Столетие со дня убийства последнего русского царя и его семьи подняло с глубин всяческие придонные формы жизни. Советские патриоты и отмороженные либералы, циничные журналисты и благообразные «новые православные», обычно на дух друг друга не переносящие, объединились, чтобы порадоваться убийству Императора, поглумиться над ним или хотя бы поклеветать на него. Такое трогательное единство стаи кошек-поганок, отлично знающих, чьё мясо они едят, вызывает даже какое-то умиление. Если кому интересно – посмотрите вот эту подборочку, она очень характерная.
К счастью, добрых русских людей в этой стране за истекшее время прибавилось. В Екатеринбурге состоялся Царский крестный ход, приуроченный к 100-летию со дня расстрела императора и его семьи. Собралось около ста тысяч человек, шествие растянулось на двадцать километров. Понятное дело, у Церкви мобилизационные возможности сейчас побольше, чем у «Эха Москвы» или даже у великого журналиста Невзорова. Но важно и то, что мобилизовывать можно только тех, кто к мобилизации готов. Никакие батюшки не смогли бы организовать крёстный ход в поддержку повышения пенсионного возраста.
Впрочем, не нужно думать, что тут «вопрос религиозный». Вполне светские люди, ещё вчера по инерции повторяющие зады советской пропаганды («царь был плохой, негодный, правильно убили») начинают задумываться – а в самом деле, хорошо ли было убивать Царя и его семью? А главное – зачем? Если Царь был такой плохой и его все так ненавидели, почему бы не поступить с ним как с Вильгельмом немецким, развязавшим, между прочим, мировую войну? Но его почему-то никто не убивал, а дали тихо дожить… Как-то непонятно. А если начать копать эту маленькую непонятку, откроется очень и очень многое. В конечном итоге – всё откроется. И про «революцию», и про то, кто её на самом деле сделал, а главное – зачем.
В рамках небольшой статьи мы не можем ответить на все эти вопросы, да ещё и доказательно. Автор ставит себе очень скромную цель. А именно – поставить всего один вопрос и попробовать его разобрать. Но вопрос интересный, важный, и в советском дискурсе (да простится мне такое слово) актуальный.
Все советские дети знали, что «Николашку второго народ прозвал Кровавым». Про «народное прозвище Николай Кровавый» написано было во всех учебниках. Потом это ещё и в кино повторяли, чтобы не забыли. При этом через другие рупоры те же советские пропагандисты кричали про «царя-тряпку», «царя-слабака», который, дескать, «ничего не мог». С прозвищем «кровавый» это как-то не очень вязалось.
Кстати, а откуда это «народное прозвище» вообще пошло?
Разумеется, серьёзной литературы на эту тему практически не существует – в основном советские агитки. Однако мы живём в эпоху доступной информации. Так что люди стали копать – и раскопали. Как выяснилось, сама формулировка «Николай Кровавый» была впервые обнародована при следующих обстоятельствах.
В 1910 году в каторжной тюрьме выпороли двух политзаключённых. Сейчас, когда пытки в тюрьмах – дело совершенно житейское, подобная чувствительность выглядит странно. Но не надо забывать, что Российская Империя была очень гуманной страной. Что её, оbiter dictum, и сгубило.
Далее произошло вот что. Дабы выразит солидарность с выпоротыми студентами, покончил с собой некий Егор Созонов, эсер-террорист[1], убийца Вячеслава Константиновича Плеве. Вообще-то мерзавца должны были повесить. Однако всё та же доброта «царизма» и здесь сыграла скверную роль: вместо повешения убийцу отправили на каторгу. Сначала бессрочную, но после амнистии 1905 года её ограничили. В момент самоубийства ему оставалось два месяца до выхода на волю.
Поводом к самоубийству, как уже было сказано, была порка двух студентов, Петрова и Соломянского. Дабы обратить внимание общественного мнения на этот ужас, Созонов, по официальному заключению, «принял яд» [2]. Вообще-то для привлечения внимания достаточно было и голодовки, общество было тогда чувствительным. Судя по всему, Созонов был либо не вполне в себе, либо ему помогли совершить подвиг революционные товарищи. Я бы предположил сначала второе – революционеры были людьми удивительно мерзкими, и убить своего товарища «ради Дела» для них было вполне нормальным ходом. Тем более – яд… Впрочем, и это - оbiter dictum.
Теперь следите за руками. Порка студентов и самоубийство (в кавычках или без) Созонова в Петербурге и Москве начались очередные студенческие волнения. Как организовывались эти волнения – понятно: в университетах заправляли уголовники и разгулянная революционная сволота, которая, по тогдашнему выражению, «коноводила» (то есть дурачками-студентами управляла как хотела).
