Предыдущие серии: Часть первая. Часть вторая. Часть третья. Каждый чеченец был врагом. Часть четвертая. Как боевикам удалось захватить город?
Вячеслав Измайлов - Нет, так просто расстаться с Чечней у меня не получилось! Выяснилось, что оставить меня нельзя, приказ о моем отпуске, - о простом майоре! - исходил лично от Квашнина, командующего округом. У меня уже чемоданы подготовлены, отпускной билет, направление в военный санаторий, Светлогорск Калининградской области, - на следующий день, десятого сентября, я должен уезжать.
И тут происходит следующее: в то время уже велись мирные переговоры, были созданы совместные комендатуры. И вот, подбегает ко мне полковник из Генерального штаба, Бенчарский Виталий Иванович, и говорит: "Я участвую в переговорах вместе с генерал-лейтенантом Федоровым, замминистра внутренних дел, веду переговоры по пленным. И вот, вышла накладка! Он уже уехал к месту переговоров, а я опоздал. Надо вызывать наряд из российско-чеченской комендатуры. А это долго, переговоры-то уже идут! Говорят, когда ты ездишь без головного убора, чеченцы не стреляют! Слава, поехали со мной!".
Авраам Шмулевич - То есть, Вы были вместо танка?
В.И. - Я улыбнулся и говорю: "Мне командир бригады Назаров приказал, чтобы, пока я не уеду в отпуск, ближе чем на сто метров к КПП с нашей стороны я не подходил!". Бенчарский: "Я сейчас побегу к Тихомирову, начальнику группировки! Если он даст добро, ты согласен?". Я отвечаю: "Конечно, согласен!".
И вот, когда мы приехали на переговоры, ко мне стали подходить буквально все чеченцы, которые там были: и Масхадов, и Казбек Махашев, чеченский министр внутренних дел, Мовлади Удугов, министр пропаганды - я их всех и в глаза раньше не видел, только по телевизору, и командиры, и простые боевики - "Это майор Измайлов?" - и все обнимаются со мной! Увидел все это Бинчарский и говорит: "Ты должен быть с нами, заниматься пленными!". - "Так мне же завтра в отпуск! Тут большие начальники задействованы!", - отвечаю. Но он все-таки договорился, и меня прикомандировали на месяц, с 14 сентября по 14 октября, к Группе розыска без вести пропавших и пленных и к Центральной комендатуре г. Грозного, где были только боевики и офицеры МВД, я один из армии. Передо мной были поставлены две задачи: нахождение мест захоронения российских военнослужащих и оказание помощи в обмене пленными. Письменный приказ дали, а как это сделать - никаких указаний нет. Как хочешь, так и выполняй! Мне В. Овчинников, он тогда был генерал-майором, комендантом Грозного (сейчас он замкомандующего внутренними войсками), сказал: " Делай, что хочешь, езжай, куда хочешь, только выполни то, что надо!". Я выступил по чеченскому телевидению, сказал: "Я - такой-то, такой-то. Такая задача поставлена, кто знает, прошу сообщить!". И буквально с первого дня стали приходить люди, указывать места. Я выезжал туда, наносил их на карту и высылал эксгумационные команды. Так что первая задача пошла великолепно. Но вторая - совсем не пошла. Дело в том, что нам не на кого было менять пленных, всех чеченцев, которые были у нас, мы поуничтожали.
И тогда я, хотя никто меня туда не приглашал, приехал прямо в пос. Новые Отоги, где должна были проходить переговоры Лебедя и Масхадова, и за два часа до прилета Лебедя встретился с Масхадовым и прямо объяснил ему, что пленных чеченцев у нас не осталось. В тюрьмах Росси есть уголовники - чеченцы, но что бы их освободить - нужна амнистия, а у меня такая задача - и что же мне делать?1 Мне надо знать хотя бы, где находятся люди! Я почувствовал, что и Масхадов точно не знает, у какой банды, у какой группы боевиков кто есть.
А.Ш. - У него был контроль над всеми чеченскими формированиями?
В.И. - Относительный, не полностью.
