Военный переворот (формально – недоворот) в Зимбабве дал повод снова поговорить об этой африканской стране. А надо сказать, что поговорить о Зимбабве в России любят. Еще лет сорок тому назад эта страна попала в популярную студенческую песню:
Крадутся по трясине вязкой
В одних набедренных повязках
Четыре роты и с ними бабы две.
То патриоты,
То патриоты,
То патриоты
Зимбабвé.
Такой уж у нас народ сексистский: все, что хоть одним слогом напоминает о бабах, вызывает нездоровый ажиотаж. «Крокодилы, пальмы, баобабы» - это из другой песни, якобы про Сенегал, но суть та же.
Вообще-то Зимбабве – край далекий и совсем не нашенский, русского туриста туда заносит крайне редко, вести оттуда доходят скудные. Однако же, когда говорят, что та или иная страна «превращается в Зимбабве», мы интуитивно – и, главное, верно - понимаем, что имеется в виду. Это выражение давно стало журналистским и блогерским штампом. В Сети чаще всего можно прочитать о том, что в Зимбабве превращается Украина. Примерно в два раза реже (и главным образом на украинских сайтах) в этой роли упоминается Россия. Встречается и заголовок «Белоруссия превращается в Зимбабве». Кому-то даже пришло в голову написать «Армения превращается в Зимбабве»; над этой явно лишенной смысла фразой, видимо, можно плодотворно медитировать.
На самом деле в Зимбабве превратиться довольно сложно; боюсь, это не под силу даже Таджикистану или Киргизии. Это признанная страна-катастрофа, в один ряд с которой можно поставить разве что Гаити да Сомали. Шутка ли – средний зимбабвиец живет лет сорок пять, то есть чуть дольше нашего пещерного предка кроманьонца. Каждый седьмой заражен ВИЧ, четверо из пяти не имеют работы. В самые тяжелые годы инфляция достигала сотен миллионов процентов, так что от национальной валюты в конце концов пришлось отказаться.
Это, разумеется, не «наследие колониализма», а итог эпохи правления черного большинства, более-менее печальный для многих стран континента. «Деколонизация», унесшая не меньше человеческих жизней, чем Сталин и Гитлер вместе взятые, так и не была осознана как величайшее преступление против человечности. Ее авторы не были найдены и привлечены к международному трибуналу.
Однако у Зимбабве в этом смысле история особая. Между колониальными временами и нынешними мы находим личность, которая была оболгана, незаслуженно забыта, но могла бы занять достойное место в пантеоне современных неоконсерваторов как предтеча желанной «консервативной революции». Ян Смит, лидер белых националистов, в 1965 году объявил о независимости этой страны, которая тогда называлась Южной Родезией, взбунтовавшись против британской метрополии, требовавшей немедленной передачи власти коренному населению. Советская пропаганда изображала его мясником, у которого с топора капает кровь. И даже в упоминавшуюся песню попали строки «головорезы Яна Смита, у них всегда все шито-крыто, сам Вашингтон за них хлопочет…».
Между тем, новое государство было непризнанным, «самопровозглашенным», примерно как нынешние республики Донбасса, и Вашингтон больше хлопотал о том, чтобы смитовское самоуправство как-нибудь прекратилось. Смита нельзя было назвать расистом. В Родезии не было апартеида, и Смит отстаивал не столько власть белого меньшинства, сколько власть цивилизации и культуры; по его мнению, черные должны были получить власть только после того, как они будут к этому готовы.
Удивительно, что против солидарной воли мирового сообщества маленькое государство продержалось целых четырнадцать лет. Но час настал, и Родезия превратилась в Зимбабве. С этого момента история страны была неразрывно связана с человеком, имя которого в последние дни вновь заполонило новостные сводки.