Государство запретило газетам писать о волнениях. Это вызвало неудовольствие господ газетчиков, но ещё более – левых. Третьего декабря 1910 года социал-демократическая фракция Государственной Думы (то есть большевички) подала запрос «относительно запрещения печати оглашать сведения о происходящих в Петербурге событиях в высших учебных заведениях».
Поначалу дискуссия шла по накатанной схеме – левые «обличали страшное самодержавие», правые говорили, что нехрен разгуливать сволоту. И вдруг крайне правый депутат Пуришкевич выступил с речью, в которой потребовал открытого обсуждения в прессе студенческих волнений.
Высказался он в следующих энергических выражениях:
«В стенах университета почтили память многоуважаемого товарища Созонова и говорили, что на смерти его должны воспитываться молодые студенческие поколения. И не говорил ли товарищ Борис, что пора покончить с сатрапами кровавого Николая Второго. Вот это и есть то величайшее зло и то безобразие, которое должно быть вскрыто. И только после этих безобразий, только после того, как было произведено оскорбление Величества, в стены университета была введена полиция, которая разогнала собравшуюся там шваль, позволявшую себе оскорблять священное имя.»
О правом депутате Пуришкевиче стоит сказать несколько слов. Данный товарищ играл в событиях «революции» примерно ту же роль, что Жириновский сейчас - то есть роль пугала для тогдашних людей «со светлыми лицами»[3]. Судя по всему, он это делал вполне сознательно. Выдавая себя за монархиста, русского националиста и крайне правого, он всячески вредил монархии и русскому делу. Будучи одним из лидеров Союза Русского Народа, он его расколол, создав «Союз имени Михаила Архангела». Он поддерживал все либеральные реформы. Он был одним из убийц Распутина – и, что важнее, одним из создателей «распутинского мифа». И много ещё в чём участвовал этот любопытный персонаж.
Что особенно интересно – советская власть обошлась с ним поразительно гуманно. Как сообщает всё та же Вики, «18 ноября Пуришкевич был арестован в гостинице «Россия» по обвинению в контрреволюционном заговоре. Приговор оказался необыкновенно мягким: 4 года принудительных общественных работ при тюрьме. Но уже 17 апреля 1918 г. Пуришкевича выпустили из тюрьмы, после личного вмешательства Ф. Э. Дзержинского и комиссара юстиции Северной коммуны Н. Н. Крестинского. Формальной причиной освобождения стала «болезнь сына». С него взяли честное слово о неучастии в политической деятельности во время отпуска из тюрьмы. А 1 мая по декрету Петроградского Совета Пуришкевич был амнистирован.» Для сравнения – настоящих русских националистов (таких, как Меньшиков) убивали на месте. Видимо, у Пуришкевича имелись какие-то заслуги перед революцией. Да такие, что игнорировать их не мог даже людоед Дзержинский.
Но вернёмся к описываемому эпизоду. Итак, Пуришкевич процитировал фразу Бориса Созонова, где упоминался «кровавый Николай». Из-за чего газеты, перепечатавшие его речь, изъяли из продажи. Разумеется, всё приличное общество тут же было осведомлено, что изъятие произошло из-за выражения «кровавый Николай».
Выражаясь современным языком, «через Пуришкевича ВБРОСИЛИ МЕМ». А точнее – вбросил его сам Пуришкевич. Разумеется, вполне сознательно.[4]
Однако вброс оказался малоуспешным. Про «смелое выскаывание» поговорили, но «Николай Кровавый» к Государю не приклеился. Несмотря на постоянные – и довольно странно выглядящие – попытки как-то реанимировать эту тему.
И проблема тут была не во всеобщей любви к Государю – к тому времени Хозяева Дискурса настроили против Царя практически всех грамотных дураков, то есть большинство общества – а в русском языке. Прозвище «кровавый» совершенно не ложится в общий строй русской речи. Ну нет у русских привычки обзывать кого-то «кровавым». Ещё более-менее это слово звучит во множественном числе. «Кровавые палачи» - ну туда-сюда. Но с личным именем вместе? Никак. «Кровавый Вася», «кровавый Петя» - ну смешно же.
При этом русское ругательное слово, связанное с кровью, имеется. Это слово «кровопийца». Можно «кровосос», даже «кровохлёб». Но не «кровавый». «Кровавый» - это что-то очень книжное, вымученное. В народное происхождение такого прозвища не верится абсолютно.
Это касается не только Николая. «Кровавое воскресенье» - тоже, в общем-то, не по-русски звучит. Вот «Ленский расстрел» - да, в это верится, именно так это событие и назвали бы русские люди с их конкретным мышлением. А поэтическое «Кровавое воскресенье» - слух режет. Не так, как «Николай Кровавый», но всё-таки. Хотя назови это «Петербургским расстрелом» - все бы поняли [5].
Что-то с этим словом не то.
