцент, ведь недаром город с 1924 по 1991 гг. носил имя Якова (Янкеля) Свердлова, которого до революции в партии знали как «товарища Андрея». Но Иркутск в этом отношении бьет все рекорды.
Ужасен архитектурный стиль современного Иркутска, где все раздражает и оскорбляет взгляд, ибо прелестная старина либо осквернена, обезображена рекламой, либо соседствует с новостройками из стекла/бетона, либо зияет руинами и т.д. Отдельные старинные прекрасные дома сохранены, но от этого контраст еще разительнее.
Но есть в городе и островки чистой духовности, это – музеи. В первую очередь, если говорить о поразившем, это собрание икон Художественного музея и усадьбы декабристов князей Волконского (на первом месте) и Трубецкого (на втором).
Байкал, даже мельком и скудно увиденный, оставляет грандиозное впечатление (вместе с дорогой к нему) и желание пожить в его окрестности отшельником.
Скорбное и вместе светлое впечатление от поселка Мишелёвки. Страшно жаль убитую фарфоровую Хайтинскую фабрику. Трогает отношение к ней жителей – любовно-памятливое, благодарное и восхищенное.
Люди Иркутска в целом мне показались неиспорченными, отзывчивыми, умно-ироничными и патриотичными.
Удивительные попытки исправиться, загладить вину, сделанные каким-то порывом, если не рывком: восстановление вдруг памятника Александру Третьему в 2003 году. Он отлит заново по старому образцу, по решению и за счет Восточно-Сибирской железной дороги, но… с одобрения иркутского горисполкома. Впрочем, в этом вывихнутом городе памятник уже пять раз подвергался вандализму: срывали гербы с ограды, кресты с корон, короны с орлов, крали буквы из надписи.
Не менее удивляет установка памятника адмиралу Колчаку, верховному правителю Сибири, расстрелянному здесь, осуществленная известным скульптором Вячеславом Клыковым и местным предпринимателем Сергеем Андреевым, выделившим необходимые средства. Многими эта инициатива была, конечно же, принята в штыки, вызвала митинги и пикеты протеста.
Белое и красное в судьбе Иркутска борется до сих пор, в народе сильна ностальгия по советской власти и даже по Сталину…
Что ждет в дальнейшем Иркутск? Поживем – увидим.
