Точно карты, украденные из колоды, годы юности нашей.
На два оборота ключа заперли кухню,
И нам не дадут ни варенья, ни пирожков с черешней,
Ни любви, ни достойной смерти,
Этого странного, терпкого вкусом плода
Пере Химферрер (Перэ Жимферрэ) «Песня для Билли Холидэй»
События в Каталонии на самом деле интересны не вопросом, появится или нет на карте мира новое государство, а как наглядный пример европейской психологии. При объективном взгляде на них они не драматичны, а в сущности анекдотичны. Говорю это без какого-либо пренебрежения к каталонцам и симпатий к Мадриду, ибо, на мой взгляд, логика этих событий, порождена не национальными характерами, а нивелирующим эти характеры постмодернистским миром.
Два года назад после очередных выборов в каталонский парламент я опубликовал в «Известиях», где раздел «Мнения» курировал еще Борис Межуев статью «Покой важнее независимости» https://iz.ru/news/594009 где спрогнозировал, что независимости не будет хотя, ее сторонники завоевали в этом парламенте большинство. И не состоится она именно в силу европейской психологии. Правда относительно деталей я был не совсем прав, ссылаясь на опыт прошедшего в 2014-м совещательного опроса, или как он официально назывался в Каталонии «процесса гражданского участия».
Я писал тогда : «Да, за независимость проголосовало около 81% участников голосования, но вот число участников было почти вдвое меньше, чем бывает в провинции на парламентских выборах, — 37% от внесенных в списки. Таким образом, настроенная на независимость каталонская власть не может сказать главное: большинство народа за отделение. А что реально может сделать новый парламент? Запустить новый «процесс гражданского участия»? Так результат будет таким же или еще хуже — для сторонников независимости».
Как оказалось, каталонский парламент запустил в этом году не совещательный опрос а референдум о независимости, на который пришло 43% избирателей из которых 90% высказались за отделение от Испании. Каталонская власть утверждала, что если б не вмешательство испанской полиции, то явка превысила б половину избирателей, с другой стороны каждый каталонец мог проголосовать где хочет, а в избиркомах не было представителей оппозиции, поэтому допустимо предполагать, что множественное голосование и другие фальсификации уравновесили полицейское вмешательство. Но по всем выборам и опросам известно что каталонское общество разделено на две половины в вопросе о независимости. И ее противники бойкотировали голосование, которое Мадрид считал незаконным.
Как известно этот бойкот для каталонской власти не имел значения – референдум считался легитимным независимо от числа его участников. И 27 октября через 4 недели после референдума после неудачных попыток торгов с Мадридом каталонский парламент проголосовал-таки за независимость. Правда уже не 72 голосами из 135, как принимались все решение связанные с референдумом а 70 (двое из представителей правящего большинства воздержались). Но тут-то и начинается самое интересное.
Два года назад я писал в «Известиях»: «достижение независимости требует активных незаконных действий, и не только от власти, но и от общества. И общество, понимая, что на действия могут найтись противодействия, к этому не готово, несмотря на весь бунтарский каталонский бэкграунд — ведь в свое время это был единственный регион мира, где анархистские идеи едва ли не доминировали». Прогноз здесь полностью оправдался.
Как известно, испанским ответом на независимость Каталонии стало принятое также 27 октября решение Сената страны о роспуске правительства автономии, введении прямого управления и новых выборах которые пройдут 21 декабря. Все эти меры соответствуют статье 155 конституции Испании.
Как в этой ситуации действуют настоящие сепаратисты, хорошо известно по опыту СССР и Югославии. В соответствии с этим опытом события должны были б развиваться так. Каталонский парламент срочно собирается и принимает обращение к народу с такими ключевыми элементами 1) мы избраны народом на демократических выборах которые признаны и Мадридом, 2) народ на референдуме избрал независимость, 3) в соответствии с волей народа мы являемся другим государством и поэтому решение сената Испании является для нас юридически ничтожным, 4) мы готовы к переговорам с Мадридом, ибо хотим иметь с ним дружеские и добрососедские отношения, а также хотим быть полноправными членами мирового сообщества и прежде всего Европейского союза, ибо мы будем соблюдать права человека, особенно таких приоритетных групп как мигранты и сексуальные меньшинства, 5) все правоохранительные органы на территории Каталонии подчиняются исключительно каталонскому правительству и должны присягнуть Каталонии.
