История русского дворянства знает немало удивительных по степени концентрации талантов семей. Яркий пример -- трое сыновей Алексея Михайловича и Елизаветы Дмитриевны (урождённой Киселёвой) Милютиных. Николай -- крупный государственный деятель, один из главных «архитекторов» Крестьянской реформы 1861 г. Владимир – выдающийся (но, к сожалению, рано умерший) экономист. Наконец, нынешний юбиляр – старший брат Дмитрий, военный министр Российской империи в 1861 – 1881 гг. и её последний фельдмаршал. Конечно, блистательным карьерам Николая и Дмитрия во многом помог их могущественный дядя – министр государственных имуществ при Николае I граф Павел Дмитриевич Киселёв, но это тот случай, когда протекцию можно только приветствовать.
Родившийся 28 июня 1816 г. Дмитрий Милютин после окончания Благородного пансиона при Московском университете избрал военное поприще и в 1833 г. получил первый офицерский чин прапорщика. Затем было обучение в Императорской Военной Академии, которую он окончил в 1837 г. с серебряной медалью и внесением имени на Мраморную доску. Вскоре молодой офицер приобрёл боевой опыт в боях на Кавказе. В 1845 г. подполковник Милютин назначен профессором Академии, ведёт там курс военной статистики, на основе которого издает книгу «Опыты военной статистики», которую некоторые исследователи считают первоистоком русской геополитической мысли. Он также усердно занимается историческими исследованиями. Пятитомная «История войны 1799 года между Россией и Францией в царствование Павла I» была удостоена Демидовской премии Академии Наук, а её автор -- избран членом-корреспондентом последней.
В годы Крымской войны генерал-майор Милютин служит в Военном министерстве и с началом правления Александра II пытается убедить верхи в необходимости радикальных перемен в армии. Но тогда эти предложения не встречают благожелательного отклика. Дмитрий Алексеевич возвращается на Кавказ и в качестве начальника Главного штаба Кавказских войск разрабатывает план покорения Дагестана и Чечни, лично участвуя в боевых действиях, в частности, в штурме аула Гуниб и пленении Шамиля. В 1860 г., по рекомендации кавказского наместника князя А.И. Барятинского, друга юности императора, его переводят в Петербург товарищем (т.е. заместителем) военного министра. 9 ноября 1861 г. генерал-адъютант Милютин становится главой военного ведомства.
Милютинские преобразования в военной сфере, с одной стороны, были частью общего реформаторского курса Александра II. Понятно, что после отмены крепостного права и заявленного стремления к равноправности всех сословий империи, невозможно было сохранять старую рекрутскую систему, распространявшуюся почти исключительно на крестьян и предоставлявшую льготы привилегированным и полупривилегированным сословиям. Но, кроме того, существовала масса собственно военных проблем. Непомерно большая для мирного времени численность армии (более миллиона солдат и 38 тыс. генералов и офицеров в 1861 г.) Длительный срок службы рекрутов (25 лет, фактически – 15) не позволял создать значительных призывных резервов. Только четверть офицерского корпуса имела военное образование. Катастрофически не хватало казарм и три четверти солдат располагались «на постое». Необходимо было перевооружить войска современным нарезным оружием, улучшить их снабжение и управляемость и т.д.
Многие из этих проблем Милютину удалось решить. Войска были перевооружены, для большинства солдат построены казармы. К 1870 г. численность армии сократилась до 700 тыс. человек, а запас вырос до 553 тыс. вместо 210 тыс. в 1862 г. 1 января 1874 г. в России была введена всеобщая воинская повинность, которую теперь отбывало все мужское население, достигшее 21 года, без различия сословий. Срок действительной военной службы ограничивался шестью годами для сухопутных войск и семью для флота. Впрочем, это не касалось многих народов империи -- «инородцев» Сибири, Туркестана, Кавказа и Закавказья (лишь в 90-х гг. повинность распространилась на христиан Кавказа и Закавказья). Граждане Великого княжества Финляндского служили в составе отдельных финских частей на территории княжества. Устанавливался также ряд льгот по семейному положению и по образованию.
Благодаря созданию (взамен упразднённых кадетских корпусов) военных и юнкерских училищ, в которых упор делался на общеобразовательные предметы, существенно повысился образовательный уровень офицерства. Была создана новая, окружная структура управления армией. Страна теперь делилась на 15 округов, штабы которых осуществляли административно-снабженческие функции, командные же функции передавались в штабы дивизий, ставших высшими тактическими единицами вместо корпусов. По образному определению американского историка Форреста Миллера, округа становились пуповиной, к которым всегда могли подключаться дивизии, где бы ни случалось им остановиться.
