Оригинальной архитектуры просторное здание Национального музея Калмыкии явилось бы пределом мечтаний для доброй половины подобных учреждений Москвы. Оно открылось в 2009 году, в рамках празднования 400-летия добровольного вхождения калмыков в состав России.
Заслугой строительства здания музея, как и других украшающих калмыцкую столицу достопримечательностей, явилась бурная преобразовательная деятельность прежнего президента Кирсана Илюмжинова. Не вдаваясь в вопрос, какие деньги были затрачены и откуда они брались, все же нужно признать, что за период правления Илюмжинова Элиста из богом забытого провинциального захолустья стала красивым и оригинальным туристическим центром, посмотреть который приезжают не только приверженцы буддизма, но и простые обыватели из других регионов России. Из Волгограда, Астрахани и Ставрополя много людей едет в «мировую столицу шахмат» отдохнуть на выходные.
Возвращаясь к музею, надо сказать, что извечная беда – нехватка выставочных площадей, для калмыцкого «храма истории и культуры» теперь явно неактуальна. Как я убедился впоследствии, продуманная внутренняя планировка, просторные залы, профессионально поставленное освещение и образцово сделанные экспозиции – делают элистинское учреждение одним из лучших (если не самым лучшим) из многочисленных провинциальных музеев России, виденных автором.
К сожалению, до закрытия оставалось уже немного времени, но нам показать экспозицию в ускоренном темпе взялась одна из научных сотрудниц музея. Из-за нехватки времени осмотром отдела природы и еще кое-чем пришлось пожертвовать.
Подробно описывать экспозицию музея нет возможности, но надо признать, что сделана она на очень высоком научно-методологическом уровне. История, этнография, современные события, связанные с превращением Элисты в мировую «шахматную столицу», - все показано доходчиво, комплексно и связно, без китча и эклектики.
Калмыки (этноним восходит к тюркскому слову «отделившиеся») были некогда частью обширного западномонгольского этноса ойратов, частично проживающих и сейчас в Монголии и Западном Китае. Ойраты к началу XVII века образовали Джунгарское ханство, последнюю крупную кочевую империю в истории. Часть ойратов - джунгар постепенно перекочевала в начале-середине XVII века на Северный Кавказ и приняла российское подданство. В 1771 году калмыки в большей части откочевали с Кавказа обратно в Западный Китай и Западную Монголию, оставшиеся стали предками современного этноса.
В экспозиции музея история была подробно отражена. А на одном из стендов с копией золотой пайцзы (знака власти) Чингиз-хана в центре была показана структура старейших калмыцких субэтнических групп: дербетов, торгутов, хошоутов, зюнгаров (бузавы образовались уже из них в XIX веке).
Деление на эти, и более мелкие родоплеменные группы до сих пор очень важную роль играет в жизни калмыков. «Мы все хорошо знаем свое происхождение, к какому из ойратских племен принадлежали наши предки», - пояснила схему научная сотрудница.
Подробно рассказывалось в музейной экспозиции о деятельности выдающегося ойратского религиозного и политического деятеля Зая-Пандита Намкхай Гьямпцо, при котором буддизм школы гелуг стал общеойратской религией. Зая-Пандита особо знаменит тем, что создал в 1648 году новый алфавит «ясное письмо», благодаря чему у ойратомонголов возникла общедоступная письменная культура.
- «Грамотность у калмыков была всеобщей. Каждый отец по закону обязан был обучить сыновей грамоте. Если выяснялось, что взрослый сын неграмотен, то отец должен был заплатить хану специальный штраф «три тройки»: три верблюда, три коня и три быка. Это для простых людей было неподъемно, легче было сыновей выучить», - комментировала наша спутница стенд, посвященный просветительской деятельности Зая-Пандита.
Само собой много в экспозиции музея рассказывалось о службе калмыков России, особенно об их участии в Отечественной войне 1812 года. Есть в экспозиции копия древнего, когда-то привезенного из Монголии калмыцкого желтого знамени, с которым калмыцкие полки в 1814 году вошли в Париж.
