Опросы французские и американские
Французские президентские выборы стали противоположностью последним выборам американским. Хотя формально они не завершены - 7 мая пройдет второй тур – победа кандидата истеблишмента Эммануэля Макрона предопределена. И русским поклонникам Марин Ле Пен (как впрочем и другим) не надо хвататься за иллюзии. Тем более что сейчас объективно должно исчезнуть главное основание для иллюзий – вера в то, что соцопросы непременно врут.
Такая вера стала особенно распространенной после выборов в США. Ведь дескать там, предсказывали, что победит Клинтон. Действительно предсказывали. Но были и соцслужбы которые предрекали поддержку кандидату республиканцев. Да эти данные выглядели нетипичными на общем фоне, но они существовали в информационном пространстве. Причем, если брать общенациональный расклад голосов, то они-то как раз ошиблись, ибо голосов, как известно, было на 2% больше у Клинтон. Трамп же оказался президентом в силу американской системы выборов и грамотной работы его команды в колеблющихся штатах.
Но вот любому внимательно следившему за выборами во Франции бросалось в глаза отсутствие сколь-нибудь нетипичных соцопросов. Если в США разброс данных был от победы Трампа до победы Клинтон с преимуществом выше 5% (а иногда – в сентябре-октябре -- и свыше 10%), то данные десятка ведущих социологических служб Франции выглядели очень схожими друг с другом. Эта касается не только положения дел перед голосованием, но и всей кампании. При такой одинаковости прогнозов интрига все равно сохранялась. Ведь в последние недели отрыв между первым и четвертым кандидатом составлял минимум 3%, а максимум 6%. Опыт же прошлых выборов говорит, что максимальное отклонение между последними данными опросов и результатами голосования может составлять 3% (так в частности было в 2002 году). Следовательно, в финал могли попасть и Фийон, и Меланшон.
Почему Ле Пен – не Трамп
Но интрига существовала лишь относительно первого тура. Относительно второго крайне редкие опросы давали Марин Ле Пен свыше 45%. И это в случаях, если в паре с ней не был Эммануэль Макрон, ставший победителем первого тура. В паре же с ним лишь редкие исследования дают ей выше 40%.
Объективно Ле Пен не могла повторить успех Трампа в силу разницы между политическими силами двух политиков. Победитель американских выборов опирался на мейнстримную партию, пускай отнюдь не во всем близкую ему по духу. Это в ходе выборов было его главным преимуществом по сравнению с европейскими антиглобалистскими консерваторами. Выдвижение Трампа от одной из двух ведущих партий страны гарантировало ему явное большинство традиционно республиканского электората, тех, кто раньше голосовал за Маккейна и Ромни. Да различия между Трампом и партией создают ему немало проблем, однако эти проблемы в основном появились уже после выборов.
Но если Трамп для многих политиков-республиканцев чужак, то вот для Ле Пен или Геерта Вилдерса, нет таких проблем внутри своих политических сил. Их партии им полностью подконтрольны, но для победы им надо в куда большей степени, чем республиканцам США, завоевывать чужой электорат. Да в долгосрочном плане расширение электората у них идет, но с той репутацией «фашистов», которую имеет «Национальный фронт», это расширение не может скачкообразно произойти за несколько месяцев избирательной кампании, тем более в течение двух недель между первым и вторым туром.
Особенности французской нерешительности
Посмотрим, с чем связывали в России надежды на успех Марин Ле Пен, а также Франсуа Фийона. Прежде всего с тем, что едва обозначилось лидерство Макрона, как пошли разговоры о том, что порядка 40% избирателей не определились и что согласно соцопросам электорат обоих правых кандидатов куда больше, чем электорат Макрона уверен в своем выборе.
