Продолжим сравнение татарстанской и фашистской идеологий. Теоретики фашизма негативно относились к техногенной цивилизации, городам, обществу потребления и рыночной экономике. Они воображали находящееся в гармонии с природой соборное общество с одной «исконной» религией, со слаженно работающим и лишенным внутренней конкуренции хозяйством, с вождем, который мудро, по-отечески управляет всем государством. Прообраз такой утопии легко находился в крестьянской семье, крестьянском труде и, в целом, сельской жизни. Патриархальную крестьянскую семью нацисты считали уменьшенной моделью немецкой народной общности. Гитлер провозгласил крестьянство «вечно живым источником мощи немецкой нации», а геббельсовская пропаганда представляла сельское общество «как колыбель немецкой расы и немецкой крови». Вообще, нацисты «не любили город», крестьянский мир им казался «более чистым, простым, человечным, обозримым». [1]
Деревня и крестьянство (вернее, его остатки) занимают важное место и в татарстанской идеологии. Нынешний Президент Татарстана Р. Миниханов констатировал, что «если не будем принимать меры, мы можем потерять себя как татары, как нация. Как можно решить эту проблему? На наш взгляд, в первую очередь нужно поддерживать деревню. Это не только для татар, но и для других народов так же — традиции, язык, культура лучше всегда сохраняются в деревне».[2] Согласен с хозяином и главный татарстанский идеолог: «Село – это образ жизни… Село – это традиции, которые бережно сохраняются как общенациональное достояние, мораль, без которой не построить будущего».[3] О том же говорит и депутат Государственного Совета Татарстана Разиль Валеев: «Главное – это не национальная одежда, а дух. Меня очень беспокоит, что мы теряем село. Татарское искусство, хорошо это или плохо, сохранилось во многом только благодаря селу. Города сейчас отнюдь не татарские, и городская культура влияет на нас не самым хорошим образом».[4]
«Генеральную линию» безоговорочно поддерживают деятели культуры (в основном, члены тех самых творческих союзов при Минкульте РТ, о которых шла речь в первой части статьи). Современные татарские литература, поэзия и театр в основном «сконцентрированы» на деревне. Во многих романах, рассказах, стихотворениях, театральных постановках идеализируется сельский образ жизни и традиционные («крестьянские») ценности, большое внимание уделяется народным обычаям (большей частью «неисламским»), в негативных тонах проходит тема атомизированного, космополитичного и «бездуховного» города.
Аграрная романтика характерна для фашизма. Одним из идеологических истоков нацизма было зародившееся еще в конце XIX – нач. XX вв. «почвенничество» – направление в европейской литературе, воспевавшее «святой крестьянский труд». Так, радикальной критикой городской цивилизации стал пользовавшийся популярностью у нацистов роман норвежского писателя Кнута Гамсуна «Соки земли», получивший в 1920 г. Нобелевскую премию [5]. Во времена Второй Мировой войны этот автор поддержал нацистов и даже написал посвященный Гитлеру некролог. Многие воспевавшие деревню т.н. «народные писатели» Венгрии в 1930-х гг. стали сторонниками венгерского фашизма [6]. Не стоит забывать, что одной из предтеч современного русского неонацизма стало творчество советских писателей-«деревенщиков» 1960–80-х гг. – ответы на поднятые ими вопросы многих привели к идеалам корпоративного русского национального государства.
Можно утверждать, что крестьяне играли ключевую роль в нацистской идеологии и социальной политике. Во времена Гитлера настойчиво пропагандировалось ношение национальной одежды, строительство крестьянских домов с традиционной планировкой и мебелью, по радио регулярно шли передачи, посвященные народным обычаям [7]. То же самое происходит и в современном Татарстане, и чтобы в этом убедиться, достаточно включить телеканал «Татарстан – Новый Век».
