Вечный подвиг, он вам по плечу,
Ваши руки бессонны и святы,
Низко вам поклониться хочу,
Люди в белых халатах.
Кириллова Татьяна Владимировна, Заведующая туберкулезно-легочного отделения для детей ОКТБ.
«С питанием все хорошо, с лекарствами тоже. Сейчас есть даже Туберкулин, впервые за последние 1,5 года. Много помогают различные благотворительные организации: Джейн Дон «Американская церковь христова» - без всякой пропаганды подарили телевизор в отделение, привезли краску для забора, помогли построить детскую площадку во дворе; предприятие по производству мороженного «Винтер», при нем церковь оказывает помощь; Покровская церковь в Донецке; частные лица». При нас приехала обычная семья, привезла гуманитарную помощь.
Нянечки и врачи переживают за этих деток, как за своих собственных. Они как одна большая семья.
И конечно - дети есть дети. Им хочется сладкого, фруктов. Фрукты можно только зеленые яблоки и бананы, чтобы не было аллергии.
Попросил пофотографировать в отделении.
- Только лица не снимайте, на это нужно разрешение родителей.
Захожу в игровую комнату, через минут напоминаю новогоднюю елку, только вместо игрушек на мне висят детишки. Новый человек - им так интересно. Снимать невозможно, да они и не дают, сами жмут на все кнопки фотоаппарата.
- Дядя, а ты военный? А что у тебя в рюкзаке? А сфотографируй меня.
Отвлечь их удалось только когда принесли полдник. Уже собираясь уходить ко мне украдкой подбегает мальчишка лет шести.
- Дядь, покажи фотографии.
Показываю ему на экране дисплея. А там сплошные ноги, спины. Он так посмотрел на меня - удивленно, растерянно и недоуменно.
- Дядь… ты в следующих раз лица снимай.
Евтушенко Евгений Иванович – Главный врач Городской психиатрической больницы №1 г.Донецк, Петровский район.
«Из-за постоянных обстрелов состояние пациентов ухудшается, рост нервных расстройств среди здоровых людей. На 200 стационарных мест сейчас приходится 215 человек, не считая дневного стационара, где пациенты не ночуют – 143 человека. Все забито. В Донецке четыре больницы, из них два стационара, всего в ДНР восемь больниц, все работают и все заполнены. Вчера приехало четыре скорых, диагноз – острый психоз.
С питанием проблем нет – получают из российских гумконвоев. Проблемы с медикаментами. Не хватает противобредовых препаратов. Гуманитарный конвой не может провезти их через границу.
80-90% препаратов есть в коммерческих аптеках, приходится просить родственников приобретать их. С другой стороны медицина у нас бесплатная, т.е. они вроде как их принуждают, что неправильно. Нужен галоперидол, аминазин, трифтазин, карбамазепин.
С сентября 2014 года Украина прекратила поставлять хлеб. Выручила чешская гуманитарная организация «Человек в беде», поставляют хлеб бесплатно. Каждый день 80 буханок. Еще помогает Украинская православная церковь Серафима-Саровского (Московский патриархат).
Подвиг врачей, которые не оставили пациентов. Это был их осознанных выбор, при имеющейся альтернативе».
Зимой были серьезные обстрелы, восемь снарядов упало на территорию, чудом не попали в само здание. Вырубило электроподстанцию, отключилось электричество. Морозы. Батареи лопнули. Московий Дмитрий Иванович – заведующий пятым отделением, пилил бензопилой деревья на дрова вокруг больницы. Достали буржуйку, возле нее и грелись. Повара не уходили домой, прятались и жили в подвале пищеблока. Готовили на костре на улице. Мне рассказывают случай: «Прямо как анекдот. Начался обстрел, все побежали прятаться, а одна женщина наоборот, к котлу: «Я только крышкой накрою, чтобы грязь не налетела»
«Обстрелы очень сильно влияют на психику, вплоть до того, что человек становиться инвалидом объективно по тяжести заболевания. После войны будет резкое увеличение обращений в диспансер, начнется декомпенсация защитных механизмов человеческого организма. Это закон центральной системы головного мозга. Она не зависит от национальности или расы».
Был «поствьетнамский», «поставганский» синдромы. Как назовут этот?