Однако если приглянуться к сводкам социологических служб, то видно, что французское «indécis» относилось исключительно к тем, кто определился с кандидатом но еще не уверен в окончательном выборе. Сколько же было избирателей, которые вообще не знали за кого голосовать, социологи не указывали. Это конечно, плохо, но напомню что с итогами голосования опросы сошлись. Что же касается нестойкости электората Макрона, то она была обусловлена тем что изначально левее центра было три сильных кандидата – Макрон, Меланшон и Амон, тогда как электораты Ле Пен Фийона были заметно дистанцированы друг от друга. Поэтому именно левые избиратели колебались. Но Фийон реально мог рассчитывать не на переход к себе голосов Макрона к Фийону, а лишь на то что выравнивание поддержки левых кандидатов, выведет его на второе место. В итоге же колебания закончились тем, что растерял поддержку официальный кандидат социалистов Бенуа Амон, чьи голоса ушли в основном еще более левому Жан-Люку Меланшону.
Кому достаются голоса выбывших
Но если надежды на разделение голосов между левыми кандидатами имели под собой почву. То надежды на то, что Ле Пен поддержит электорат Фийона и Меланшона лишены оснований. А они нередко высказываются. Например Борис Кагарлицкий писал в «Ум+» в марте: «Вопрос в том, как поведут себя избиратели Меланшона во втором туре. Политическая традиция и партийная лояльность левых работает против Национального фронта, несмотря на то, что его актив сегодня в значительной мере состоит из разочарованных членов и активистов социалистической или коммунистической партий. Но и заставить левых избирателей голосовать за Эммануэля Макрона, являющегося выходцем из ненавистной им команды Олланда, будет очень непросто. Можно предположить, что исход выборов решат именно левые избиратели, лишившиеся своего кандидата» А далее рассуждения о том, что сейчас ситуация «совершенно иная», чем в 2002 когда эти избиратели решили исход дуэли Жака Ширак- с Жан-Мари Ле Пеном.
Однако думаю, надо вспомнить и события менее давние, а именно парламентские выборы в июне 2012 года в 11 округе Па-де-Кале, где как раз и схлестнулись Марин Ле Пен с Меланшоном. Меланшон во второй тур не прошел, набрав 21,46%, отстав от Ле Пен почти вдвое (42,26%). Но во втором туре у нынешней финалистки президентских выборов было 49,9%, а на две десятые ее обошел социалист Филипп Кемель получивший первом туре 23,7%.
Если же брать нынешние соцопросы, то избиратели лидера движения «Непокоренная Франция» не в восторге от финала Макрон - Ле Пен . Но опросы показывают, что больше трети их выборы проигнорируют, а чуть больше половины все равно проголосуют за лидера недавно создано движения «Вперед!» Ле Пен может рассчитывать лишь максимум на 15% меланшоновских избирателей.
Что же касается электората Фийона, то здесь она может отхватить свыше трети его сторонников, хотя все равно большая часть избирателей республиканцев (однако меньше 50%) отдадут голоса за Макрона. К тому же лидер французских республиканцев сразу после первого тутра призвал их сделать это. Избиратель Фийона все же заметно отличается от избирателя Ле Пен. Его электорат --о прежде всего пожилые люди. Среди избирателей старше 65 лет его поддержка составляет 38% (здесь и далее данные Ifop-Fiducial, впрочем, в других опросах цифры сходные), среди пенсионеров – 35%. У Ле Пен же она соответственно 14% и 16%, а у Меланшона -- 8% и 11%.
С другой стороны именно Ле Пен и Меланшон выступают как главные кандидаты трудящихся. Среди служащих их рейтинг соответственно 29% и 23%, тогда как у Макрона – 19%. Но главным кандидатом рабочего класса является не левак Меланшон (19%), а именно Ле-Пен (43%), у Макрона здесь лишь 17%. Рабочие – единственная социальная группа, где лидер «Национального фронта» выигрывает во втором туре, причем с заметным преимуществом.
Таким образом, именно Ле Пен овладела традиционной социальной базой левого электората. К тому же действительно можно говорить об определенном сближении правых и левых антиглобалистов. У Меланшона и Ле Пен очень близки позиции в отношении ЕС и НАТО, немало сходства и в отношении России, разделяет их лишь отношение к мигрантам. Поэтому не удивительно, что избиратель «Непокоренной Франции» лучше относится к лидеру «Национального фронта» чем избиратели Макрона и Амона. Однако такое сближение – это заметная, но не доминирующая тенденция. Традиционное лево-правое разделение куда больше определяет позицию избирателей, прежде всего левых. Потому–то и электорат Меланшона сейчас в основном поддержит Макрона. Но вот в случае финала Меланшон-Фийон, электорат Ле Пен больше поддержал бы левого кандидата (25% против 16%, данные Ipsos), хотя большинство ее избирателей не пришли бы голосовать.