Из идеи о деревне как культурном и духовном центре народа логично вытекает мысль о том, что моральное право на управление всем народом имеют только те, кто познал тяжкий крестьянский труд. Возглавлявший аграрно-политический аппарат нацистской партии Вальтер Дарре предлагал создать «крестьянскую аристократию», которая стала бы руководящей силой Третьего Рейха [8]. Подобную мысль проводит и Рафаэль Хакимов: «Деревня, кроме всего прочего, это еще и микрокосмос, в котором формируется личность, готовая к великим свершениям. Как бы ни превозносили город, но многие выдающиеся люди республики вышли именно из деревни, где, казалось бы, нет университетов. Но там, несмотря на все исторические перипетии, всегда было место для самоорганизации, а значит воспитания самостоятельной личности» [9]. Подобные рассуждения наверняка импонируют татарстанской политической элите, которая, как известно, большей частью имеет сельское происхождение.
В идеологии нацизма, в том числе и благодаря сакрализации крестьянства, моральные ценности были выше экономической выгоды. На практике этот постулат использовался для того, чтобы обосновать возможность вмешательства со стороны, якобы, выражавшего «народную волю» государственного и партийного аппарата в дела экономики (прежде всего, крупных корпораций). Р. Хакимов также мечтает о подчинении экономики идеологическим и политическим задачам, что, по его мнению, приведет к солидарности народа [10]. Он прямо заявляет, что «культура важнее экономики и политики» [11] и «любая экономика, даже самая влиятельная, зависит от административной власти на конкретной территории и это дает шанс влиять в целом на экономику через соединение непроизводительной земли с администрацией, к тому же создает островки национальной жизни, где возможно воспроизводство культуры» [12]. Это признак характерной для фашизма эстетизации политики, когда она строится исходя не из реальных потребностей общества, а опираясь на отвлеченные, часто мистические рассуждения.
Неприятие постулатов рыночной экономики и порожденного ею городского общества потребления приводило фашистов к антисемитизму, т.к. в их представлениях якобы именно евреи-ростовщики создали интернациональную капиталистическую цивилизацию, стирающую различия между народами и впрягающими их в «долговое ярмо». Для татарстанской идеологии открытый антисемитизм не характерен – даже появляются мифологемы, «доказывающие» родство татар и евреев (См., например, книгу Фатиха Сибагатуллина «Татары и евреи»). Однако можно говорить об антисемитизме скрытом, т.к. в работах того же Рафаэля Хакимова «между строк» с критикой современной мировой экономики с её странами-гегемонами и страдающими от них «небольшими народами» [13] без труда угадываются намеки на «сионистский заговор» во главе с якобы пытающимися править миром евреями-банкирами.
Идеализация деревни включает в себя особое отношение к окружающей среде. Близкое к природе село противопоставляется загрязненному городу, поэтому экологические проблемы приобретают идеологическую окраску (напомню, деревня у татарстанских идеологов считается «хранителем народного духа»). Вроде бы в этом ничего плохого нет, если бы не фашистский опыт.
В начале XX в. европейские страны и США столкнулись с проблемой перенаселенных городов, царящими там преступностью и падением нравов. Антиподом «плохому городу» выступала идиллическая деревушка, живущая в гармонии с природой и потому населенная пышущими здоровьем крестьянами. Если учесть, что народ понимался как часть природы, подчиняющаяся её законам, то становится понятным, почему в 1930-е гг. лидеры экологического движения поддержали фашизм, дав его постулатам подобие «теоретического обоснования» [14]. Именно в нацистской Германии впервые в мире были детально разработаны и приняты законы об охране природы и домашних животных. Однако весь ужас заключался в том, что уничтожение живущих «не в том жизненном пространстве» евреев, цыган, славян, а также «своих» гомосексуалистов и инвалидов, нацисты обосновывали стремлением к установлению «экологического равновесия между народом и природной средой».
