В принципе – националистом может считать себя кто угодно. Потому что национализмом – можно считать что угодно. И если даже брать более или менее классические понятия, например известную формулу Мадзини: «высшая свобода человека в подчинении его интересам своей нации», то есть принять национализм в качестве признания первичности национальной сообщности, чувства приоритетной солидарности людей, относящих себя к одной нации и признающих приоритетность интересов своей нации над приоритетами интересов любых других социальных групп – все равно вопросы останутся.
Например – что есть нация. Это можно признать бессмысленным вопросом, потому что тот, кто присягает интересам нации – исходит из того, что он уже знает, ощущает и интуитивно для себя определил, кого он считает представителями своей нации – то есть то, что нация есть в его представлении.
Только у другого, также говорящего, что он относится к этой нации – могут быть совершенно иные представления по этому поводу.
Собственно, научное, академическое толкование нации рассматривало ее как историческую общность людей, объединенных территориально-географической общностью, историко-культурно-языковой, государственно-политической, и экономической.
Имелось в виду, что первые три общности – образуют народность, а добавление к ним четвертой – превращает их в нацию. То есть два старые классические примера – до Нового Времени во Франции существовали две народности: северная, галло-франконская и южная, провансальская.
В Новое время, особенно в результате процессов великой французской революции – они сливаются в одну, французскую наци. В России, напротив – сложилась к этому времени одна общерусская народность – которая в результате развития рыночных отношений и промышленности, разделяется на три нации – великорусскую, малороссийскую и белорусскую.
С этой, классической точки зрения, во-первых, нации, в отличие от народностей, этносов и племен – возникают довольно поздно – только тогда, когда в основном на языковой основе возникают национальные рынки.
То есть – примерно в середине второго тысячелетия нашей эры – кстати, в Англии, Франции, Германии и России они возникают примерно одновременно – в 14-16 веках. В России, как считается, единое национальное государство складывается во второй половине 15 века – во времена правления Ивана Третьего. А потом, начиная с взятия Казани при Иване четвертом – русское национальное государство начинает переходить национальные границы и превращаться в то, что позже стали называть империей – то есть государство с поликонфессиональной и полиэтнической основой.
В этом отношении, если говорить о выделении из РФ исторических русских земель - пришлось бы говорить о том, чтобы отдать кому-либо все, что можно – включая Казань. Астрахань, Смоленск – ну, и так далее.
Если же апеллировать к более древним временам, пытаясь признать исторически русскими землями Харьков. Чернигов, Смоленск и Белую Русь – то окажется, что, скажем – Владимир и Суздаль – это некие не вполне русские земли. Ну, а Вятка – так абсолютно точно не русская.
Вполне естественно, что кто-то с этим не согласится. Ни с выводами – ни с методологией и определением понятия. И либо пойдет по пути германской трактовки нации: «история, кровь, культура» - либо признает за категорией нация ее изначальное этимологическое определение «племя» - то, что сегодня скорее имеет отношение к этносу.
Собственно, и «этнос» и «нация» – это лишь обозначение племени на двух разных языках – греческом и латыни.
Просто позднее, с наступлением нового времени, латинский термин стал использоваться для обозначения новых исторических общностей, которые проживали в новых государственных образованиях, сложившихся вокруг зон общей торговли, определенных языковым единством. Хотя, скажем, во Франции – уже веке в 19 пришлось запрещать изучение в школах бретонского и иных местных языков бывшего королевства. А так – подчас жители провинций подчас понимали друг друга не лучше, чем сегодня – различные народы Индии или Китая.
В отношении же крови… Немецкие ученые в рейхе, пытаясь разобраться по приказу Гитлера, Розенберга и Геббельса с вопросами расовой генетики – с ужасом выяснили, что немцы генетически куда ближе к славянам, чем к германцам. Просто значительную часть нынешней Германии – некогда занимали славяне – очаг возникновения этой группы – вообще Бранденбург, а территория России – исторически вообще не столько славянская, сколько финская территория.
Германцы в определенный период вытеснили славян – но что значит, вытеснили – дружинники уходили, крестьяне – оставались. Приходил германские дружинники – и брали в жены местных женщин. А их дети – и других местных женщин. Получились «немцы» (это, кстати, позднее русское обозначение всех иностранцев: «не мы», «немые» - не говорящие по-русски.