Надо отметить, что и в XVIII веке калмыки очень помогали России в борьбе за Кавказ. Так в народной памяти и калмыков, и кавказцев осталась кровопролитная битва в районе нынешних Ессентуков (на калмыцком «ессен тук» - «девять знамен»), когда объединенное лучшее войско кавказских народов было разбито представителями девяти родов калмыков. «После этой битвы, - как рассказывала мне сотрудница музея, - было достигнуто соглашение о взаимном нейтралитете, о котором помнят до сих пор, как «притчу о калмыцком чае».
В этнографическом отделе запомнилась выставленная традиционная калмыцкая плеть. В свое время меня интересовало, почему калмыки, переняв часть традиционной кавказской одежды: носимый под черкесской «бешмет», - по калмыки «бешмюд», - не переняли обычая носить кинжал. Причину я понял, когда увидел калмыцкую плеть: полуметровая оплетенная кожей рукоять, со здоровенным, грамм под 300, серебряным набалдашником переходила в метровую, если не больше, плетеную из кожи «рабочую часть», сантиметра четыре толщиной у основания. На конце плети было утолщение, скорее всего со свинцовой гирькой. С такой плетью в качестве «личного оружия» умелому бойцу был не страшен не только поясной кавказский кинжал «кама», но и винтовка со штыком.
Заметив мой интерес к данному предмету калмыцкого бытового обихода, научная сотрудница пояснила: «Плеть была обязательной принадлежностью нашего костюма. Все калмыки имели плети, взрослый мужчина без нее на людях не появлялся. У женщин и детей были свои особые плоские плети. По виду, форме и отделке плети можно было безошибочно определить родовую принадлежность калмыка и его социальное положение. К сожалению, в 1912году царские власти запретили калмыкам носить плети в общественных местах».
Вскоре мы прошли в зал, посвященный Отечественной Войне и послевоенной калмыцкой истории. В центре зала была экспозиция оружия, с нечасто встречающимся наших музеях английским пулеметом «Брен», у стен в стеклянных шкафах были показаны образцы формы кавалерийских казачьих частей Красной армии, где служило много калмыков. Но главным центрирующим экспозицию элементом оформления зала был портрет Басана Бадьминовича Городовикова, героя Советского Союза, видного военного и политического деятеля, впоследствии многолетнего руководителя Калмыцкой АССР.
Тут надо вспомнить, что калмыки, как и некоторые северокавказские народы были депортированы в 1943 году. А вернуться на родину они смогли только во второй половине 50-годов. (1.) КАССР была восстановлена в 1958 году. Но судя по оформлению музейного зала, советский период истории для калмыков является «хорошим временем», а коммунистический глава республики Басан Городовиков сохранил о себе добрую память.
В зале Отечественной Войны беседа с сотрудницей музея постепенно перешла на тему войн недавних. Калмыки всегда были хорошими воинами, показали они это и во время военных действий в Чечне. Это признавалось и противостоящей российским войскам стороной, к калмыкам было особое уважительное отношение. Сотрудница музея рассказывала: «Калмыков, если те ранеными в плен к чеченцам попадали, часто отпускали. Кавказцы нас калмыков очень сильно уважают. Даже к русским из Калмыкии у них другое отношение. Вот был в девяностые годы такой случай. Два грузина возили девушек в Чечню»… Заметив мой недоуменный взгляд, сотрудница музея совершенно спокойно, словно речь шла о чем-то для всех очевидном, уточнила: «Они возили девушек в Чечню на заказ. Кололи шприцом снотворное. Так вот у нас стояла русская девушка ловила попутную машину, чтобы уехать домой, они ее в машину посадили, потом усыпили и привезли заказчику в Чечню. А он узнал, что она из Калмыкии и отказался ее брать. Сказал, чтобы ее «отвезли туда, где взяли». Грузины доставили «добычу» к ставропольской границе и высадили. Девушка пешком дошла до российского блокпоста, милиционеры посадили ее в попутную машину до Калмыкии, и она вернулась домой».