Не лишним будет напомнить, что в конце 1980-х гг. татарское национальное движение начинало свою деятельность с постановки экологических проблем (протесты против строительства Татарской АЭС). Находящиеся под контролем Татарского обкома КПСС и наверняка «консультировавшиеся» у главы его идеологического отдела Р. Хакимова татарские националисты тогда и позднее нередко увязывали между собой социальные и экологические проблемы. Так, в программе 2003 г. движения интеграции «Идель-Урал» значились следующие положения: «в основе самосознания этноса лежит экософия… …следует признать приоритет спасения генофонда от целенаправленного геноцида – экоцида… Путь к гармонизации людей с природой и обществом – это свободная реализация менталитета к созданию природно-общинных первоисточников…». Далее постулировалась необходимость создания суверенного государства «по принципу изолированного жилья, охраняемого от злодеев коллективной силой безопасности благородных родственников и соседей…» [15]. Это повторение нацизма…
Может показаться, что фашизм – это набор идей, постулирующих возврат к прошлому. Это верно только отчасти – различные варианты фашизма призывали к средневековым социальным отношениям (Гитлер хотел построить сословное государство). В то же время фашизм не отрицал новейших технологических достижений, наоборот, все коричневые вожди стремились создать современную тому времени промышленную индустрию. «Многонациональный» Татарстан, в котором «титульные» и «нетитульные» национальности по степени доступа к политической власти подозрительно напоминают средневековые сословия, обладает развитой промышленностью и не перестаёт заимствовать из развитых стран «продвинутые» технологии. Идеологическая риторика «возврата к истокам» и аграрной романтики этому не препятствуют, но так же, как и при фашизме, облекают техническую модернизацию в рамки смутных «жизненных» и «моральных» принципов. Идеолог Энгель Тагиров описывает данное противоречие следующими словами: «Роду человеческому с нынешним уровнем потребления, способом жизни, размахом и диверсификацией производства, потребительскими фетишами и информационно-технологическими изысками угрожает вырождение не только и не столько из-за эрозии гибнущей, исчезающей пригодной для жизни и её воспроизведения окружающей среды. Вырождается ткань межличностной (межгрупповой) коммуникативной культуры, социальной солидарности, способов психической жизни. Тенденция отказа от гуманизма, его вытеснение «гуманитарными технологиями», засилье технократического мышления грозят превращением общества в «технос», победой трансмодерна, трансгуманизма над разумом». И наконец: «…авангардные технологии должны способствовать не усилению этих негативных тенденций, а развитию цивилизованности и культуры самого человека, помочь в реализации шанса «очеловечить человечество», т.е. одухотворить, гуманизировать его».[16]
Между Татарстаном и Третьим Рейхом можно обнаружить параллели и в «идеологии, запечатленной в камне» – архитектуре, что уже успели подметить в своих блогах некоторые туристы. Действительно, параноидальный архитектурный монументализм Гитлера очень схож с внутренним подтекстом таких «украсивших» центр Казани «шедевров», как «Дворец земледельцев», «Пирамида», чаша «Дворца бракосочетаний» и т.д. Дававшие согласие на строительство этих объектов татарстанские чиновники возможно с пониманием бы отнеслись к словам Гитлера о мощных и масштабных строениях, наподобие строений Древнего Египта и Вавилона, как знамениях новой высокой культуры. «Тем самым я придал моему народу и моему времени печать несравненного духовного величия».[17] Нелепость монументальных произведений Третьего Рейха и Татарстана заключается не в них самих, а в том, что они «служили правильному отражению ложной действительности: действительности театрализованной и искусственной».[18]
Хотя нацистам и не очень импонировали города, олицетворяющие в их глазах «уход от истоков», они все же были озабочены возрастом крупных германских городов. В одной из речей в узком кругу А. Гитлер сетовал на то, что немцы совершенно «не представляют себе, когда на самом деле были основаны наши города», и поэтому имеют ложные представления о культуре своих предков. Далее он завел речь о Нюрнберге, обер-бургомистр которого распорядился не праздновать его 700-летие, т.к. у него (города), якобы, «гораздо более древняя история». Примерив на себя роль археолога, А. Гитлер продолжал: «можно считать непреложным фактом, что он (Нюрнберг. – А.О.) берет своё начало от одного из замков салической эпохи, вокруг которого со временем образовалось небольшое поселение (получается, что, согласно Гитлеру, Нюрнбергу должно было быть более 1000 лет. – А.О). Большинство средневековых городов берет своё начало от таких хорошо укрепленных замков» [19]. Татарстанские власти также не прочь удревнить возраст «своих» городов. История с Нюрнбергом во многом повторяет «приключения» Казани, 800-летие которой пытались отпраздновать в 1977 г., а через 28 лет город «постарел» на 200 лет, и в 2005 г. с размахом было отпраздновано его 1000-летие. Затем настала «очередь» юбилеев и других местных городов.