Масхадов сказал мне: "Ты можешь ездить куда угодно, я тебе доверяю. Я даю тебе человека, который будет обеспечивать твою жизнь". И с этим человеком, звали его Завали Ахаев, у него два высших образования - Тартуская сельхозакадемия и Московский пищевой институт, он был порученцем у Дудаева, - я в течение месяца объездил всю Чечню, узнал, где, кто и у кого находится. Но сделать ничего не мог, а многие тем временем умирали в плену. Я понимал, что для того, что бы спасти наших ребят, нужно предпринять что-то такое неординарное, завоевать авторитет. Поэтому я выступал по всем средствам массовой информации и говорил открыто, что нам не на кого менять наших солдат, здесь в живых чеченцев нет, и сколько люди пробудут в плену - неизвестно.
Мне удалось вытащить только одного солдата, Коробов его звали. Он находился в плену у чеченцев-акинцев. Это чеченцы, живущие на территории Дагестана, в Хасавьюртовском районе. Я поехал к ним, и они подтвердили: да, удерживаем! Но наш брат, он боевик, Абдуразаков его звали, находится в милиции, надо обменять. Абдуразакова этого, сидел он официально, вскоре обменяли на несколько человек, даже не на Коробова, и тогда эти чеченцы солдата отпустили, просто подарили его мне. Но это - все! Больше никого не могу вытащить.
Эти мои постоянные выступления стали раздражать начальство, и меня насильно, приказом Квашнина, еще до окончания срока прикомандирования, с 5 октября, отправляют в отпуск.
В то время на Ханкале находились родители пленных: мать москвича Бориса Сорокина и отец дальневосточника Вити Андриенко, с 205-го мотострелкового полка. Многие, захваченные с ними, уже погибли, но эти оставались в плену. Я узнал точное местонахождение этих ребят. Родители ходили за нашими генералами в течение девяти месяцев, умоляли сделать что-нибудь.
А.Ш.- Как это выглядело? Когда узнали, что солдаты попали в плен, командование вызвало их родителей?
В.И. - Никто их не вызывал! Всего родителей там собралось около 200 человек. Они сами, на свой страх и риск, приехали в Грозный, пытались дойти до наших генералов, а их не пускали! Спали они в разбитых домах или у чеченцев.
А.Ш.- У чеченцев? С которыми их дети воевали? И те их пускали?
В.И. - Да, да, пускали! Но, в общем, положение этих родителей было очень тяжелое. Никто не заботился о них, их убивали, грабили, и боевики и просто бандиты, многие пропали…
И вот в декабре 1995 года Бенчарский обращается ко мне: "Надо что-то делать с родителями этими, морозы уже!". А нам как раз в то время дали первые казармы, до этого в палатках мы жили. Я говорю тогда одному командиру батальона, Гоче Димитрадзе: "Гоча, давай всех твоих солдат выселим на усиление постов и заселим туда этих матерей!". И Гоча пошел на это. Вечером я поселил их, а наутро уже никто ничего не мог сделать. Так они год прожили в этой казарме.
А.Ш.- А что, их пытались выселить, не постеснялись?
В.И. - А как же! Вызывают меня и говорят: "Немедленно освободить казармы, казармы не для них! Как поселил, так и высели!". Но эти генералы ведь не пойдут выселять, они приказывают мне, а я говорю: "Есть!", - и ничего не делаю. И только когда наши войска выходили из Грозного, последний командующий, Сухорученко, обещал им: "Мы эти казармы демонтируем, а вам выделим новые, на Северном!". Они поверили, ну и снова оказались на улице.
Так вот, хотя бы этих солдат, Витю Андриенко и Борю Сорокина, я хотел перед тем, как меня отстранят, вытащить. Я стал приставать к чеченцам: "Меня выгоняют отсюда, меня чуть свои не расстреляли, я в отпуск не ухожу, пострадал из-за вас!". А они отвечают: "Мы тут из-за тебя тоже два года воюем!". В общем, чего я только не предпринимал! Я обошел всех: Масхадова, их министра внутренних дел Казбека Махашева, министра гозбезопасности. Мовлади Раисова, начальника лагеря, где содержались пленные, я постоянно долбал: "Отдай мне этих людей!". Он мне несколько раз говорил: "Собери корреспондентов, передам!". - Я собирал, а он обманывал меня, и так в течение двух недель. А в конце говорит: "Без приказа президента Яндарбиева я ничего сделать не могу!". Был уже октябрь, холодно, я все время без головного убора, в одной тельняшке. Даже тем чеченцам, которые со мной, стало меня жалко: как бешеный бегаю, они за мной не поспевают, а по пятам за мной - матери, и все равно не могу никого освободить!
И вот чеченцы говорят мне: "Мы тебе из-под земли Яндарбиева достанем!".
