«Историческая память народа – это как раз и есть та самая главная законсервированная партизанская база, благодаря которой сохранится и народ, и страна».
Вячеслав Румянцев
В один из выходных дней июля 2013 года в райцентре Алатыре состоялась очередная встреча старинного русского рода крестьян Кузиных. Конечно, фамилия распространенная, но в данном случае речь идет именно о людях, связанных кровными узами.
Да-да: каждый год в разгар лета порядка сотни Кузиных собираются либо в Алатыре, либо в соседнем селе Стемасы (юг Чувашии), либо в расположенном неподалеку райцентре Атяшево (северо-восток Мордовии). В большинстве своем Кузины и проживают в этих тихих населенных пунктах, которые практически не привлекают внимания медиа. Многие прибывают семьями, с детьми – подрастающими Кузиными, какие бы фамилии они официально ни носили.
Удивительное дело! Собирается не «корпоратив» из-под палки и не начинающие звезды в поисках инфоповода, люди рвутся не на этапы престижных гонок и не на известный фестиваль, не по красным датам календаря и не в надежде даром повеселиться. Абсолютно добровольно Кузины бросают все дела и едут за свой счет порой за сотни километров; радуются тем Кузиным, которых видели на предыдущих встречах, и знакомятся с теми из Кузиных, которые прибыли на родовую встречу впервые.
Сродники посещают храмы и монастыри, где молились предки, кланяются их могилам на кладбищах, осматривают достопримечательности в «пешем строю» и из окон экскурсионных автобусов, а затем устраивают грандиозный обед на свежем воздухе где-нибудь вдали от посторонних, – под огромным шатром или под раскидистой яблоней на берегу чистой реки. При этом по сложившейся традиции каждый должен перед началом трапезы рассказать о важнейших событиях минувшего года в его семье (дочь пошла в детсад, сын окончил школу, глава семьи получил повышение на работе и т.п.). Под вечер все трогательно прощаются, чтобы вновь увидеться через год.
И вот что еще удивительно: крестьянские предки Кузиных поселились в этих краях около 350 лет назад, и потомки цепко держались за отчие дома. Многие сегодняшние Кузины если уже и отказались от личных подворий, то в любом случае обычно заняты крестьянским трудом на предприятиях агропромышленного комплекса.
Несмотря на все испытания, выпавшие стране и в царские, и в советские времена, Кузиных почти не разметало по нашим просторам. Лишь сравнительно немногие родственники приезжают на ежегодные знаменательные встречи издалека – из мордовского Саранска, чувашских Чебоксар, из Москвы, даже из Казахстана.
Вы слыхивали о чем-нибудь подобном, читатель? Здесь вопрос на вопросе сидит да вопросом и погоняет. Ну, к примеру, откуда в XVII веке в населенных мордвой местах взялись русские крестьяне, в то время как «исконная» Русь отнюдь не была перенаселена? А кто и каким образом сумел до этого самого XVII века докопаться – не могли же все до единого потомки столетиями хранить родовую память?
Шуточки ли: в 2012 году крестьянский род в ходе очередной встречи радостно справил свое 400-летие – ровно за год до 400-летнего юбилея династии Романовых!
Виновник торжества
Раскопал кузинскую генеалогию на глубину аж четырех столетий, а затем инициировал регулярные кузинские встречи в родных кузинских краях видный экономист-аграрий, кандидат философских наук Виктор Степанович Бирюков. Он родился в поселке Атяшево, проживает в мордовской столице Саранске. Является членом правления Российского союза промышленников и предпринимателей. Проводит в Москве серию круглых столов о модернизации России с участием ведущих ученых, политиков, деятелей культуры. Автор многочисленных публикаций в периодике. Основные сочинения по социальной философии, в частности, по преодолению пороков общества потребления. Среди государственных наград: орден Славы III степени и медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.
