Продолжение. Часть 1.
Терроризм стал оружием однополярного мира, в котором сильные мира сего создают террористические организации на определённых территориях и затем борятся, но не с ними, а с правительствами, контролирующими данные территории, в том числе руками всё тех же террористов. Одна из последних работ Хомского называется « О западном терроризме: от Хиросимы до войны беспилотников».
Хомский считает, что терроризм генетически заложен в государственную политику США, с момента их образования. Он изначально проявился в корнях американского расизма. Вот что он говорит об этом в своём интервью Джорджу Янси для The Stone от 20.03. 2015г. :
« Америка, «которую всегда знали американские чернокожие», весьма непривлекательна. Первых черных рабов привезли в колонии 400 лет назад. Мы не должны забывать, что за этот долгий период было всего несколько десятилетий, когда основная масса афроамериканцев имела хоть какие-то ограниченные возможности для вхождения в американское общество.
Мы также не должны забывать, что чудовищные трудовые лагеря для рабов новой «империи свободы» являлись главным источником благосостояния и привилегий американского общества, а также Англии и континента. Основой промышленной революции был хлопок, а его собирали главным образом рабы из американских лагерей. Как теперь хорошо известно, это была очень эффективная система. Производительность на плантациях росла даже быстрее, чем в промышленности, благодаря технологиям кнута и пистолета, а также эффективной практике жестоких пыток. Конечно, действительность намного сложнее, чем простое перечисление, но, к сожалению, это довольно точная оценка одного из двух основополагающих преступлений американского общества, наряду с изгнанием и истреблением коренных народов, и уничтожением их богатой и сложной цивилизации.
… Неприкрытый террор прикрывался надуманными размышлениями о несуществующих угрозах и опасностях. Полезные мифы возникли очень рано, и они сохраняются по сей день. Один из первых был создан официально сразу после того, как король Англии в 1629 году дал хартию колонии Массачусетского залива, в которой в качестве «главной цели данной плантации» провозглашалось обращение индейцев в христианство. Колонисты сразу сделали Большую печать колонии, на которой изображен индеец, опустивший копье в знак мира, а из его рта свисает свиток со словами мольбы, обращенной к колонистам: «Придите и спасите нас». Спустя годы судья Верховного суда Джозеф Стори (Joseph Story) размышлял о мудрости провидения, которое заставило коренных жителей исчезнуть «как увядшие осенние листья», хотя колонисты их «постоянно уважали». Нет нужды говорить о том, что колонисты, не жаловавшие «умышленное неведение», знали правду гораздо лучше. А самые осведомленные, типа первого военного министра США генерала Генри Нокса (Henry Knox), рассказывали о «поголовном истреблении всех коренных народов в самых густонаселенных областях Союза средствами, которые были гораздо разрушительнее для индейцев, чем действия завоевателей Мексики и Перу».
Далее Нокс предупреждает: «Будущий историк может окрасить это уничтожение человеческой расы в траурные цвета». Такие люди были, хотя их было мало, очень мало. Среди них героическая писательница Хелен Джексон (Helen Jackson), которая в 1880 году представила подробное описание «печальных разоблачений неисполненных обещаний, нарушенных договоров и бесчеловечных актов насилия, которые вызовут румянец стыда на щеках у тех, кто любит свою страну». Эта важная книга Джексон раскупалась очень плохо. На нее не обращали внимания, ее словами пренебрегали, отдавая предпочтение версии Теодора Рузвельта (Theodore Roosevelt), который заявлял: «Экспансия белого человека европейской крови за последние четыре столетия несет в себе непреходящее благо для большинства людей, уже расселившихся на тех землях, где проходила эта экспансия, особенно для тех, кто подвергался истреблению, гонениям, и был обречен на невзгоды и лишения».
Национальный поэт Уолт Уитмен воплотил это общее понимание в своих произведениях, когда написал: «Негр, как и индеец, будет истреблен; это закон рас, закон истории... Приходит более сильная порода крыс и убивает всех слабых крыс». И лишь в 1960-х годах о размахе зверств и о их характере начал узнавать научный мир, и эта информация в определенной мере стала проникать в общественное сознание. Это лишь самое начало ужасающей истории английского мира с его поселенческо-колониальной версией империализма, которая вполне естественно ведет к полному истреблению коренного населения, а также к «умышленному неведению» со стороны тех, кто выигрывает от этих преступлений.