Я, кстати, никого из тех людей, что мне помогали, в беде не оставил. Когда им было нужно лечить их жен, детей, редакция их бесплатно в больницы устраивала.
Ночью мы нашли водителя Яндарбиева, водитель нашел порученца. Тот удивился: "Он тебя в двенадцать часов ночи не примет! Он - президент, а ты кто такой!?". Я отвечаю: "Мне некогда, мне уже давно уезжать надо отсюда, выгоняют меня!", - "Ладно, напиши письмо, через два часа получишь ответ!". В письме я перечислил всех чеченцев, которых спас, все, что сделал. И через два часа получил ответ: "Отдать майору Измайлову Виктора Андриенко и Бориса Сорокина".
А.Ш.- Где держали пленных?
В.И. - Было несколько специальных лагерей. Содержались они там в ужасных условиях, люди умирали от голода и болезней, большинство умерли. А контрактников почти всех расстреляли.
Получил я наутро этих парней, отдал родителям и всё, завтра должен уезжать, хотел уже забыть обо всем этом!
А.Ш.- Просто отдали родителям и все? Никакой врачебной помощи, никто их не встречал?
В.И. - Ночью меня находят родители и говорят, что детей ФСБ не отпускает, три-четыре дня собираются допрашивать. И врачебной помощи, конечно, никакой.
Я пошел в штаб и говорю: "Я один их сделал, никто пальцем о палец не ударил, они бы погибли там! Ночью допрашивайте, сколько хотите, а утром я их просто украду! Мне завтра уезжать, я тут ни одного дня больше оставаться не хочу"! Меня все уже знали как бешеного, и утром ребят действительно освободили. Но о том, как им выбраться, никто не позаботился. Действовала только военно-транспортная авиация, как хочешь, так и уезжай! И тогда я, кроме отпускного билета, сделал еще и командировочное, что я сопровождаю пленных, и записал туда их, потом ребят из "Мемориала", которые находились в Чечне, и еще одну мать, которая украла своего сына, - всех оформил как пленных, которых я везу!
А.Ш.- Как это украла? Из чеченского плена?
В.И. - Да нет, из части, он был солдат, приехала, и просто забрала его. Человек десять вывез.
А когда возвратился из отпуска в Грозный, выяснилось, что я там уже не служу. Квашнин выступил перед офицерами и сказал, что такой майор им не нужен. У Квашнина, надо сказать, был зуб на меня. Я, например, имел наглость, когда он выступал перед личным составом, встать и сказать: "Товарищ генерал! Расскажите, пожалуйста, нашим офицерам, как они должны вести себя по отношению к мирному населению! А то вот вертолетчики захватили чабана, подняли в воздух и сбросили!". Его порученец аж побелел! "Вы думаете, товарищ командующий не знает, где к мирное население, а где бандиты!?"
А.Ш.- Это реальный случай?
В.И. - Да, так вот, от нечего делать убили человека. Квашнин, правда, сказал тогда, что это недопустимо, и т.д., но все это были лишь слова. Чашу же его терпения переполнило, видимо, следующее: когда он приезжал в Чечню (штаб его находился в Ростове), его возил один и тот же водитель, Андрей Афанасьев. Он числился в 204-м полку 205-й бригады, контрактник, прошел Афганистан, трое детей. Как-то Афанасьев отмечал свой день рожденья, ребята выпили, и замкомандира полка приказал разведчикам избить его, за организацию пьянки. Они избили его, отбили все органы и бросили в яму. Афанасьеву стало плохо, его вытащили и отвели в санчасть. Там осмотрели и сказали, что все порядке. Он дополз до своей палатки, и умер там. Все это дело представили так, будто он напился и захлебнулся в собственной рвоте! И в результате семья не получила вообще никакой компенсации. Я написал об этом случае в "Новой Газете".
А.Ш.- Но Квашнин должен был, по идее, вступиться за своего человека! Это же естественно! Помочь семье, хотя бы!
В.И. - Я тоже так думал. Но 20 октября вышла статья, а 24 октября меня приказом Квашнина убрали из Чечни.
Авраам Шмулевич - Сейчас этот человек - Начальник Генштаба армии России. Что он из себя представляет? Этакий необразованный солдафон?
Вячеслав Измайлов - Нет, отнюдь. Он закончил Киевский Университет, исторический факультет, на два года был призван в армию, остался сначала политработником, потом командиром, закончил военную академию, потом Академию Генштаба.