Опыт и Советского Союза и Югославии говорил, что именно последний пункт является решающим для фактического отделения. Там где милиция (полиция) перешла на сторону сепаратистов – Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье, Хорватия, Словения там отделение состоялось а если и было в итоге подавлено как в сербской Крайне, то это уже связано с внешним для сепаратистов фактором. А вот в Крыму в 1994 автономизация захлебнулась, поскольку весной 1994 не удалось переподчинить милицию Симферополю.
В Каталонии же задача облегчалась тем, что полиция давно была уже подчинена Барселоне, оставалось лишь чтобы вместо подчинении Каталонии как автономной провинции она подчинилась ей как независимому государству. Но этого сделано не было, а если б и власти автономии и попытались пойти на такой шаг. Ибо замена Мадридом руководства каталонской полиции 28 октября прошла на редкость гладко. Вишенкой на торте стало то, что смещенный центром Жозеп Лльюис Траперо против которого прокуратурой страны возбуждено уголовное дело, сразу попросил бывших подчиненных проявить «лояльность и понимание» новому руководству.
Под стать было и поведение министров и депутатов едва провозглашенного государства. После решения сената они больше не собирали заседаний парламента, и правительства а лишь приходили в рабочие кабинеты собрать вещи. Да и сама декларация независимости осталась неопубликованной, то есть ее нельзя считать вступившей в силу по каталонским законам.
Ну а что же сами каталонцы? Ведь там, судя по многим публикациям, так развита гражданская инициатива. А 8 десятков лет назад имевшие фактическую власть в Барселоне анархисты действовали без оглядки на власть автономии, проводя свои эксперименты с отменой денег, закрытием публичных домов и обучением проституток рабочим профессиям. Теоретически массовое ненасильственное сопротивление могло бы скорректировать и отношение Брюсселя к проблеме. Ведь сразу после решения сената председатель Европейского Совета Дональд Туск выразил надежду, что Испания использует «силу аргумента, а не аргумент силы». Но передача власти в Каталонии назначенцам Мадрида прошла несравненно спокойнее, чем скажем объявление военного положения в Польше в 1981. Армия вообще оставалась в казармах, полиция в отличие от дня референдума не применяла какого-либо насилия и не показывала готовности к нему. Сопротивление общества было под стать сопротивлению политиков. Похоже там думали так: «Мы проголосовали, а дальше пусть власть разбирается, для этого ее и избрали». Только чем такая логика каталонцев (т.е. по их собственной версии самых продвинутых и европейских жителей пиренейского полуострова) на свою власть в этом вопросе, отличается от патерналистской советской психологии с надеждой на государственную опеку.
Да, сбежавший в Бельгию каталонский премьер Пучдемон сказал, что принимает выборы как вызов и что его правительство отдает приоритет отсутствию насилия. Да насилие в современном западном мире как бы не приветствуется, в том числе и в Испании. Но за этими словами обычно либо лицемерие, либо оправдание собственной трусости. Я помню улыбающиеся лица испанских солдат на новостном канале «24 horas» в апреле 1999 года. Они закладывали в самолет бомбы с надписью «buena Pasqua» то есть счастливой Пасхи по-испански (а возможно другие авиаторы писали то же самое и на каталонском). Они ведь ничем не рисковали в отличие от своих дедов. Бомбить сербов – это ведь совсем безопасное безнаказанное насилие -- в отличие от насилия времен гражданской войны, хоть с республиканской, хоть с франкистской стороны.
Да поданная на ТВ картинка демонстраций сторонников независимости кажется внушительной. Однако эти действия не адекватны ситуации – это типичные для запада демонстрации, когда, покричав, их участники спокойно расходятся. А попытки парализовать жизнь автономии в виде всеобщей забастовки провалились, ибо ведущие профсоюзы ее не поддержали.
Два года назад я писал: «Ну а что касается голосовавших «за», то на что они реально способны, кроме того чтобы потратить немного времени на голосование в незаконном опросе? Щедринский либерал не знал, чего ему на самом деле больше всего хочется: Конституции, севрюжины с хреном или кого-нибудь ободрать. А современный каталонец, предположим, никого ободрать не хочет, но на самом деле не знает, что ему больше хочется: то ли независимости, то ли вкушать игру «Барселоны» с «Реалом» в первенстве Испании. Правда, допускаем, что наш воображаемый каталонец вообще не болельщик — но в любом случае он, как правило, не хочет нарушать привычного ритма жизни и погружаться в рискованную неизвестность и тем более пытаться эту неизвестность создавать».