Ну и возвращаясь к перспективе предстоящего второго тура, подчеркну, что моделировать его результат можно не только на основании соцопросов, но и опираясь на такие объективные данные как итоги региональных выборов, прошедших в декабре 2015 г. Тогда почти по всей стране, а именно в 13 регионах, имел место второй тур с участием «Национального фронта», но нигде «НФ» не побеждал, даже если набирал в первом туре выше 40%. Лишь в одном регионе партия могла улучшить результат первого тура больше чем на 2%, тогда как в 7 она набирала меньший процент, чем в первом. При этом тогда «Национальный фронт» получил 27,7% в первом туре и 27,1% во втором . Сейчас же у Ле Пен 21,4% (у Макрона – 23,9%). В свете этих данных даже треть голосов во втором туре будет для нее огромным успехом.
В преддверии трудных времен
Конечно, надо обратить внимание на то что в сумме у Ле Пен и Меланшона – 41%, а учетом более слабых, не системных или почти не системных кандидатов справа и слева -- около половины избирателей. Кроме того, системные силы выигрывают в основном за счет уходящего поколения, а среди избирателей в возрасте до 35 однозначно проигрывают. Наконец, потенциал антисистемных сил еще больше, поскольку явка среди рабочих и молодежи было меньше, чем в среднем по стране. Все это говорит о том, что несмотря на успех на нынешних выборах французский истеблишмент ожидают трудные времена.
Французы же смотрят в будущее без особого энтузиазма. Так лишь четверть из них считает что победой Макрона ситуация в предстоящие годы улучшится, а больше трети – противоположного мнения, 41% же полагает, что ничего не изменится (данные Ipsos). Поскольку при Олланде избиратели были явно разочарованы, уверенность в отсутствии изменений – это конечно выражение пессимизма.
Борец с французским сепаратизмом
Тем не менее, Макрон это не только будущий президент, но и во многом наследник предыдущего. Как в плане электората -- за него сейчас проголосовала почти половина избирателей Олланда (прочие в основном за других левых), так и видимо в плане продолжения политики. Тот же глобализм только под несколько иным соусом или, точнее, названием соуса - ведь будущий президент не социалист, а представитель новой партии, дескать, размывающей право-левые границы.
Хотя по факту Олланд никакой особо левой политики не проводил, а сравнение «Вперед!» Макрона, с недавно возникшей, но уже представленной в парламенте испанской партией «Граждане», выглядит по сути анекдотично. Да, «Граждане» тоже позиционируют себя как партия, снявшая противоречия между традиционными правыми и левыми. Однако исторически она возникла в Каталонии как ответ сторонников единства испанского государства на растущий местный сепаратизм (и сейчас имеет наилучшие позиции именно в этом регионе). А вот Макрон и его партия выглядят ответом сторонников общееевропейского государства на французский сепаратизм или просто автономизм по отношению к ЕС. То есть на стремление иметь независимую от Брюсселя политику, которая во Франции называется суверенизмом.
Загадки парламентских выборов
Другое дело насколько сам Макрон сможет определять политику страны. Парламентские выборы, которые пройдут в июне, таят несравненно большую интригу в сравнении с прочими аналогичными выборами, начиная с 2002, когда депутатов стали избирать вслед за президентом. Тогда французы явно поддерживали представителей президентских партий и главы государств не имели проблем с законодателями. Но в тех случаях речь шла о старых, давно знакомых французам партиях. Макрон же представляет силу, созданную лишь год назад не участвовавшую ни в одних выборах.
Да сейчас во «Вперед!» входит порядка четверти миллионов человек, столько же, сколько в ряды социалистов и республиканцев. Однако кого они выдвинут в депутаты? Ведь персоналистский проект, каким является партия Макрона, удобен именно для пропорциональных выборов, причем желательно с общенациональным списком, как на Украине. Во Франции же двухтуровая мажоритарка, которая требует и личной харизмы кандидатов и умения блокироваться.