Нынешний антиарабский и антимусульманский расизм имеет долгую историю, и об этом немало написано. Например, исследование стереотипов в визуальных СМИ Джека Шахина (Jack Shaheen). Несомненно, в последние годы это идет по нарастающей. Вот лишь один пример, совсем свежий. Зрители недавно валом повалили на новый фильм, который New York Times в своем художественном разделе назвала «патриотической картиной в защиту семьи». Это фильм о снайпере, претендующем на звание чемпиона по убийству иракцев во время американского вторжения. Он горделиво называет свои мишени «грубыми, подлыми, злобными дикарями», заявляя, что у него нет иных слов для описания того, с чем они столкнулись в Ираке. Он говорил о своей первой жертве, которой оказалась женщина, взявшая в руку гранату, когда на нее напали американские военные.
Здесь важен не менталитет снайпера, а реакция на такие подвиги внутри страны, когда мы нападаем на иностранное государство и разрушаем его, не отличая одного «азиата» от другого. Такое отношение берет свое начало в эпоху Декларации независимости с ее «безжалостными дикарями-индейцами» и объясняется жестокостью и свирепостью других людей, которые вставали у нас на пути с тех пор. Оно особенно сильно, когда можно вспомнить о некоем «расовом аспекте» — скажем, когда Линдон Джонсон (Lyndon Johnson) жаловался, что если мы дадим слабину, то окажемся во власти «любого желтого карлика со складным ножом».
Возникшая в конце 70-х и усилившаяся при Рейгане и его преемниках неолиберальная реакция нанесла по самым бедным и самым угнетенным слоям общества более мощный удар, чем по подавляющему большинству, которое страдало от застоя и спада, в то время как богатство концентрировалось в руках малочисленного меньшинства. Рейгановская война против наркотиков, ставшая по замыслу и исполнению крайне расистской, инициировала новую «волну Джима Кроу». Так Мишель Александер (Michelle Alexander) (профессор права, писательница, борец за гражданские права — прим. перев.) очень метко окрестила возрожденную криминализацию жизни чернокожего населения, нашедшую отражение в шокирующем росте числа чернокожих заключенных и в разрушительных последствиях для афроамериканского общества».
«Институт Брукингса, пишет Хомский в статье « Несведущее общество- вот что нужно нашей власти для собственной безопасности» ( AlterNet .США 07.03.14), только что опубликовал, получившее хвалебные отзывы, антропологическое исследование племенных обществ Акбара Ахмеда (Akbar Ahmed) под названием «The Thistle and the Drone» (Чертополох и беспилотник). Подзаголовок исследования гласит: «Как американская война с террором превратилась в глобальную войну с племенным исламом».
Глобальная программа защиты от убийства президента Обамы, осуществляемая при помощи беспилотников, является самой крупной в мире террористической кампанией, также порождающей террор.
Эта глобальная война заставляет репрессивные центральные власти проводить наступления против врагов Вашингтона из племен. Эта война, предупреждает Ахмед, может поставить некоторые племена на грань исчезновения, нанеся серьезный ущерб самим обществам. Сегодня мы наблюдаем это в Афганистане, Пакистане, Сомали и Йемене. В конечном итоге, от этого пострадают и американцы.
Племенная культура, отмечает Ахмед, основана на чести и отмщении. «Каждый акт насилия в этих племенных обществах порождает ответный удар. Чем сильнее удар по членам племени, тем более злобным и кровавым будет контрудар». Генерал Стэнли Маккристал (Stanley A. McChrystal), командовавший войсками США и НАТО в Афганистане, а позже снятый с этой должности, говорил о «повстанческой математике». Она заключается в том, что на каждого убитого тобой невинного человека ты создаешь себе 10 новых врагов.
Эта концепция «невинного человека» показывает нам, как далеко мы ушли за последние 800 лет от того момента, когда Великая хартия вольностей установила принцип презумпции невиновности, который когда-то считали основой англо-американского права.
Борьба с террором может эхом отозваться дома. Дэвид Хастингс Данн (David Hastings Dunn) на страницах британского журнала International Affairs рассказывает, что все более совершенные беспилотные летательные аппараты являются идеальным оружием для террористических группировок. Беспилотники дешевы, их легко можно купить, и они «обладают многими качествами, которые в сочетании превращают их в идеальное средство для проведения терактов в 21-м веке», поясняет Данн.
