Апологетика неудачи.

Поклонение Столыпину – это на самом деле всего лишь поклонение неудаче.

Если сто лет назад последний для большинства более или менее просвещенного общества был объектом ненавидимым и неуважаемым, то сегодня, силами отчасти власти, а отчасти – сервильной ей части политического класса создается образ Великого Реформатора, который начал некие Великие Реформы – и если они и не предотвратили событий 1917 года (что было проявлением общего краха политики Российской империи) – то лишь потому, что не успел, пав от руки убийцы. А вот дали бы ему двадцать лет спокойствия, о которых он просил – то Россия такого рубежа достигла бы, такого…

Тут два интересные момента – убил все-таки Столыпина, с чем никто не спорит, - не революционер-террорист, а агент охранного отделения. То есть, убила Столыпина власть, убило его самодержавие. В чем-то его политика слишком серьезно императорскую властную систему не утраивала. Поэтому, среди прочего, возникает провокационный вопрос – может быть главная ошибка Столыпина была в том, что он не догадался или не осмелился провести события Февраля 1917 года на шесть-семь лет раньше.

Во-вторых, формула «хотел, но не успел» к кому только в последние сто-сто пятьдесят лет в России не применялась. Не успел Александр Второй дать Конституцию – убили. Не успел Александр Третий сделать вторую половину своего царствования либеральной – умер. Если бы Ленин прожил еще пятнадцать лет – никаких репрессий, и чисто гуманный социализм… Если бы Сталин дожил до возраста Дэн Сяопина – глядишь, новый прорыв в будущее и никакого застоя…

Не убери партия Хрущева в 1964 году – глядишь, построил бы коммунизм к 80-ому году. Проживи Андропов на десять лет больше – глядишь, реформировал бы социализм без горбачевско-гайдаровский издержек… И так далее.

На этих спорных посылках власть и пропаганда пытаются выстроить культ Столыпина. Оно понятно по нескольким причинам. Первая – надо же в истории иметь некую точку, в которой ты видишь свое предтечное состояние. Ту историческую землю обетованную, с которой ты выстраиваешь свою преемственность.

Октябрь 17 остался у большевиков (хотя власть недооценила перспективности этой даты для себя – но это отдельный вопрос).

Февраль 17 – скорее у либералов. Да и слишком пугает нынешнюю власть внешней схожестью с чем-то оранжевым.

Апеллировать к совсем дореволюционному самодержавию – тоже много вопросов, хотя одно время на щит поднимали Александра Третьего – да и как-то совсем не современно.

Столыпин оказался хорош тем, что, с одной стороны – революцию подавил и «разгула демократии» не допустил, с другой – вроде бы какие-то реформы проводил, промышленный подъем к концу правления наметился, с третьей – как будто и не самодержавие, а какой-никакой парламент существовал. А главное – ничего не завершил. Поэтому конечный провал реформ – вроде бы не на нем. И самое главное – государственником был. Говорил, что он за «Великую Россию». А это уже почти как за «Единую Россию».

Отрицать, что реформы Столыпина в целом имели положительное, прогрессивное значение – отрицать, в общем-то, нельзя. Об этом, в конце концов, и Ленин писал.

Но, все-таки, в той части, в которой они были осуществлены, они были успешны или нет? Удались или нет? Современные апологеты Столыпина об этом не говорят, в основном акцентируя сослагательное наклонение – «а если бы двадцать лет!» Правда, есть и то, что отрицать нельзя – промышленный подъем к 1909 году. Только одновременно, кстати, рост пролетариата, затем – революционный подъем 1910-14 гг.…

Столыпин, вместе с царским двором провел государственный переворот 3 июня 1907 г. Была распущена слишком оппозиционная Государственная Дума, пытавшаяся отстоять свое право на реальное оппонирование правительству и приоритет перед ним. Был, в нарушение российского законодательства (Манифеста 17 Октября 1905 г.), по которому никакой закон не мог вступить в силу без одобрения его Думой, принят новый избирательный закон, суть в которого сводилась к тому, что имущее большинство российского населения получало в ней еще больше мест, чем раньше. Представители помещиков получали половину мест, представители буржуазии – делились на две части – более и менее состоятельных и более состоятельные (которых, естественно, было меньше), - получали больше мест, чем менее состоятельные. По новому избирательному закону 30 тыс. помещиков выбирали 2647 выборщиков из 5176, то есть 51% от общего их количества. Первая городская курия верхи буржуазии и купечества, насчитывавшая 149 тыс. избирателей, избирала 688 выборщиков,, 15 млн. крестьян, наделенных избирательными правами, 1149, а 759 тыс. избирателей рабочих лишь 116.