Если бедствия Зимбабве – пусть и весьма красочная, но по сути обыкновенная история для Африки, то карьера Роберта Мугабе – обыкновенная история для гораздо более широкого круга стран. Это история о том, как революционер, где-то даже марксист, приходит к власти, затем расправляется с противниками, потом начинает подъедать соратников и, наконец, превращается в пожизненного диктатора, которого с властью может разлучить только смерть или, как в нынешнем случае, пинок со стороны собственных подданных. История, с которой в полной мере познакомилась и наша страна.
К 93-летнему Мугабе смерть как-то демонстративно не торопилась. Нельзя сказать, что за 37 лет правления он не задумывался о том, что будет после него. Понимая, что ему самому из капкана власти уже не выбраться, он, разумеется, хотел, чтобы после него все было по-другому. Чтобы страна завязала с диктатурой и с одного чудесного понедельника начала новую жизнь. Поэтому в последние годы он потихоньку насыщал органы власти «молодыми технократами» и отодвигал в сторону «старую гвардию».
Проблема в том, что «молодые технократы», как предполагалось, должны были повести страну в светлое будущее под руководством тоже относительно молодой (как-никак на сорок лет младше мужа) супруги президента, за любовь к роскоши получившей в стране прозвище «Гуччи Грейс». Все это стало немного напоминать историю с Джигарханяном, но если тот отдал молодой жене театр, то Мугабе решил переписать на свою благоверную целую страну.
Этот план стал очевидным после того, как Мугабе отправил в отставку своего вице-президента Эммерсона Мнангагву, который считался вторым вероятным кандидатом в преемники. Тут уж военные не выдержали и сказали: нет, дорогой, мы не хотим жить по-новому. Мы хотим по-старому, даже если тебя придется немного подвинуть.
То есть, парадоксальная особенность переворота состоит в том, что военные выступили за мугабизм против Мугабе. Именно поэтому президент, несмотря на суровые африканские нравы, не был убит, зажарен на вертеле или хотя бы брошен в тюрьму. Он живет в своем доме и без видимого отвращения фотографируется с путчистами.
На его вероятном сменщике, 75-летнем ветеране «революции», висит ответственность за истребление 20 000 сограждан из, так сказать, оппозиционного племени. Поэтому в западных столицах, где Мугабе в последнее время недолюбливали, новости из Хараре не вызывают никакой радости. Да и многострадальному зимбабвийскому народу ликовать пока рано – хотя он, впрочем, и не ликует.
Однако что нам до этого? Зимбабве – это ведь карикатура, гротеск. Но карикатура лишь заостряет реальные черты, и эти черты нам вполне знакомы. Неудивительно, что зимбабвийское происшествие вызвало некоторую эйфорию у российских оппозиционных блогеров. Мол, вот и у нас бы так. На самом деле этот актуальный пример мало чем мог бы их утешить. Напротив, он хорошо показывает, какой запас прочности могут иметь авторитарные режимы.
Во-первых, Роберт Мугабе, который по всем раскладам должен был давным-давно осточертеть согражданам уже в силу одной только длительности своего правления, не говоря уже о его катастрофических результатах, по-прежнему очень популярен, особенно за пределами больших городов. Его рейтинг остается привычно высоким. Во-вторых, когда такой лидер уходит, вероятность того, что на его место придут «люди со светлыми лицами», невелика.
Но урок Зимбабве еще и в том, что несменяемость власти воспроизводит самое себя. Чем дольше лидер страны сидит в своем кресле, тем меньше у него шансов подготовить планомерный переход власти. Это петля времени, в которую одна и та же страна способна попадать несколько раз. В России сейчас есть лидер, и во многом даже успешный лидер, который при своем отличном здоровье и при состоянии современной медицины теоретически сможет править еще как минимум двадцать лет – в итоге, как и у Мугабе, получится 37.
Выборы у нас, как и в Зимбабве, назначены на следующий год. Существует всеобщее ощущение, что нынешний президент на следующий срок пойдет, но уж это-то точно в последний раз. Так вот, это вполне может быть иллюзией – после каждого следующего срока соскочить все сложнее и сложнее. А в Зимбабве как-то очень не хочется.