Бирюков – Кузин в 13-м поколении, его дети – Кузины в 14-м поколении, а внучки – это уже 15-е поколение Кузиных. Но откроем «большой секрет»: есть на белом свете уже и представитель 16-го поколения Кузиных – внучатый племянник В.С. Бирюкова, появившийся на свет летом 2012-го.
Впрочем, для простоты современные Кузины ведут счет от родных братьев Устина Платоновича (1879–1956) и Владимира Платоновича (?–1925) Кузиных, который, в свою очередь, являются представителями 10-го поколения рода. На ежегодных встречах и представляются Кузины соответственно, по очереди поднимаясь над общим грандиозным столом: «Такая-то, такая-то, правнучка Владимир Платоновича...», «Такой-то, такой-то, внук Устина Платоновича...».
Ну что тут скажешь? Когда человек восстанавливает свои родственные связи вглубь веков и вширь России, то со скоростью снежного кома разрастается неформальная структура из семей, связанных кровными узами и общим родословным знанием.
Виктор Бирюков начал свои генеалогические штудии в середине 2000-х годов с архивных поисков, к которым подключились ученые НИИ гуманитарных наук при правительстве Мордовии. Увы, результаты были крайне скудными: попытки узнать о предках побольше натолкнулись на элементарное отсутствие письменных источников. Обыкновенно справки архивариусов оказывались по-библейски лаконичными.
Вот, к примеру, фрагмент генеалогического древа Кузиных (ветвь самих Бирюковых): 1-е поколение представлено неким Афанасием, чьи годы жизни неизвестны; 2-е поколение представляет Василий, сын Афанасия, живший в 1736–1813 годах; сын Василия Филипп (1769–1824) – соответственно, 3-е поколение; и так далее, но более никаких подробностей.
«Память замечательных людей скоро исчезает по причине недостатка исторических записок», – цитирует Бирюков Пушкина. Что ж говорить о неграмотных крестьянах, у которых и фамилий-то не было!
Кузинская «протородина»
Пожалуй, самым информативным документом оказалась справка из Российского государственного архива древних актов, полученная Бирюковым в ответ на запрос о предках: «В вышеуказанных материалах ландратской переписи искомые люди также значатся только в деревне Чемзино (ф. 350, оп. 1, ед. хр. 1, 1717 год, л. 63). Ясачные крестьяне во дворе: Матвей Осипов 80 лет, у него жена Акулина Алексеева 60 лет; сын Еремей 45 лет, у него жена Авдотья Иванова 40 лет, сын Афанасий 2 лет; брат родной Гарасим 65 лет, вдов, племянник Яким Федоров 15 лет, Аксинья 15 лет, сходцы Владимирского уезда домового патриарха Николая Волосова монастыря деревни Лусяны».
Словно прожектор включился над туманными образами ушедших веков! Оказывается, предки пришли на территорию современной Мордовии из нынешней Владимирской области, где по сей день действует – с перерывом на советский период – Николо-Волосов монастырь, правда, теперь уже женский.
Но сразу возникли новые вопросы: что подвигло семейство престарелого Матвея (сына «первопредка» Осипа, родившегося в Смутное время, – в 1612 году, аккурат 401 год тому назад) на уход с родной земли на восток? Каким образом монастырские крестьяне преодолели дальний путь? Каков был их маршрут? Да и почему осели они именно в Чемзино нынешнего Атяшевского района Мордовии (ныне деревня Чамзинка с ударением на «и», где осталось лишь восемь дворов)?
Поставьте себя на место сходцев из-под Владимира, читатель, – попытайтесь. От Николо-Волосова монастыря до Чамзинки только по прямой порядка 500 км. Но эта прямая над тогдашними глухими чащобами, полных дикого зверья и бандитских шаек, хороша лишь для самолетов. Даже если вообразить, что с места дружно снялись все жители Лусян, – путь немыслимый, и вот почему.