Перед выборами многие представители верхушки соцпартии, включая например экс-премьера Мануэля Вальса и более полусотни парламентариев, поддержали Макрона перед первым туром. Но готова ли верхушка этой партии ликвидировать ее как политическую силу растворившись в президентском проекте или согласиться на роль младшего партнера? Или будет напротив стараться стать старшим партнером в правительственной коалиции? Но, судя по раскладу голосов на выборах, любой формат приоритетного партнерства с Макроном не удовлетворит примерно половину рядового социалистического электората. И этот избиратель скорей всего уйдет к Меланшону. Меланшон же в отличие от Фийона не объявил о поддержке Макрона. Возможно, он ожидает предложений со стороны последнего, а возможно делает ставку на привлечение социалистических избирателей на парламентских выборах. Не зная возможных альянсов исход этих выборов крайне сложно прогнозировать, но вполне возможно, что вопреки избирательной системе, он приведет к куда большему дроблению парламента, чем было в последние десятилетия.
Диалог без табу и без иллюзий
А отсутствие явно выраженного парламентского большинства – это предпосылка того, что новому французскому руководству будет не до России. Что, разумеется, неплохо, ибо та легкость, с которой утратил рейтинг клонящийся к суверенизму Фийон сразу после своего выдвижения, должна настраивать русских на мрачные мысли. Дружбы Макрона с Москвой, глубинное государство не допустит, да и он сам не дает оснований думать о подобном. Напротив, с февраля во Франции активно говорится о вмешательстве в выборы российских хакеров (естественно против Макрона), и в день голосования RT и Sputnik отказали в аккредитации в его штабе.
Не нужно обольщаться и распространенными РИА Новости 23 апреля словами Стефана Травера, генерального делегата движения "Вперед!": «Его (Макрона – АП) позиция — четкая. Необходимо оставить связи и мосты с России. Необходимо обсуждать с Россией все вопросы, ни одна из тем не должна становиться табу. Это должны быть честные и теплые, сердечные отношения с Россией, которые помогут решить проблемы».
Но о том, чтобы с Россией вообще не иметь связей, никто на Западе никто не говорит. Официальная линия – это упорно называя Россию не противником, а партнером (как например Олланд на последнем саммите НАТО), на практике вести себя с ней именно как с противником. Поэтому слова Травера в переводе с дипломатического можно перевести и так: «Мы хотим говорить с Москвой о ее хакерах, об оккупации Крыма, о преследовании гомосексуалистов, а захочет она табуировать эти темы или к нам не прислушиваться, то сама виновата -- не будет теплых и сердечных отношений».
Впрочем, в победе Макрона есть одна бесспорная польза. Она сильно бьет по распространенным иллюзиям, наиболее удачной почвой, которых была Франция. Как же – две мировые войны, Сен-Женевьев-де-Буа, «Нормандия-Неман», и т.д. т п. И ушедшая в историю страна заслоняет современность. До выборов разговор приверженцами этих иллюзий выглядел так:
-- Нет там никакой любви к России. По опросам фонда Маршалла, центра Пью и Гэллапа, русофобия у французов -- на среднеевропейском, а значит, на очень высоком уровне.
-- Не верю соцопросам.
-- Франция -- страна Глюксмана, Анри-Леви, Безансона и прочих русофобов.
-- Де Голль вышел из НАТО, Тургенев дружил с Флобером, Пикассо с Эренбургом.
-- Но сейчас они все умерли, а по соцопросам впереди Макрон.
-- Макрон победить не может. Откуда берутся эти опросы? Мои знакомые французы любят Россию и за него не проголосуют.
-- Маяковский говорил: «Выбирайте знакомых поумнее». Вы-то выбрали правильно. Но голосовать-то будут все.
Но когда итог выборов в точности совпал с итогами опросов, иллюзии должно потеснить горькое, но полезное понимание: условно пророссийский кандидат на Западе победить не может. Если же проблемы Запада перейдут на качественно более высокий уровень, тогда это не исключено. Но пока не надо воображать, что эти проблемы больше, чем есть на самом деле.