Соответственно, в выборах принимало участие 13 % всего взрослого населения России.

В Думу было избрано: дворян 201 человек (45%), духовенство 45 человек (10%), купцов и почетных граждан 54 человека (12%), крестьян 98 человек (22%), мещан и прочих сословий 48 человек (11%). Среди депутатов насчитывалось только 11 рабочих и ремесленников.

Правда, найдется ли в нынешней Думе хотя бы 11 рабочих и 98 крестьян – тоже интересный вопрос.

Как бы то ни было, Дума, если и не была столь безропотна, как нынешняя – управляема была не в меньшей степени. Хрестоматийные два большинства (монархисты и октябристы – октябристы и кадеты) давали возможность Столыпину проводить практически любые решения. В крайнем случае, как это было в 1911 году по вопросу о введении земств в 9 западных губерниях, когда Дума все же блокировала правительственные законопроекты – она распускалась на каникулы и правительство утверждало свой проект императорским указом.

Сегодня у правительства нет необходимости в таких изысканных мерах – сегодняшнее думское большинство утвердит что угодно и в каком угодно виде – если правительство даже внесет на рассмотрение парламента закон об обязанности депутатов на заседаниях Думы присутствовать исключительно в нижнем белье и голосовать поднятой левой пяткой со снятой туфлей - данный законопроект без проблем получит конституционное большинство голосов, причем ЛДПР проголосует сразу именно таким образом.

Тем не менее, после 3 Июня 1907 года Петр Столыпин стал практическим правителем России и четыре года – до выстрела в киевской Опере – имел возможность диктовать стране любые законы, беспрепятственно осуществляя свою волю и пытаясь проводить свои «великие реформы».

Три вопроса в этот период были общепризнанны, как наиболее значимые для страны: рабочий, аграрный, национальный.

В рабочем вопросе, хотя правительство и пыталось отстраненно занять позицию «попечительства», практически никаких решений. существенно ослабивших бы противостояние между рабочими и предпринимателями принято не было. Еще в достолыпинский период комиссия Коковцева разработала четыре законопроекта – о создании больничных касс для рабочих, о конфликтных комиссиях из представителей рабочих и администрации, о сокращении рабочего дня до 10 часов, о пересмотре закона, карающего за участие в забастовке. В конечном счете правительство внесло эти законопроекты после нескольких лет проволочки в предельно урезанном виде лишь в апреле 1911 года, так что при жизни Столыпина ни один из них так и не был принят. Только в 12 году были приняты два закона о страховании – от несчастных случаев и от болезни. Они распространялись лишь на фабрично-заводских и горных рабочих, численностью 2.5 млн человек, т.е. на одну шестую часть рабочих. При несчастном случае и по болезни устанавливалась пенсия размером 2/3 зарплаты, пенсий по старости и инвалидности не вводилось. На одну треть пенсии образовывались из взносов рабочих, на две трети – из взносов предпринимателей.

Основным методом решения рабочих проблем со стороны правительства до 1909 года оставались «чрезвычайные законы» (т.е. карательные меры) в сочетании с элементами «полицейского социализма» и отказа от уступок предпринимателям, требовавшим узаконить локауты, черные списки и вычета из зарплат в случае простоев, вызванных проведением демонстраций.

Итогом попыток решения рабочего вопроса Столыпиным стало то, что если в первые годы после революции карательными мерами ему удалось сбить волну рабочих выступлений (которая, вообще-то, уже шла на убыль) – в 1907 году бастовало 740 тыс. рабочих, к 1910 году – 46 тысяч – то со второй половины 1910 года волна забастовок начинает нарастать и прокатилась по большинству промышленный центров. Затем их дополнили политические выступления студентов, переросших, после попытки правительства запретить студенческие союзы, во всероссийскую политическую стачку. К весне 1912 года, после Ленских событий, в стачках протеста приняли участие 300 тысяч человек, а в последовавших за ними первомайских выступлениях – еще 400 тысяч. К концу мая-началу июня рабочие выступления стыкуются со студенческими, а затем начинаются волнения на Балтийском и Черноморским флотах. Протесты нарастали и уже к лету 1914 года стачечная борьба рабочих вышла на уровень 1905 года.