Землепашцы были безоружны (не считая заступов, вил да топоров), не имели ратного опыта (в допетровскую эпоху отсутствовала регулярная армия, отчего на селе не жили «дембеля»), не специализировались на охоте (редкий мужик мог пойти с рогатиной на медведя), не имели представления о географии (вот беда: даже компаса у сходцев не было), не в состоянии были везти тонны провианта для родных и скотины (причем дело, по мнению Бирюкова, происходило в разгар зимы). К тому же речь идет о монастырских крестьянах, то бишь о людях несвободных, нарушавших Соборное уложение 1649 года (за сход полагалась жестокая кара даже женщинам и детям).
К сожалению, исследовательская поездка в монастырь и его окрестности открыла мало нового, а что касается Лусян, то не удалось обнаружить даже места, где когда-то располагалась деревня, – кузинская «протородина». Безрезультатной оказалась и попытка найти какие-нибудь документы о Лусянах в архивах Владимиро-Суздальской епархии, в чьем ведении находится Николо-Волосов монастырь. Вероятно, жители покинули деревню почти полным составом.
Раз и навсегда.
В тумане времени
Тем не менее, Виктору Бирюкову удалось произвести историческую реконструкцию событий, и его захватывающий анализ уводит нас в начало 1676 года – даты для Отчизны весьма знаменательной. Перенесемся мысленно в ту пору, когда демон раскола и неповиновения самодержавию незримо витал над Русью.
Только что тысяча государевых стрельцов жестоко подавили бунт, полыхавший восемь лет кряду в Соловецком монастыре. Слух об этом быстро полз по стране, круша в народе последнюю надежду на ослабление крепостного гнета; опечалилась и значительная часть клира, тайно или открыто мечтавшая об отмене никоновских «затеек» (либо даже во весь голос требовавшая этого подобно протопопу Аввакуму).
Растоптанная надежда порождала эмиграционные настроения, стремление покинуть центральную Русь, чтобы, во-первых, жить на воле и, во-вторых, молиться по-старому. Впрочем, дело не пошло бы дальше эмоций и самоубийственных побегов отчаянных одиночек, если бы беглецов массово не поддержала самая грозная вооруженная сила Русского государства – казачество, включая часть городских казаков, которых со времен Ивана Грозного прозвали стрельцами.
Чтобы не вдаваться здесь в подробности, рекомендуем серию блестящих статей самого Виктора Бирюкова, раскрывающих происхождение казачества, его превращение в «иммунную систему царизма», обращение части казаков в стрельцов, их приверженность старому церковному обряду: «Источник вдохновения «новых хронологов», трилогия «Казак? Значит, старообрядец!» (Часть 1, Часть 2, Часть 3), «Четвертое колено».
Как полагает Бирюков, беспомощные крестьянские обозы уводили из родных мест собратья по «стариковской» вере, профессиональные и потомственные воины: казаки. Они прекрасно ориентировались на местности, имели приятелей или родню среди полицейских (то есть среди тех же казаков-стрельцов, поддерживавших порядок в городах) и пограничников (казаков-стрельцов, осуществлявших дозорные функции на границах Руси и ее основных транспортных магистралях), могли отбиться от разбойников, добыть еды в лесу, а при необходимости и захватить целый населенный пункт.
И гораздо позднее разбросанные по рубежам казачьи войска почти полностью состояли из сторонников «древлего православия». В частности, Бирюков цитирует книгу «Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви» Федора Мельникова: «По изгнании Наполеона столицу заняли донские казаки, состоявшие преимущественно из старообрядцев, и их полководец, знаменитый герой Отечественной войны граф Платов (из донских казаков), был тоже старообрядец».
При таком духовном противоречии «иммунной системы» всему прочему организму российская монархия была обречена. Видимо, это понял еще Петр I, ликвидировавший стрелецкое сословие и боровшийся с порубежной казацкой вольницей чем занимались и другие Романовы.
В. Бирюков приводит характерное высказывание президента фонда «Культура и история казачества» Владимира Новикова: «Стоит ли удивляться тому факту, что тысячи казаков не только спокойно отнеслись к падению монархии, но и способствовали этому? Февральская революция 1917 года в Петрограде началась с того, что казаки 1-го Донского казачьего полка не только не стали разгонять демонстрацию на Знаменской площади, но и зарубили полицейского пристава Крылова».