Такая психология кажется противоречащей совсем недавнему историческому прошлому как каталонскому, так и общеиспанскому и речь не только о гражданской войне, но и о более позднем периоде. Однако европейский человек меняется, и за Пиренеями тоже.
Мое знакомство с каталонской культурой началось 42 года назад, в 1975 со стихов Пере Химферрера, строки которого стали эпиграфом к этой статье. В предисловии к антологии «Молодые поэты Испании» говорилось, что сейчас он начал писать на своем родном каталонском языке. Шесть лет спустя те же самые и многие другие его строки без изменений появились в первой в СССР антологии каталонской поэзии «Огонь и розы», уже как перевод с каталонского, а не с испанского, и имя их автора писалось как Перэ Жимферрэ.
В этих стихах я ощутил то чувство, которое Вознесенский в 1976 назовет «ностальгией по настоящему». Поэт страдает от того что живет в не настоящем мире, где нет «ни любви, ни достойной смерти». Но на самом деле он тогда жил в еще серьезном мире 1960-х (именно тогда эти стихи написаны), где были лишь некие острова несерьезности. Но этот мир постепенно сменился нынешним постмодернистским миром, где нет ничего всерьез, но это не становится поводом ни для трагических стихов, ни для драматических переживаний обитателей этого мира. Эта несерьезность должное и естественное состояние – которое меняет содержание ключевых понятий. Да, независимость определенная ценность для многих каталонцев, но ценность за которую можно только проголосовать а не жертвовать. Как пирожок с черешней для воспитанного ребенка, который не будет ради него взламывать кухонную дверь, а через день-два об этом пирожке забудет.
Ну а жертвовать не хотят не только каталонцы. Вспомним греков, которые в 2015-м на предложенном премьером Ципрасом референдуме отвергли условия кредиторов. После чего глава правительства, который, эти условия так же призывал отвергнуть, принял их в практически неизменном виде, но тут же на парламентских выборах заручился поддержкой избирателей.
Жертвовать не будут и другие европейцы в любом серьезном конфликте А раз так то сторона которая применяет силу всегда будет побеждать. Главное, во-первых, чтобы это применение оставалось безнаказанным, то есть не требовало жертв, во-вторых, чтобы сила применялась как можно более умно. В случае с каталонским конфликтом это означает, что попытки полицейского противодействия референдуму на отдельных участках куда менее эффективны, чем уход из Каталонии (то есть перерегистрация головных офисов) ряда крупных предприятий. На настоящий момент так поступили более 1500 среди них несколько десятков крупных корпораций, что неизбежно приведет к огромным потерям каталонского бюджета. Вообще-то угрожать таким ходом можно было раньше, но противники независимости избрали поначалу неверную тактику. Они держали себя так – раз референдум незаконен, значит, на него надо не обращать внимания, как будто он не существует. Оттого и не было в Каталонии до его проведения массовых акций сторонников единства с Испанией, из-за чего поверхностным наблюдателям казалось, что весь народ за независимость.
Но теперь ошибки исправлены. А самое главное – легко согласившись на выборы, сепаратисты показали слабость, чем ухудшили свою перспективу. Мы будем наблюдать ту же картину, что и была на Украине, когда в 2007 президент Ющенко незаконно распустил Раду, назначив досрочные выборы, и премьер Янукович в итоге с этими выборами согласился. В результате этих выборов коалиция во главе с Партией регионов утратила большинство в парламенте. Но при этом, Янукович -- слабый и трусливый политик -- все же сопротивлялся Ющенко почти два месяца, а Пучдемон и сторонники сдались сразу. Кроме того, в отношении опорных для Партии регионов областей не применялась такая мера, как перерегистрация предприятий, которая в Каталонии заставит общество задуматься об экономических потерях.
Впрочем, уже сейчас лишь один из 9 проведенных после референдума соцопросов дает трем партиям, голосовавшим в парламенте за независимость, преимущество над четырьмя партиями, независимость не поддержавшими. Но оно измеряется там 0,1%, тогда как во всех остальных нынешняя коалиция проигрывает более существенно, в некоторых свыше 10%.