Реформы Милютина (в особенности создание округов и замена кадетских корпусов военными училищами) подвергались резкой критике и во время их проведения (например, против них писали бывший начальник Дмитрия Алексеевича А.И. Барятинский и яркий военный публицист Р.А. Фадеев) и спустя много лет после его смерти («серьёзные недостатки» в них находил крупный советский историк П.А. Зайончковский). Споры о них продолжаются и сегодня. Но как бы то ни было, введение всеобщей воинской повинности – вещь совершенно насущная – прошло успешно, как и первая мобилизация русской армии в 1877 г. во время Русско-турецкой войны. Милютин лично присутствовал на театре военных действий и даже сыграл в них важную роль: когда Александр II склонялся к тому, чтобы отступить от неприступной Плевны после неудачного третьего штурма, именно он настоял на продолжении осады. Заслуги Милютина были отмечены графским титулом и Георгиевским крестом 2-й степени.
В 70-е годы внешняя политика России во многом определялась рекомендациями Дмитрия Алексеевича. Он был активным лоббистом и войны с Турцией, и присоединения Средней Азии. Милютин, как и большинство русской военной элиты, страстно мечтал о геополитическом реванше России после поражения в Крымской войне. Будучи убеждённым сторонником либеральных преобразований, он одновременно являлся и пламенным империалистом. Это касалось и его видения внутренней политики империи. Милютин был последовательным противником предоставления национальным окраинам каких-либо элементов автономии («переход к автономии, считаю положительно вредными государству, первым шагом к сепаратизму, а затем к полному отпадению от государства») и стоял за самые жёсткие меры по отношению к любому намёку на сепаратистские устремления в Польше или Финляндии.
Русский вопрос виделся военному министру также исключительно через призму либерального империализма. С одной стороны, русский национализм явно не был ему чужд. А.И. Барятинский в характеристике своего начальника штаба, данной им в письме Александру II, среди прочего, отмечает, что тот «ненавидит все, что не великорусского происхождения», и «со страстью предается своим симпатиям и антипатиям». Одним из важнейших условий прогрессивного развития империи Милютин считал «решительное преобладание русских элементов». С другой стороны, «преобладание русских элементов» имело для него скорее инструментальное значение. О том, как отражается имперское бремя на великорусском центре, Дмитрий Алексеевич, увлечённый своими экспансионистскими проектами, кажется, не слишком задумывался. Один из его современников иронически писал ещё в 1857 г., что Милютин приехал в Петербург, «очарованный Кавказом, как двадцатилетний юноша, увлекающийся своей любовницей и требующий от своей больной матери, центральной России, больной, разоренной, пользуемой несведущими, неспособными врачами, невозможных трат на пожертвования в пользу этой прекрасной незнакомки, которая его околдовала и которая наверное не раз ему изменит».
И завоевание Туркестана, и война на Балканах также стоили центральной России «невозможных трат» -- материальных и людских. Окупились ли они – большой вопрос. И не был ли в каком-то смысле слова большим русским националистом постоянный оппонент Милютина министр финансов этнический немец М.Х. Рейтерн, писавший по поводу планов продвижения в Среднюю Азию, что «стремиться к дальнейшим завоеваниям вместо того, чтобы развивать уже имеющиеся средства, то же, что отказываться от существенного и гоняться за призраками»? Или П.А. Вяземский весной 1877 г., в самом начале войны с Турцией, написавший стихотворение, дающее трезвую оценку не только ей, но и российской внешней политике в целом, призывая думать о том, что от последней «выиграет Курск, Чембар, Курмыш иль Вятка» и о том, чтобы она проводилась «не ценой потоков русской крови: / В нас лишней крови нет, она и нам нужна»:
Зачем так чутки мы на чуждые нам стоны
А страждущей семьи нам голос часто чужд?
Зачем по сторонам кидаем миллионы,
Когда их нет для кровных наших нужд?
Впрочем, когда Милютин отвлекался от своих ведомственных пристрастий и интересов, он смотрел на положение дел в стране весьма трезво. Например, в конце 70-х военный министр абсолютно точно констатировал в дневнике практически полное исчезновение реформаторского духа в правительственной политике: «Нельзя не признать, что все наше государственное устройство требует коренной реформы сверху донизу. Как устройство сельского самоуправления, земства, местной администрации, уездной и губернской, так и центральных и высших учреждений – все отжило свой век, все должно б получить новые формы, согласованные с великими реформами, совершенными в 60-х годах. К крайнему прискорбию, такая колоссальная работа не по плечам теперешним нашим государственным деятелям, которые не в состоянии подняться выше точки зрения полицмейстера или городового».
Ранее убеждённый противник конституционализма, Дмитрий Алексеевич выступил в поддержку проекта министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова, предполагавшего введение элементов народного представительства в высших органах власти. Но после трагической гибели Александра II и воцарения Александра III проект этот был отвергнут. Вслед за Лорис-Меликовым 22 мая 1881 г. подал в отставку и Милютин.
Граф (а с 1898 г. и генерал-фельдмаршал) Д.А. Милютин доживал свой долгий век в крымском имении Симеиз, где писал свои подробнейшие воспоминания, а также многочисленные записки по актуальным политическим вопросам. Последняя такая записка, посвящённая проблемам этнополитики, «О разноплеменности в населении государств» датирована 1911 г. 25 января следующего года последний русский фельдмаршал скончался.