Кровь получалась на 80 % славянская, культура – германо-римская.
Кого тут считать какой нацией…
Самосознание – было немецким. В превосходство своей расы – пока практика не опровергла – верили вполне искренне.
Пока существовал модерн – существовали более или менее классические представления о национальном – объединяющие и поглощающие средневековую этничность.
Модерн – это вообще эпоха рациональности, разумности и однозначности понятий.
Тем более, что их логическая однозначность подкреплялась практической экономической общностью.
Но вызрел Постмодерн – с одной стороны, с его отрицанием единства истины и отрицанием способности Разума на познание истины – когда последнему оставалась лишь функция трактовки - которых могло быть множество: «У каждого – своя истина», «Каждый – по-своему прав».
Раз так – каждый получал признавать за нацию то, что он захочет признать нацией.
А во-вторых, основа того, что в классическом понимании превращало народность в нацию – размылась: рынок вышел за пределы национальных государств. Стал транснациональным. Отсюда и политическая основа национального объединения национальное государство – стало утрачивать смысл. А тогда – в сложившихся классических нациях на первый план стали выходить не объединяющие начала – а историко-этнически разъединяющие.
В третьих – национальные государства стали мешать политическим и надгосударственным образованиям, выражающим интересы транснациональной экономики – и они с удовольствием стали поощрять права тех или иных этногрупп разрывать старые национальные политические образования, формально – требуя независимости. Реально – интегрируясь на правах прислуги в складывающуюся транснациональную структуру.
Последней – вообще не нужны старые нации. Последней выгоднее, чтобы было много малых разнообразных самоидентификаций – не позволяющим сохранять или создавать более или менее крупные и сильные государственные образования.
А в условиях постмодернистского «права на трактовку» - таких трактовок может быть бесконечное множество. Потому что один скажет – что к русским относятся и русские, и украинцы, и белорусы. Другой – что имеющие только голубые глаза и льняные волосы. Третий – что имеющее в родстве только одного из четырех дедушек неславянской крови – но обязательно из числа «коренных народов» России – самый каверзный тут вопрос, как быть с финнами, турками, гуннами, и особенно – хазарами. И еще – с готами. Четвертый, что ни в коем случаев число русских нельзя включать рыжих и курносых – последнее. Кстати, наследие монголов, как и веснушки – финно-угров.
Кто-то скажет. Что русские – исключительно православные. Не православный – не русский. Хотя тут вопрос о соотношении национализма и религии – вообще отдельный и очень интересный. Потому что с классической точки зрения, национальное – требует отказа от религиозного.
Отсюда и вообще такая проблема: если нация – явление рожденное модерном и связанное с модерном – то вообще сохраняется ли она как общность в эпоху Постмодерна? Если нация создана национальным рынком и национальным государством, то сохраняется ли она в эпоху транснационального рынка, и вообще в эпоху пострыночной экономики?
А если нация – это нечто иное, идущее из древности – то есть, Племя – то, во-первых, откуда возьмутся национальные государства – тогда, в каждом нам привычной стране, – должно существовать с десяток государств, если не сотни. И если нация – это тоже, что и племя – то получается, что каждое племя имеет право на самоопределение вплоть до отделения. А если не каждое – то чем определить грань тех, кто имеет и кто не имеет. Если же не имеет никто – то кто вообще имеет право на свое государство.
А если – это Племя, то есть объединение, в общем-то, по крови, то национализм – это вообще что такое: идеология племен, племенной разобщенности. Более традиционно – вообще трайбализм.
Но национальная общность, всегда считалась чем-то большим, чем-то, как раз преодолевающим племенную и сугубо местную провинциальную разобщенность. Можно, кончено, на все эти вопросы махнуть рукой и сказать, что истинный представитель нации определяется не по научным определениям – а по своему интуитивно-мистическому ощущению собственного единства с нацией.
Просто тогда получится, что нация – это сугубо мистическое понятие. А национализм – это всего лишь мистицизм – и место ему в мире духов и привидений.
На самом деле понятно, что это далеко не так, но тогда нужно разобраться все-таки в научным пониманием используемых категорий.
В частности и потому, что любая политическая идеология – основой своей, так или иначе, имеет некую научную основу.
А национализм – это все же не одна из мировых религий – а одна из мировых идеологий.