На новом месте
Партии старообрядцев уходили на Запад к полякам, на Север к поморам, многие крестьяне пытались раствориться на Юге среди донской казацкой вольницы (где зачастую угождали в новую «крепость» – к зажиточным казакам). Ну, а жители Лусян – сходцы Владимирского уезда – отправились на Восток.
Добравшись до Поволжья, они обнаружили немало безлюдных деревень. Издавна эти места населяли финно-угорские племена, в основном эрзяне и мокшане, которых русский язык по случайности объединил некогда в один народ – мордву. Около пяти лет назад, в 1670–71 годах, за пособничество Степану Разину царские каратели обрушили на мордовских земледельцев страшные репрессии, от которых пришлось бежать куда глаза глядят (как правило, эрзя и мокша не были ни в чем виноваты: разинские «полевые командиры» ввиду малочисленности собственных отрядов насильно загоняли в свои ряды «по мужику с дома»).
Здесь-то, в давно заброшенных жилищах, и принялись селиться староверы, измученные тяжелейшей дорогой. В деревне Чемзино (которой предстояло войти в Симбирскую губернию) обрела новую родину и семья лусянских беглецов во главе с 40-летним Матвеем (сыном «первопредка» Осипа) из 2-го поколения Кузиных и малолетним Матвеевым сыном Еремеем из 3-го поколения Кузиных (выходит, Еремей последним из всего рода появился на свет в Лусянах, на родине «первопредка» Осипа).
Правда, «федеральный центр» (Москва) оставался слишком близок. Скоро новые жители Чемзино были опять закрепощены помещиками и царем, а «правильные» священники покончили со староверием, насадив «троеперстное» христианство греческого образца (недаром последующие волны староверов бежали аж на Алтай). Ну что тут поделаешь – такова судьба простого люда на Руси-матушке!
Член-корреспондент РАН (экс-директор Института российской истории РАН) Андрей Сахаров констатирует: «Без крепостного права, без прикрепления крестьян к земле, не было бы российской армии, не было бы той системы, ценностей, которая защищала наша армия в рамках нашего государства. И крепостное право появилось потому, что необходимо было крестьян закрепить, необходимо было с них взять тот жалкий продукт, который они давали на своих скудных почвах, для содержания государства, содержания армии».
Потомки Матвея жили в Чемзино долго – аж до 1913 года. Лишь через восемь поколений сыновья знаменитого на все Присурье мельника Платона Устин да Владимир Кузины распродали имущество и перевезли свои семьи в расположенные недалеко от Чемзино село Стемасы и город Алатырь.
Что перестало устраивать Кузиных в Чемзино? На этот вопрос у В. Бирюкова и его родни пока нет ответа: в архивах письменные источники либо вовсе не сохранились, либо еще не найдены. Ну, а дневников Кузины – исстари поголовно грамотные по мужской линии – не вели.
Вы уж простите, читатель: некогда было крестьянам, даже зажиточным мельникам, заниматься этим барским делом, описывая каждый прожитый день.
Заключение
Дело даже не в кропотливом, шаг за шагом, восстановлении В.С. Бирюковым собственного родословия: уж этим-то занимались, в том числе весьма успешно, многие, очень многие. А вот с точки зрения исторической науки он слил воедино сразу два новаторских подхода.
Обычно историческая литература концентрируется на:
– столицах, где вершатся судьбы мира;
– правителях, которые вершат эти судьбы.
Но Бирюков вдруг изменил угол зрения, решив «собрать» историю Отечества из биографий простых русских людей, проживавших многими поколениями в далекой глубинке. Потомственный крестьянин словно распутывает нити времени, отыскивая «клей нации», – этакое умозрительное начало, превращающее пестрый строй генеалогических древес в народ.
Кто знает, какие открытия еще предстоят на этом малохоженном пути...
+++++++