Так же как и в Татарстане, количественный (но не качественный) расцвет археологии в фашистских Германии и Италии был обусловлен идеологическими причинами. Гитлер и Муссолини искали материальное подтверждение величия древних германцев и римлян. Исторический центр Рима был так же тщательно раскопан, как и Казанский Кремль. Нацистских археологов интересовали слои только с остатками «арийской культуры», вышележащие уничтожались при раскопках, а до нижележащих просто не доходили. В современном Татарстане почти все силы археологов брошены на изучение Волжской Булгарии (особенно, г. Болгара), тогда как многие уникальные памятники более ранних («нетюркских») эпох ежегодно уничтожаются водами Куйбышевского водохранилища. В Италии при Муссолини на волне интереса к римскому прошлому был создан Институт романских исследований, занимавшийся филологическими и археологическими изысканиями. В Татарстане аналогами ему являются научно-исследовательские Институт языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова, Институт истории им. Ш. Марджани и недавно выделившийся из него Институт археологии им. А. Халикова (создание последнего обосновывалось расширением масштабов археологических раскопок в городах Болгар и Свияжск – новых идеологических центрах Татарстана). Близка и методология татарстанских и нацистских археологов (археологическая культура отождествляется с этносом, что открывает путь к широким спекуляциям на ниве истории).
В Третьем Рейхе пытались создать культ «святых мест», к которым относили легендарный остров Туле, скалы Экстернштайн и замок Вевельсбург. Вокруг них создавался ореол загадочности и мистичности, устраивались торжественные церемонии и посвящения, что даёт основания проводить аналогии с островом-градом Свияжском и культовыми постройками г. Болгара, в последнее время патронируемыми первым Президентом Татарстана Минтимером Шаймиевым.
Схоже и поведение ученых. В лице научного сообщества фашисты не встретили непримиримого противника. Напротив, между академическими работниками, особенно гуманитариями, началась борьба за право наполнять идеологические постулаты фактическим и «теоретическим» материалом. Конкуренция велась, в основном, с помощью интриг и к науке не имела никакого отношения. Победа означала близость к власти, престиж, признание и, конечно, привилегии. В 2010 г. после учреждения М. Шаймиевым фонда «Возрождение», официальной целью которого называлось «возрождение» Болгара и Свияжска, между кланами татарстанских историков началась борьба за право участвовать в проекте. В местной прессе стали появляться эмоциональные статьи против конкурентов. Основными противоборствующими фигурами (за которыми стояли другие ученые, желающие быть ближе к Шаймиеву) были Дамир Исхаков и Искандер Измайлов, Индус Тагиров и Рафаэль Хакимов [20].
В борьбе за внимание властей татарстанские гуманитарии часто поступаются этическими принципами. В ноябре 2013 г. в казанском аэропорту случилась авиакатастрофа, унесшая жизнь более 50 человек. Среди погибших был сын Президента Татарстана. Группа историков в составе Д. Исхакова, И. Измайлова и других выразила Рустаму Минниханову соболезнование, даже не упомянув при этом других жертв [21].
Так же, как и ученые при фашизме, татарстанские историки прекрасно осознают, что их используют для идеологического оправдания действий режима. Догадываются они и о том, что многие крупные проекты, в которых они стремятся участвовать («Тысячелетие Казани», «Возрождение Болгара и Свияжска») – это лишь прикрытие определенных финансовых операций высшего руководства. Знают они и то, что те кампании, в которых они участвуют (например, против кряшен, см. 2 часть статьи) имеют своим продолжением не только административные, но и уголовные последствия для ни в чем не повинных людей. Однако целый букет витиеватых рассуждений, замешанных на комплексах психологической защиты, заставляют их придерживаться «правильной точки зрения».