Так почему же с упорством, достойным лучшего применения, именно это неудачное слово всё клеят и клеят к имени Николая? Когда очевидно, что «ну не клеится»?
Это можно объяснить только одним обстоятельством. Люди, работавшие над очернением образа царя, ПОЛУЧИЛИ ИНСТРУКЦИЮ. То есть приказ – «говорить так». Приказ начальника – закон для подчинённого. Причём начальник был ТАКОЙ, что его приказы сто лет подряд исполняются неукоснительно.
Чей это был приказ и откуда?
На последний вопрос тоже отвечает язык. Потому что есть язык, на котором эпитет «кровавый» - один из самых расхожих. И это английский. Где есть обзывательство bloody. Применяемое к чему ни попадя.
Формально это слово переводится именно как «кровавый». На самом деле это просто ругательство, что-то вроде «сволочь», «мразь», «проклятый» и т.п. Лучше всего на русский это слово переводится другим русским прилагательным, звучащим очень похоже, хотя и
являющимся производным не от слова «кровь», а от слова «блуд» [6].
Что особенно интересно, это прозвище англичане любят лепить на всяких политических деятелей. Начиная с английской королевы Марии I «Католички», известной как bloody Mary[7],и кончая вполне современными персонажами.
Как раз во времена царствования Николая Второго, с 1902 по 1905, Британию возглавлял человек именно с таким прозвищем. Лорд Артур Джеймс Бальфур был известен как bloody Balfour из-за жёстких мер, предпринимавшихся им ранее против ирландского самоуправления. [8]
Лорд Бальфур много занимался Россией. В частности, именно при нём Великобритания поддерживала (чтобы не сказать – науськивала и снабжала) Японию в её войне с Россией. Он же, судя по всему, был архитектором Гулльского инцидента, антирусской британской провокации.
Очень интересен вопрос, чем занимался Бальфур в период с конца 1905 по май 1915. Формально он вроде как «занимался партийными делами». Однако, учитывая деятельную натуру этого господина, логичнее всего предположить, что он был поставлен на какой-то очень важный для Британии проект, который и поглощал всё его время и силы.
И такой проект был – «русская революция». Для Британской Империи – невероятно важный и значимый.
Сразу предупреждаем читателя: всё, что ниже – именно что предположения. У автора нет документов, свидетельствующих о том, что именно Артур Джеймс Бальфур курировал процессы, происходившие в России. Относитесь к этому как к фантазии – но как к фантазии не совсем уж пустой, а довольно-таки основательной. Я бы сказал так – в этом направлении стоило бы копать.
Но мы в очередной раз отвлеклись. Вернёмся к теме «кровавого».
Если допустить (условно, условно), что именно Бальфур занимался такой щекотливой темой, как очернение Николая Второго, то, весьма вероятно, он старался подобрать что-нибудь достаточно обидное. Судил же он, как и все люди, по себе. Скорее всего, прозвище bloody Balfour его раздражало. Несмотря на прославленное бальфуровское хладнокровие и неизменную любезность – а ведь именно Бальфур был одним из двух прославленных англичан, сформировавших «британский стиль» - он, скорее всего, прозвищем тяготился.
Не он ли перепасовал обзывалку Николаю Второму? Это было бы и логично, и по-человечески понятно. Зачем напрягаться и что-то выдумывать?
Обзывалка не пошла, хотя продажные российские политиканы, выполняя английский приказ, пытались её форсить. «Не покатило». Но инструкцию никто не отменял, и "народное прозвище" (в советском лексиконе "воля народа" = "воля Форейн Офис") продолжало булькать в советских книжках. Сейчас советоиды его снова пытаются форсить, несмотря на очевидное отторжение на уровне языка.
Так ли это? Достаточно заглянуть в ту же Википедию. В английской версии статьи про Николая Второго в первом же абзаце сказано: «He was given the nickname Nicholas the Bloody or Vile Nicholas by his political adversaries due to the Khodynka Tragedy, anti-Semitic pogroms, Bloody Sunday, the violent suppression of the 1905 Russian Revolution, the executions of political opponents, and his perceived responsibility for the Russo-Japanese War.» («Его политические противники дали ему прозвище Николай Кровавый или Мерзкий Николай из-за Ходынской трагедии , антисемитских погромов, Кровавого воскресенья , насильственного подавления русской революции 1905 года , казней политических оппонентов и вменённой ему ответственности за русско-японскую войну»). На других языках ничего подобного нет.
Тут уже всё понятно. Особенно интересна тема «мерзкого Николая» - видимо, форсили и это, но не преуспели совсем.
И наконец. Справедливы ли предположения автора относительно авторства прозвища «кровавый»? Кто знает, Но вот по поводу лично Бальфура можно сказать так: учитывая роль этого благообразного джентльмена в истории (например, в истории Ближнего Востока и во многом другом), его прозвище уж точно можно считать заслуженным.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Что особенно характерно – из древлеблагочестивой старообрядческой семьи.