База 11 ОМСП «Восток»
Приезжаем туда вместе с Отцом Борисом. Идем в кабинет замполита. Он на совещании. Пока ждем его меня угощают кофе. Общаемся. Приходит его зам. – Евгений. Проверяют мои документы, военную аккредитацию. Идем к командиру, тот дает «добро», назначает ответственного за сопровождение. «Владимир!» – представляется он. Дают команду выделить горючее. В Республике литр бензина стоит около 50 рублей. Мне выдают бронежилет 6Б23-1М и каску. Звонят на позиции выясняют куда можно приехать. Я хочу попасть в аэропорт, Пески, Красный партизан, Ясеноватую, Васильевку, Пантелеймоновку. Но последние дни везде идет обстрел. О Минских договоренностях украинская сторона как будто и не знает. «Если машина приезжает на позиции, сразу начинается обстрел» - говорит Ставр (Сергей). Он был ранен в ногу, сбежал от врачей из больницы, до сих пор прихрамывает.
- Поедем куда можно, предлагаю я.
Объезжаем несколько блок-постов. На одном спрашиваю, далеко ли позиции?
- А нет их. Здесь наш блок-пост, а там – показывает рукой, их.
Бойцы охотно фотографируются не скрывая лиц.
- Можно будет потом опубликовать ваши фотографии?
- Конечно, нам скрывать и стыдится нечего.
Максим, командир 1 роты, 4 БРГ ДНР «Чебурашка», позывной «Шубин».
«У шахтеров есть поверье, что в шахте живет домовой – Шубин, может быть злым, а может быть добрым.
До войны работал шахтером. Во дворе собирались, обсуждали что будет, что надо делать. Все пошли на референдум. Когда обстрелы начались, многие исчезли».
- Я для себя решил – кто, если не я? Так и пошел в ополчение. До войны успел выгодно машину продать, так все деньги ушли на войну – снаряга, еда.
Максим показывает мне позиции своей роты, знакомит с бойцами. Кто рабочий, кто шахтер. У многих по двое-трое детей. Рассказывает как на «ушатанной» вазовской «копейке» удирал от танка.
- Расстояние между нами и ВСУшниками от 300 до 500 метров.
Стоим на открытой местности, я в красной футболке в полный рост, понимаю, что мне даже снайпера не нужно. Дальность действенного огня АК-47 (дедушки прародителя семейства Калашниковых) – около киломента. Становится неуютно.
«Основное даже не физическая, а моральная усталость. Когда вижу, что бойцы доходят до ручки, даю футбольный мяч и в принудительном порядке заставляю играть. Минут через пять сами в азарт входят. Или вывожу на пруд, часа на полтора. Купаемся, загораем. Мужики тут траву косили, а с дерева совенок упал, чуть его не зарубили. Я клетку привез, съездил окорок ему купил, будет у нас жить. Назовем «Беспилотник».
В разных подразделениях по разному. У кого-то отцы-командиры известные медийные фигуры – Гиви, Моторола, у них все бойцы в кевларе. А кто-то в шлепанцах воюет. Не хватает «снаряги» - форма, берцы, разгрузка быстро изнашиваются. Банально биноклей нет, плащ-накидок. Про бронежилеты и современные каски чего уж говорить. Воюем в старых советских «горшках».
«Чебурашки» показывали мне свою «располагу», теннисный стол и медпункт, похвастались «босотой». Я смотрел, слушал, а в голове вертелись когда то потрясшие меня стихи Наума Коржавина:
Я с детства мечтал, что трубач затрубит,
И город проснется под цокот копыт,
И все прояснится открытой борьбой:
Враги - пред тобой, а друзья - за тобой.
И вот самолеты взревели в ночи,
И вот протрубили опять трубачи,
Тачанки и пушки прошли через грязь,
Проснулось геройство, и кровь пролилась.
Но в громе и славе решительных лет
Мне все ж не хватало заметных примет.
Я думал, что вижу, не видя ни зги,
А между друзьями сновали враги.
И были они среди наших колонн,
Подчас знаменосцами наших знамен.
Жизнь бьет меня часто. Сплеча. Сгоряча.
Но все же я жду своего трубача.
Ведь правда не меркнет, и совесть - не спит.
Но годы уходят, а он - не трубит.
И старость подходит. И хватит ли сил
До смерти мечтать, чтоб трубач затрубил?
А может, самим надрываться во мгле?
Ведь нет, кроме нас, трубачей на земле.
Андрей Зайцев. Донецк. Июль 2015.