Все татарстанские идеологи считают себя последователями евразийства – учения, возникшего в 1920–30-х гг. в среде русской эмиграции параллельно с фашизмом. Один из «зачинателей» евразийства, которого часто цитирует Рафаэль Хакимов, князь Николай Трубецкой писал, что «в фашизме есть и положительные и отрицательные стороны» [22], а евразиец Я.Д. Садковский не скрывал симпатий к Б. Муссолини [23].
Концептуально евразийство и фашизм имеют много общего. Оба учения постулировали развитие государства на базе одной определенной идеи (т.н. «идеократическое государство»). Фашисты Италии, Франции и Германии считали политику «производной от культуры, результатом эстетического и религиозного опыта, а не рационального отражения взаимодействия социальных сил»[24], того же мнения придерживались и евразийцы (уместно вспомнить приводимое выше утверждение Р. Хакимова о том, что «культура важнее экономики и политики»). И евразийство, и фашизм критиковали либерально-буржуазный «бездуховный» Запад. Эти учения отказывались от демократических парламентских выборов, т.к. якобы, выбирают не достойных, а понравившихся, часто дилетантов, не способных к профессиональному управлению. Гитлер писал о слое господ, руководящих арийской расой, евразийцы говорили о «правящем слое» («правящем отборе»), который являлся бы носителем общенациональной культуры и гарантом социальной стабильности. И фашисты, и евразийцы не признавали политические партии в классическом демократическом смысле этого слова, вместо них оба учения предлагали создавать организации корпоративного, профессионального или территориального типа. Фашизм и евразийство выдвигали идею «народного государства», которым бы руководила прослойка выходцев из народа, при этом с самим народом не сливавшаяся [25]. Лучшую идеологию для чиновника-карьериста, выходца из маргинальных слоев общества, поднявшегося на самый «верх» в результате подковерных интриг и желающего сохранить приобретенный статус для себя и своих детей, придумать сложно. Благодаря этому евразийство пользуется большой популярностью не только у татарстанской, но и в целом, у постсоветской элиты. Напомню, что одной из идей евразийства было декларируемое появление в России после 1917 г. нового правящего слоя, который, якобы, «вынужденно исповедовал идеологию большевиков, но в силу своей волевой природы неминуемо должен был воспринять евразийское учение и понять гибельность марксизма» [26]. Видимо, татарстанские идеологи, бывшие «верные марксисты-ленинцы», а ныне последователи «единственно верного евразийского учения», себя тоже хотят причислить к касте избранных.
Неслучайно пропагандируются труды «последнего евразийца» Льва Гумилева, памятник которому стоит в центре Казани. Сын поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева, он прошел через суровые жизненные испытания, его биография узника ГУЛАГа трагична, и в то же время, типична для многих советских людей. Невозможность систематической работы с научной литературой привела к появлению экстравагантной «теории этногенеза», которая на Западе была признана расистской, а в России многие увидели в ней идеологию формирующегося фашизма (««учение Гумилева» может стать идеальным фундаментом российской «коричневой» идеологии, в которой так отчаянно нуждается Русская Новая Правая»)[27]. Согласно Л.Н. Гумилеву, все человечество делится на этносы, под которыми подразумеваются социально-биологические общности наподобие популяций животных. Таким же образом нацисты понимали расу. Каждый этнос имеет свой т.н. «вмещающий ландшафт», у нацистов – «жизненное пространство». По Гумилеву этносы по отношению друг к другу могут быть комплиментарными (дружественными, «с кем можно ужиться»), а могут и нет. Нацисты делили расы на «друзей-родственников» арийцев и их противников. В гумилевском учении если два «некомплиментарных» этноса оказываются в одном вмещающем ландшафте, то образуется «химера» – нежизнеспособное социальное образование, которое погубит оба этноса. Точно так же нацисты обосновывали невозможность проживания в одном жизненном пространстве арийской и славянской рас. Гумилевская химера образуется, в том числе, и в результате межэтнических браков, нацисты, как отмечалось выше, были ярыми противниками межрасовых браков. Так же как и идеологи нацизма, Гумилев, судя по его текстам, был антисемитом. Евреи для него – блуждающий этнос, паразиты, раковая опухоль на теле других этносов.[28] То же самое (понятно, более открыто без полутонов и намеков) писали о евреях Гитлер и Розенберг. Как для нацизма, так и для гумилевства государство – это лишь оболочка для этноса (расы), поэтому, если этнос (раса) едины, то отпадает необходимость в политических партиях и парламентаризме. Саму демократию в рамках теории Л.Н. Гумилева можно назвать привнесенным извне «некомплементарным» для татарского этноса учением.