[2] Из Википедии, очень вкусное:
«Первоначально его похоронили в Горном Зерентуе. 25 мая 1917 года прах Созонова был привезён в Уфу. Состоялось перезахоронение на Сергиевском кладбище. На могиле в 1917 году был установлен памятник. Он представлял собой четырёхгранный обелиск высотой 3 м, шириной 1,3 м. Сложен из кирпича, зацементирован и отштукатурен. В центре обелиска, в нише, в кирпичную кладку вмурована мраморная плита серого цвета с надписью: «Погибнуть в борьбе за победу своего идеала — великое счастье. Среди ужасов — смерти и крови — рождается свобода.» На другой стороне обелиска, тоже в нише, была вмурована мраморная плита с текстом: «Я должен умереть. Ожидать лишний день — это значит, может быть, увидеть новые жертвы.»
Естественно, убийца удостоился обычной советской чести – его именем названо несколько улиц в русских городах. Правда, для простоты большевики переименовали Созонова в Сазонова. Особенно смешно получилось в Воронеже, где есть улица Петра (!) Сазонова. Как объясняет вся так же Вики, «раньше на этом месте пересекались улицы Петра Алексеева и Егора Сазонова. В 1970-х годах улицы были застроены, а оставшийся проезжий участок получил «объединённое» название.»
Эта последняя деталь объясняет очень многое. Советские товарищи и себя ощущали грязью, и своих «героев» тоже. Они называли их именами русские улицы не для того, чтобы увековечить их память («улица памяти Васи… ах он Петя? Да и хрен бы с ним, оставим Васю»), а чтобы замазать своим дерьмом старое русское название. Ну а что это за дерьмо и какого сорта – им было, в сущности, без разницы.
[3] Подобие между Жириновским и Пуришкевичем просматривается даже на уровне мелких приёмов. Например, швыряние стакана с водой в собеседника – это была коронная фишка Пуришкевича. Жирик, видимо, заимствовал этот приём у своего прототипа (а может быть, ему подсказали «такие же люди»).
[4] Кстати, вброс был не первым. «Русский поэт Бальмонт» ещё в 1907 году, проживая за границей, опублоковал сборник стихов «Песни мстителя», где половина стихов были посвящены поношению Николая Второго и семьи Романовых. В частности, там была строчки «наш царь – кровавое пятно» (и это было самое приличное). В отличие от несчастного сифилитика Блока, приветствовавшего «февральскую революцию» и потом советскую власть из чистого желания саморазрушения, Бальмонт был хладнокровный подлец, пытавшийся делать карьеру у революционеров. В частности, он предлагал Временному правительству вариант гимна России, следующего содержания:
Да здравствует Россия, свободная страна!
Свободная стихия великой суждена!
Могучая держава, безбрежный океан!
Борцам за волю слава, развеявшим туман!
Да здравствует Россия, свободная страна!
Свободная стихия великой суждена!
Леса, поля, и нивы, и степи, и моря,
Мы вольны и счастливы, нам всем горит заря!
Да здравствует Россия, свободная страна!
Свободная стихия великой суждена!
Судя по этому шедевру, Михалков с его тремя гимнами превзошёл Бальмонта как поэт во всех отношениях.
ДОВЕСОК. Кстати: когда к власти пришли большевики, великий лирик предпочёл эмигрировать. Очень жаль, что в эмиграции никто даже не надавал ему по щекам за его былое революционное скотство - не говоря уже о чём-то большем, что сделал бы любой уважающий себя народ с такой тварью. Добр русский человек, в этом и состоит его главная беда.
[5] Я намеренно не обсуждаю эту тему, хотя «тут всё ясно» - достаточно посмотреть на то, чья именно пресса (вы удивитесь, британская!) публиковала заоблачные цифры убитых и раненых, а также распространяла слухи, что будто бы русский царь лично расстреливал людей то ли из пулемёта, то ли из винтовки.
[6] Впрочем, тут возможна и связь: неясно ведь, что за кровь имеется в виду. Возможно, английское слово содержит указание на нечистую кровь и сомнительное происхождение – и тогда оба слова являются полными синонимами. Надеюсь, филологи и историки когда-нибудь займутся этим вопросом.
[7] Насколько мне известно, популярный коктейль назван именно в её честь. Хотя превращение имени исторического персонажа в название блюда в большинстве случаев честью никакой не является, а совсем даже наоборот. Культ Наполеона в России окончательно пал, когда в 1912 году появился торт «Наполеон».
[8] Интересно, что он не заслужил этого прозвища за англо-бурскую войну, выигранную под его руководством Британией за счёт ряда остроумных английских новшеств – например, концлагерей.