Так что, если кто-то и давал «двадцати лет покоя», требуемых Столыпиным, так это политика его собственного правительства. Причем особо надо подчеркнуть, что нарастание протестного движения начинается не после смерти Столыпина – а еще в период его правления – со второй половины 1910 года.

В национальном вопросе, блуждая в вопросах деления полномочий Государственной Думы с Сеймом Финляндии, попыток играть на противоречиях православных и католиков в Царстве Польском (выделение Холмской губернии), введении земств в западных губерниях, дискуссиях по еврейскому вопросу – правительство, располагая возможностью проведения в Думе своих законопроектов, все-таки привел страну к парламентскому кризису, после отказа Госсовета утвердить закон о национальных куриях. Собственно, именно тогда уход Столыпина был предрешен – его убийство лишь избавило власть от официального признания банкротства его курса.

Ключевым вопросом той эпохи, разумеется, был аграрный вопрос – именно тот, опираясь на нерешенность которого партия большевиков и взяла власть в Октябре 1917 года.

Нас самом деле, существовало три основные варианта решения вопроса о Земле. Первый – вариант эсэров и большевиков – национализация всей земли и равный раздел ее между сельскими производителями, знаменитый Черный Передел. Второй вариант - вариант либералов – изъятие за выкуп части помещичьей земли и передача ее крестьянам. Третий вариант – вариант Столыпина.

Именно решение аграрного вопроса, разрушение общины, содействие становлению «крепкого сельского хозяина» (по-русски – кулака), переселение крестьян в Сибирь апологеты Столыпина ставят ему в заслугу.

Что было на самом деле. Суть Проекта Столыпина заключалась, в отличие от варианта революционеров и либералов, в том, чтобы решить аграрный вопрос без всякого ущемления помещичьего землевладения. То есть, землю крестьянину дать, но у помещиков ее не отбирать.

Но, поскольку девять десятых земли, особенно в Европейской России, находились в собственности помещиков, тогда как крестьян было чуть ли не в пятьдесят раз больше, то, во-первых, дать землю всем в разумных, дающих возможность вести производство, размерах – было невозможно.

Следовательно, надо было ее дать только части – то есть, кулакам и наиболее состоятельной части середняков.

Дать ее в таком случае, можно было, либо путем изъятия у остальных – т.е. у общины, - либо путем предоставления в тех областях, где ее был избыток (т.е. – за Уралом).

Отсюда – с одной стороны, принимались законы, позволявшие выходить из общины, причем таким образом, что наиболее состоятельные крестьяне имели преимущество и могли выходить даже с сохранением излишков (сверх среднего) земли, если к тому времени они ими фактически располагали. В одних случаях (если длительное время в общине не было передела) – выходить можно было в заявительном порядке (без решения схода), в других – решение сходи было необходимо, но разумеется, более состоятельный крестьянин имел массу преимуществ, вытекающих из его положения, равно как и содействие власти в оказании давления на общину.

С другой стороны, правительство поощряло переселению крестьян за Урал, брало на себя организацию этого переселения – что делало, как известно, довольно скверно: не хватало поездов, не доставало выделенных участков, не хватало ссуд.

Общий замысел состоял в том, что выходя из общины, крестьянин будет выходить из патриархально-феодальных отношений и вступать в современные рыночные, буржуазные. Одни крестьяне будут покупать землю у других, другие – продавать, начнется оборот земли, будут крепнуть новые хозяйства, новый класс, который и составит новую социальную опору власти.

С точки зрения того, что в деревне развивались капиталистические отношения – все это было бесспорным прогрессом. Но в том, как это происходило (в условиях сохранения помещичьего землевладения) – и заключался так называемый «прусский путь».