Самой дилетантской с научной точки зрения и опасной с позиции защиты прав человека является т.н. «теория пассионарности». Согласно ей, на определенный участок Земли в какой-то момент падает заряд энергии «космического происхождения», благодаря которому целый этнос или его часть начинает внутри и вокруг себя активные преобразования. Последние происходят под руководством пассионариев, которые обладают большей энергией, чем остальные. Пассионарии оказываются у власти, а сама пассионарность, на что следует обратить особое внимание, передаётся по наследству, как «голубая кровь» аристократов. Эти рассуждения идут в одном ряду с «правящим отбором» у евразийцев и слоем господ в арийской расе у нацистов, и являются обычным мифом, обосновывающим власть одной относительно небольшой группы лиц над «непассионарным» большинством. Л.Н. Гумилев в своих работах не мог объяснить, каким образом заряд солнечной энергии или поток частиц из района между Нептуном и Плутоном (!), по масштабам превосходящий Землю в разы, может попасть только на определенный участок нашей планеты. Если следовать его теории, то в пределах Казани поток частиц с далекого Нептуна «лег» в районе элитного коттеджного поселка на берегу реки Казанки, тогда как близлежащие (по космическим меркам) депрессивные «хрущобы», например, Кировского и Авиастроительного районов почему-то обошел стороной… Видимо такой же заряд энергии упал на некоторые деревни Актанышского и Высокогорского районов, откуда вышли, соответственно, первый и второй Президенты Татарстана. Но вот в чем проблема – если пассионарность передаётся по наследству, то каким образом её получают некровные родственники, например, по линии жены? Известно, что такая родня высших татарстанских чиновников, даже не происходя из зоны пассионарного толчка, показывает примеры успеха в жизни и бизнесе… Если говорить серьезно, то популярность теорий Гумилева можно объяснить падением интеллектуального уровня российского общества и его архаизацией под прессом социальных и экономических трудностей [29] (само по себе это является питательной почвой для фашизма).
Татарстанская идеология не ограничивается крайне правым татарским национализмом. В её дискурс на правах маргинального, но необходимого для подержания мифа о возможном «межнациональном» конфликте, противовеса входит и русский национализм. Одним из его теоретиков, пользующихся расположением региональных властей и имеющих возможность пропагандировать свои взгляды, является доктор философских наук, заведующий кафедрой философии Казанского технологического университета В.И. Курашов. Взгляды Владимира Игнатьевича крайне правые. Народ для него – это социальный организм со своей душой, которая выражается, прежде всего, в народных традициях. Чужеродные элементы в родной культуре В. Курашов сравнивает с болезнью, «здоровый же народ – это народ, живущий согласно своей природе и сохраняющийся как целостность».[30] Но тут же он констатирует, что народ не всегда осознает себя таким, каким он является по своей сущности, его «самохарактеристики» могут быть «ошибочными». Главный элемент национальной безопасности он видит в защите от инородных ценностей и экспансии чужеродных религиозных учений.[31] Владимир Курашов наверняка бы согласился с созданием общественного или государственного органа, который бы отвечал за «национальную чистоту» русской культуры (которую сами русские, согласно философу, могут неправильно понимать). Образцом мог бы стать «Союз борьбы за немецкую культуру», созданный нацистами в 1929 г. для борьбы с «чуждыми художественными течениями» и возглавляемый лично Альфредом Розенбергом.[32]
В.И. Курашов исповедует любимый фашистами экзистенциализм – философское учение о «сущностях». Один из его основателей, немецкий философ Мартин Хайдеггер, приветствовал приход нацистов к власти. В России сегодня это учение исповедует Александр Дугин (о связи его идей с фашистскими доктринами, открыто говорит крупнейший современный специалист по фашизму Роджер Гриффин).[33] Согласно экзистенциализму у народа и отдельного человека есть некая сущность, в согласии с которой им надлежит жить. Тоталитарное государство с его репрессиями и полицейским аппаратом – это лишь механизм, призванный помочь человеку найти своё счастье, т.е. «сущность». Если ты русский, то и вести себя должен как русский, без всяких либеральных ценностей и преклонений перед Западом, если ариец, то… дальше понятно. При ближайшем рассмотрении «сущности» оказываются пустой болтовней идеологов. Не случайно в последнее время Владимир Курашов активно выступает перед студентами на патриотических конференциях с докладами типа «Что есть Россия».