Сенатор Эдлай Стивенсон III (Adlai Stevenson III), рассказывая о своей многолетней работе в сенатском комитете по разведке, пишет: «Киберслежка и сбор метаданных — это часть сохраняющейся реакции на 11 сентября, но сейчас уже практически не осталось террористов, чтобы проводить против них эти акции и подвергать всеобщему осуждению. Многие считают, что США ведут войну против ислама, против шиитов и против суннитов, действуя на местах посредством беспилотников, а также воюют чужими руками в Палестине и от Персидского залива до Центральной Азии. Германия и Бразилия негодуют по поводу наших вторжений и их последствий».
А последствия таковы, что террористическая угроза усиливается, как и международная изоляция США.
Кампания убийств с беспилотников - это лишь одно средство, при помощи которого государство сознательно ставит безопасность под угрозу».
Не менее сознательно, по утверждению Хомского в той же статье, власти США осуществляют и информационный терроризм в отношении собственного населения:
«…Конечно, есть ощущение, что информированность общественности создает угрозу безопасности, а именно, угрозу безопасности государственной власти от разоблачений.
Весьма проницательно в этом плане высказался политолог из Гарварда Сэмюэл Хантингтон (Samuel P. Huntington): «Архитекторы власти в Соединенных Штатах должны создать такую силу, которую можно почувствовать, но не увидеть. Власть сильна, когда она в тени; будучи выставленной на солнечный свет, она начинает улетучиваться».
В США … архитекторы власти очень хорошо понимают это. Те, кто проработали и изучили огромную массу рассекреченных документов, скажем, в официальной истории Госдепартамента под названием «Международные отношения США», не могли не заметить, насколько часто главной заботой правительства была безопасность государственной власти от американской общественности, но не национальная безопасность как таковая.
Зачастую попытки сохранить секретность вызваны необходимостью гарантировать безопасность влиятельных внутренних отраслей. Один устойчивый пример - это получившие неверное название «соглашения о свободной торговле». Неверное, потому что они грубо нарушают принципы свободной торговли и вообще не о торговле вовсе, а о правах инвесторов.
Переговоры по этим правовым актам регулярно проводятся тайно, как это было с Транстихоокеанским партнерством. Ну, не совсем тайно, конечно. Они не являются секретом для сотен корпоративных лоббистов, которые пишут подробные положения. Но вот их последствия становятся достоянием общественности только благодаря тем немногочисленным деталям этих соглашений, которые публикует WikiLeaks.
Экономист Джозеф Стиглиц (Joseph E. Stiglitz) вполне разумно замечает, что поскольку Управление торгового представителя США представляет корпоративные интересы, а не общественные, «вероятность того, что результаты переговоров будут служить интересам простых американцев, очень низка, а перспективы для простых граждан в других странах - еще мрачнее».
Безопасность корпоративного сектора регулярно вызывает обеспокоенность у творцов государственной политики. Это нельзя назвать неожиданностью, учитывая их роль в формировании такой политики.
И напротив, есть масса весомых свидетельств того, что безопасность населения страны, или национальная безопасность, как следует понимать этот термин, не является важным приоритетом в государственной политике».
Размышляя на этот счёт , в статье «Государство- это силовая система, пытающаяся сохранить власть» ( Salon .США, за 31.12.2013) Хомский пишет: « Мы разрабатываем технологии и технику, которые будут применять наши государства и коммерческие корпорации, и уже применяют для получения максимально возможного количества информации, для контроля и доминирования. Так работают силовые системы власти. Конечно, они всегда будут твердить нам о безопасности. Но мне кажется, к таким заявлениям надо относиться очень осторожно. Каждое государство почти любые свои действия может объяснить интересами безопасности, так что хотя такое объяснение весьма предсказуемо, в нем по сути нет никакой информации. Если после события силовая система власти начнет говорить о безопасности, такие заявления не означают, что этот принцип на самом деле действует. А если посмотреть на историю, то обнаружится, что безопасность это в целом предлог, что безопасность не является для государства высшим приоритетом. Если этим словом я обозначаю не безопасность населения, а безопасность самой системы власти и представляемых ею внутренних интересов, то да, это вызывает обеспокоенность. А безопасность населения — нет, этого нет… .