Его отличие от «американского», который отстаивали эсэры и большевики, заключался в том, что в последнем случае все крестьяне становились собственниками земли и развитие соотношения между ними должно было зависеть от успехов их хозяйствования – то есть, всем давались равные стартовые условия американских фермеров, остальное зависело от трудового успеха. В «варианте Столыпина» крестьяне изначально делились на тех, кто получал достаточно земли для хозяйствования и тех, кто продав свою землю должен был идти наниматься к ним, а частью – к тем самым помещикам, у которых оставалось подавляющее большинство земли. То есть, деревня изначально делилась на имущих и неимущих. То есть, в нее изначально привносились все естественные прелести классового противостояния, обостренные вековечным противостоянием и ненавистью крестьян к помещикам.

Поэтому, если говорить о «двадцати годах покоя» - некий шанс их обеспечить был у проекта революционеров (классовое расслоение все равно произошло бы, а вместе с ним – новая волна классового противоборства), но абсолютно никакого шанса обеспечить их не было у проекта Столыпина.

В социальном плане итогом его реформ в деревне было:

1. Обострение в ней классовой борьбы по поводу выхода из общины (в 1908-1914 гг. произошло 1583 массовых крестьянских выступления, большинство из них в 1909-1912 гг., вместе с поджогами хозяйств выделившихся крестьян полиция только в 1910 году зарегистрировала 6275 выступлений, а в 1911 году – 4567);

2. Масса вышедших из общины и продавших свои наделы крестьян ушла в город, превращаясь в наемных рабочих – и привнося в рабочую среду особую крестьянскую нетерпеливость и озлобленность, вызванную изменением образа жизни и сложностями адаптации в новых условиях – т.е. дало толчок обострению классовой борьбы и в городе.

Столыпинская реформа, в той степени, в которой она осуществлялась – ускоряла движение России к революции и не случайно Ленин, как уже упоминалось, считал ее делом прогрессивным. Только задача то, которую пытался решать Столыпин – была противоположна – он-то надеялся революцию предотвратить, и, в этом смысле – реформа в той стпени, в которой она осуществилась, - оказалась явно неудачной.

Однако даже и по своим непосредственным, а не долговременным результатам, удачи она не имела.

Здесь показательны вполне известные, но, похоже, забытые поклонниками Столыпина данные по годам:

Таким образом, снижение числа выходов из общины происходит не после смерти Столыпина, что можно было бы расценить как свертывание его реформы преемниками, а уже после 1909 года. То есть, проблема заключалась не в том, что Столыпину не хватило времени – а в том, что его реформа изжила себя в первые годы ее проведения. Те. Кто имущественно готов был к выделению на прописанных правительством условиях – вышли, но остальные выходить просто не хотели.

Несмотря на мощное давление, которое осуществлялось на крестьянство властью, всего из общин вышло 26 % крестьян (с достаточно заметными колебаниями по регионам). Остальным реформа оказалась чужда и не выгодна. В той же степени, в какой выход осуществлялся, он, как и говорилось, лишь вел к обострению классового противостояния в обществе.

Примерно тоже произошло и с переселением за Урал. Наибольший рост переселения произошел в 1907-09 гг.: соответственно 427, 665 и 619 тысяч переселенцев. В 1911 году их число падает до 190 тысяч, тогда как число обратных переселенцев возрастает до 116 тысяч – обратно шли неприжившиеся переселенцы прежних лет. В целом же за 1906-14 гг. в Сибирь переселились 3040 тыс. переселенцев, обратно вернулись 524 тыс.

Так что, апология Столыпина иными представителями сегодняшней элиты понятна: и революционеров вешал, и парламент давил, и против потрясений выступал, и про величие России говорил – и провал можно списать на то, что убили – не успел все завершить…

Понятно, что ряд этих качеств выдает тайные комплексы многих нынешних «государственников» от власти: «Дали бы мне вою, уж я бы этих оппозиционеров, что левых, что правых… уж вешал бы и вешал, уж вешал бы и вешал… Да и право голоса на выборах в парламент оставил бы только за акционерами крупнейших кампаний. А уж президента избирать – так только на совместной заседании правлений Газпрома, Сургутнефтегаза и РАО «ЕЭС»…».

Но в не меньшей степени они выдают и их невысокую грамотность: ну провалились начинания Столыпина, причем еще до его смерти…

И в истории России он остался не как Великий Реформатор, а, увы, как политический неудачник.