Рассуждения философа, фактически, оправдывают цензуру в СМИ, образовании и науке. Что касается последней, то Курашов хотя и пишет о космополитичности научного знания, но в то же время оговаривается, что «национальные предпочтения, пристрастия, склонности к соответствующим областям знания и познавательной научной деятельности … конечно, есть; у «русских, немцев, французов и итальянцев в классической музыке и математике; англичан в физике, геологии и политической экономии; североамериканцев в научном менеджменте, т.е. способности покупать чужие умы».[34] Подобные утверждения логично вытекают из признания народа уникальным «духовным организмом». В нацистской Германии это привело к появлению «немецкой математики» и «арийской физики». Ядерная физика в то время именовалась не иначе как «еврейская физика», и Гитлеру казалось, что теория относительности используется евреями для разложения арийцев.[35] Как и нацистам, Курашову не нравится техногенная цивилизация и «бездуховная» рыночная экономика (этим объясняется его увлечение деревянной архитектурой Казани [36]). В своих работах он цитирует русского фашиста Ивана Ильина, причем в тех местах, где последний говорит о России как едином организме, который невозможно построить «на политико-партийной ненависти».[37] Следовательно, либеральная парламентская демократия для Курашова неприемлема.
Методологически воззрения Владимира Игнатьевича не оригинальны, они базируются на системах немецкой классической философии (в основном, Гегеля и Фихте), в которых народы постулировались как духовные организмы, управляемые государственным аппаратом, и трансформация которых (философских систем) в конце концов привела к нацизму. Специалисты (в частности, К. Поппер) в концепции государства Гегеля (к которой обращается в своих построениях В. Курашов [38]) усматривают теоретические истоки фашистского политического режима: сильную власть, народный дух, позитивную роль вождя, систему ценностей и т.д.[39]
Казанский Кремль не препятствуют популяризации творчества любимого русскими националистами местного художника Константина Васильева. Наоборот, галерея его картин появилась в центре Казани на самой оживленной пешеходной улице. Не секрет, что Васильев увлекался музыкой композитора-антисемита Рихарда Вагнера и искусством Третьего Рейха. Это увлечение отразилось на стиле его картин. Как и у нацистских художников, у Константина Васильева сильны неоязыческие и антихристианские мотивы (см., например, его картину «Илья Муромец, стреляющий по церквям»).
С содержательной точки зрения татарстанская идеология – это лишенная каких-либо научных основ, крайне противоречивая смесь национализма, ислама, христианства и неоязычества. Как и фашизм, она базируется на иррациональных «жизненных истинах» и морально-этических принципах. И в «татарстанизме», и в фашизме главной идеологической категорией выступает социально-биологический культурный организм («этнос», «раса»). В обеих идеологиях государство рассматривается как производное от этой трудно определимой субстанции. В «татарстанизме» и фашизме присутствуют тенденции к неоязычеству и «национализации» мировых религий. Две сравнимые идеологии враждебны современному городу и сакрализуют сельский мир с его патриархальными установками. Наряду с этим, «татарстанизм» и фашизм являются идеологиями модернизации, но модернизации не социально-политических отношений (здесь, наоборот, можно говорить о регрессе к средневековью), а, лишь, технологической (даже, больше технической). «Татарстанизм», как и фашизм не приемлет законы рыночной экономики, и пытается обосновывать «преимущества» контролируемого государственной бюрократией монополизма. «Изюминка» «татарстанизма» и фашизма заключается в антилиберальном и антидемократическом пафосе.