… Масштабы и невероятно амбициозный характер слежки и наблюдения — вот что является новинкой. Но этого следовало ожидать. Это длинная история. Например, если вернуться лет на сто назад, когда Соединенные Штаты совершили вторжение на Филиппины — а это было жестокое нападение, унесшее жизни двухсот тысяч человек — после этого у США возникла проблема усмирения местного населения. Что сделать для установления власти над населением и для предотвращения нового националистического восстания? Есть хорошее исследование на эту тему, проведенное специалистом по Филиппинам из университета Висконсина Альфредом Маккоем (Alfred McCoy). Он показывает, что Соединенные Штаты использовали самые утонченные и передовые технологии для разработки масштабной системы слежки, контроля, подрыва любой возможной оппозиции и установления очень жесткой власти над населением. Это длилось долгое время, и во многом Филиппины страдают от этого до сих пор. Но Маккой также отмечает, что данная система была немедленно перенесена в США. Администрация Вудро Вильсона спустя пару лет использовала ее в своей кампании «Красной угрозы». Британцы тоже использовали… .
… Сегодня имеются очень современные и обширные средства, и мы можем ожидать, что они будут наращиваться и совершенствоваться. Например, если почитать журналы по информационных технологиям, то мы узнаем, что в лабораториях роботостроения уже несколько лет ведется работа по созданию маленьких беспилотников «размером с муху», как их называют. Эти аппараты можно будет засылать в дома людей, и они будут почти невидимыми, ведя при этом постоянную слежку. Можно с уверенностью утверждать, что в этом очень сильно заинтересованы военные и разведслужбы, и что уже в скором времени они будут использовать эти аппараты… .
Усиление контроля за частной жизнью граждан сопровождается не менее активными усилиями по снижению информированности населения по наиболее насущным вопросам развития общества. Хомский это связывает с активным переходом США на неолиберальные позиции. В интервью «История не развивается по прямой линиии (“ Jacobin ”, США от 25.09.2015), он пишет:
«…Неолиберальная политика есть, безусловно, откат назад. Для большинства населения США в последнем поколении было гораздо больше стагнации и спада. И не из-за каких-то экономических законов. Это политика. Так же, как жесткая экономия в Европе не является экономической необходимостью — на самом деле, это экономический нонсенс. Но это политическое решение, принятое разработчиками для своих собственных целей. Я думаю, что по сути это своего рода классовая война, и ей можно оказывать сопротивление, но это не так просто. История не развивается по прямой линии… .
… То, что мы называем капиталистической системой, очень далеко отстоит от любой модели капитализма или рынка. Возьмите отрасли по добыче и переработке ископаемого топлива: недавно МВФ было проведено исследование, в котором попытались оценить субсидию, получаемую энергетическими корпорациями от правительств. Общая сумма была колоссальной. Мне кажется, где-то около 5 триллионов долларов в год. Это не имеет ничего общего с рынками и капитализмом.
На этом фоне совершенно забытыми остались две самых животрепещущих проблемы современности. Одна из них — это растущая опасность экологической катастрофы, к которой мы движемся на всех парах, как будто твердо вознамерились броситься в пропасть. А вторая — это угроза ядерной войны, которая не уменьшилась, и которая остается очень серьезной, а во многом даже усиливается. Как решать вторую проблему, мы знаем, по крайней мере, в принципе. Есть способы для существенного уменьшения угрозы. Мы ими не пользуемся, однако знаем, в чем они состоят. Что же касается экологической катастрофы, то нам непонятно, существует ли способ для ее сдерживания или даже предотвращения. Возможно, существует. Но чем дольше мы будем ждать, чем позже начнем действовать, тем хуже и страшнее будет эта катастрофа.
Это удивительно, но в первых рядах тех, кто пытается как-то предотвратить катастрофу, находятся так называемые «примитивные» общества. Это коренные народы Канады, туземные общества Центральной Америки, аборигены Австралии. Они первыми стараются не допустить ту катастрофу, к которой мы так стремимся. И глубочайший парадокс заключается в том, что самые богатые, самые сильные страны мира бегом бегут к этой катастрофе, в то время как называемые примитивные общества пытаются ее предотвратить.
И то же самое верно в отношении других составляющих так называемой капиталистической системы. В США и других западных странах за время неолиберального периода произошел резкий скачок в финансиализации экономики. Финансовые учреждения в США имели около 40 процентов корпоративных прибылей в преддверии краха 2008 года, за который они несут большую долю ответственности.
Есть еще одно исследование МВФ, где изучалась прибыль американских банков, и обнаружилось, что они были почти полностью зависимы от скрытых государственных субсидий. Это своего рода гарантия — не на бумаге, но это подразумеваемая гарантия — того, что если они попадут в беду, их выручат. Это называется «слишком-большой-чтобы-обанкротиться» … .