Цель шизоидного месива татарстанской идеологии, как и эклектичного фашизма, вполне ясна и практична – подчинить частное общему, причем под «общим» понимается «Республика Татарстан», которую никто не видел, но у которой есть представители – верхушка чиновничества. Недавно Рафаэль Хакимов, окончательно обнажив связь своих воззрений с корпоративными фашистскими доктринами, заявил о …«корпорации Татарстан», под которой понимается «иерархия интересов, которая подчиняет частные цели и задачи более общим, ставит коллективное выше индивидуального».[40] Эти положения повторяют слова Бенито Муссолини, который говорил о государстве как системе иерархий.[41] Тема иерархии занимала особо почетное место в сонме фашистских идей. В Италии руководящий партийный журнал фашистской партии получил именно такое название. В первом номере Муссолини вещал: «Кто говорит об иерархии, тот имеет ввиду ступени человеческих ценностей, меру ответственности и обязанностей. Кто говорит об иерархии, разумеет дисциплину».[42]
Подведем итоги. В первой части статьи были указаны сходства между современным Татарстаном и фашистскими государствами в области социально-экономического и политического устройства: сращение монополий и государственного аппарата, корпоративизм, вождизм, формальность и беспомощность профсоюзов, господство одной партии, неразделенность ветвей власти, фиктивность местного самоуправления и унитаризм, агрессивные поползновения во «внешней политике».[43] Вторая [44] и третья части статьи были посвящены сравнению идеологий фашизма и «татарстанизма». Исследование показало фундаментальные сходства.
Широко рекламируемая Казанским Кремлем и его идеологами «модель Татарстана» на самом деле является одним из вариантов фашизма. Напомню, что фашизм возник и победил в европейских странах с сильными феодальными пережитками – Италии, Германии, Испании, Португалии, Венгрии и др. Фашизм был способом технологической модернизации, при одновременном консервировании средневековых социальных отношений. Устроенная по феодальным принципам политическая элита Татарстана ради сохранения власти приемлет именно такой вариант модернизации. Показная ориентация на Восток, например, Сингапур, не меняет сути дела, т.к. вся палитра социально-политической, экономической и культурной жизни Татарстана находит более всего параллелей именно в фашистских режимах XX в. Отсутствие видимых массовых репрессий объясняется не внутренней логикой «татарстанизма», а боязнью ответных действий со стороны международного сообщества.
Материал статьи может стать методологическим основанием для изучения т.н. «кейсов» (ситуаций) фашизации Татарстана. Приведем типичные ситуации, к которым все привыкли и которые кажутся чем-то само собой разумеющимся:
1). Электронная газета «Бизнес-Онлайн» – самое цитируемое СМИ в Татарстане. Независимого бизнеса в регионе нет, поэтому в издании, в основном, речь идет о крупных монополиях, которыми руководят государственные чиновники. Рассказы о технических достижениях перемежаются крайне правыми статьями идеологов Рафаэля Хакимова и Римзиля Валеева.
2). Любой ВУЗ – состоит из мелких трудовых коллективов, управляемых администрацией, большинство которой «числится» в одной политической партии. Такая корпоративная структура делает вузовских преподавателей беззащитными перед бюрократическим произволом и проводниками «правильной» идеологии. Выражением фашизации являются участившиеся в последнее время патриотические студенческие конференции, на которых чиновник рангом не ниже ректора или проректора учит «согнанных» деканатами студентов «любить Родину».
3). Любой сельский район Татарстана – политико-административная единица повторяющая устройство, например, фашистской Италии. Рассмотрим Пестречинский район, уроженцем которого я являюсь, и на территории которого регулярно провожу включенное наблюдение. Руководит районом «глава» – наместник регионального вождя, ему самому безоговорочно подчиняются главы местных населенных пунктов. Практически все государственные и муниципальные чиновники района – члены одной партии, партийный аппарат фактически сращен с государственным. Население работает в зависимых от администрации корпорациях (т.н. «организациях»). Д