…На самом деле, выход из Великой депрессии в ряде стран происходил быстрее, чем сегодня, по многим причинам. В случае с Европой, одной из главных причин является то, что введение единой валюты — и это отмечалось многими — было неустранимым бедствием. Механизмы реагирования на кризис не доступны в ЕС: Греция, например, не может девальвировать свою валюту. Интеграция Европы обеспечила ряд очень позитивных в некоторых отношениях изменений и вредных — в других, особенно, когда она находится под контролем крайне реакционных экономических держав, навязывающих в экономическом отношении разрушительную политику, что по сути является формой классовой войны … .»
Для неолиберализма характерна «финансиализация» не только экономики, но и социальной сферы. Всё в той же статье «Государство – это силовая система …», он утверждает: « …За жизнь прошлого поколения (грубо говоря, это неолиберальный период) произошел существенный сдвиг в сторону коммерциализации университетов, в сторону применения бизнес-моделей в высшем образовании. Плата за учебу выросла колоссально. Я думаю, этому нет экономических обоснований. Взгляните на сравнительные данные. К югу от нас находится довольно бедная страна Мексика, у которой весьма приличное высшее образование, и оно бесплатное. Среди стран, устойчиво добивающихся больших достижений в высшем образовании, находится Финляндия. Богатая страна, но образование там тоже бесплатное. Германия, образование бесплатное. Франция, образование бесплатное.
А теперь посмотрите на США. Вернемся назад лет на 50, в послевоенные десятилетия. Тогда Америка была намного беднее, чем сейчас, но для значительной части ее населения образование было бесплатным. Закон о льготах демобилизованным обеспечил образование большому количеству людей, которые иначе ни в коем случае не смогли бы поступить в вузы. Для них это было очень выгодно, и это было выгодно стране, в том плане, что они могли внести большой вклад в экономику, культуру и так далее. И по сути дела, это было бесплатно. Даже обучение в частных университетах стоило ничтожно мало по сегодняшним меркам. А Америка была тогда намного беднее, чем сейчас. Так что в целом я думаю, что экономические доводы в пользу резкого увеличения платы за обучение в США, и в меньшей степени в Англии и прочих странах, убедительных экономических аргументов в пользу такого увеличения нет. Это политические решения. Они связаны с другими произошедшими изменениями. Например, в это время произошло огромное расширение администрации в университетах. Доля университетских бюджетов на административные расходы резко выросла.... Все это — результат навязывания бизнес-модели, что имело последствия и для учебных программ, и для образовательных решений.
Нечто подобное происходит и на уровне К-12 (общеобразовательная школа). Прежде всего, речь о недостаточном финансировании школ, что очень серьезно унижает учителей, подрывает их авторитет и самостоятельность. Возникает соблазн натаскивать учеников на тесты, что является худшей формой образования. Многие из нас, кто прошел через школьную систему, хорошо знают, что есть предметы, которые нам были неинтересны, что нам приходилось учить их ради сдачи экзаменов, а через пару недель мы уже забывали, что это был за предмет. Это критика со времен эпохи Просвещения, потому что тогда тоже осуждали модель обучения, аналогичную наливанию воды в сосуд, который очень сильно протекал, как нам всем хорошо известно. Это ослабляет творческое начало, самостоятельность, радость познания и открытия, возможность совместной созидательной работы с другими — то есть, все то, чему должна способствовать приличная система образования. Это движение в противоположном направлении, и это очень вредно. Поэтому, если мы хотим вернуться к более здоровой системе образования, к сохранению и развитию культурных достижений, то нам надо многое менять».
Перечень тем и кладезь мыслей по многочисленным проблемам современной жизни Ноама Хомского практически не исчерпаем. Приведенные в данной публикации цитаты лишь подчёркивают необходимость строго подходить к опыту Западных стран, который наши либералы предлагают безоглядно заимствовать.
Хомский тысячу раз прав утверждая, что «Наше общество чрезвычайно раздроблено. Существует чрезвычайно мало постоянных организаций, обладающих институциональной памятью и знающих, как перейти к следующему шагу и далее». Двигаясь по пути общественной консолидации нам важно учесть ещё одно предупреждение Хомского: крайне осмотрительно относиться к призыву радикалов во имя прогресса не бояться «прокалывания пузыря неизбежности».
Перед тем, как в этих целях взять в руки иглу, подумайте не намеренно ли либералы надули этот «пузырь неизбежности»?