Послесловие.
На этом рассказе я решил закончить повествовательную часть своих записок. Конечно, можно было бы и дальше описывать последующие прогулки по Элисте, рассказать о втором посещении Казанского собора и беседах с русскими элистинцами, но я посчитал, что это слишком затянет повествование.
Но необходимо сделать некоторые выводы и изложить некоторые аналитические размышления. Калмыкию я посетил впервые, но нельзя сказать, что все было для меня новым. С калмыками мне приходилось много общаться во время учебы в Ростове-на-Дону, среди них у меня много друзей и хороших приятелей. Близкая моя студенческая подруга, русская, родилась и выросла в Элисте. Так что о степной республике и населяющих ее людях я имел уже кое-какое представление. Но все же только личное посещение Элисты дало возможность понять многие ранее неясные моменты.
В Калмыкии для меня интересовал прежде всего «русский вопрос»: как живется русским рядом с кавказскими потомками Чингиз-хана. Первых русских элистинцев,- двух веселых молодых людей на скутере, - я увидел сразу после того, как вышел из привезшего меня из Ставрополя автобуса. Впоследствии русские лица встречались постоянно, с частотой примерно «один на десять». И из наблюдений со стороны и из непосредственного общения с людьми я сделал для себя вывод: особых проблем в совместном проживании русских и калмыков нет. Не только в плане наблюдающегося на Кавказе «конфликта цивилизаций», но и в обыденно-бытовом отношении.
Но русских в Калмыкии становится все меньше, они массово уезжают, прежде всего молодежь. Причины эмиграции экономические. В полностью дотационной республике, - где с советских времен практически не было промышленного производства, лишь сельское хозяйство и переработка его продукции, - там как-то реализовать себя русским очень трудно. Особенно если учесть родовую и клановую солидарность калмыков. Калмыки народ по гумилевски пассионарный: жесткий, прагматичный, целеустремленный и напористый. «Бабского, - по определению Бердяева, - начала русской души», - то есть слезливой сентиментальности, попыток оправдывать и жалеть даже лютых врагов, - у калмыков нет и в помине. В душе калмык, как и казак-славянин это, прежде всего, воин. С соответствующим отношением к жизни, в том числе в бытовых и профессиональных делах. Калмыцкое спокойствие и невозмутимость в любой момент могут смениться яростью и агрессией. И горе тому, на кого эта агрессия будет направлена. За невозмутимым лицом буддиста в любой момент можно увидеть атакующего воина Чингиз-хана.
Однако русские с калмыками все же уживаются не одну сотню лет. Причем достаточно неплохо уживаются. Элиста основывалась в середине 19-го века как селение русских крестьян-переселенцев. Все 150 лет своего существования никаких серьезных межнациональных конфликтов она не знала. Во время Революции и Гражданской войны русские крестьяне-земледельцы и калмыки-скотоводы не только не конфликтовали, но даже организовывали совместные органы власти, как красной, так и белой ориентации. (2.)
Но сейчас русским в Калмыкии жить трудно. В отличие от кавказских республик у них даже «социально-экономической ниши» в виде профессий требующих хорошего уровня образования. Специалистов высокой квалификации хватает и среди «титульной национальности».
В национальном характере калмыков существует своеобразный «культ образованности». Причем не формальной: «Чтобы в галстуке ходить и с красной папкой», - а реальной, с целью получить в итоге хорошую профессиональную подготовку. Как рассказывала мне пожилая русская элистинка: «Здесь настоящий культ образованности. Еще в школе калмыки начинают готовить детей к поступлению в ВУЗ. Самая бедная семья не жалеет денег на репетиторов, и делает все чтобы дети пришли в институт с хорошим объемом знаний, а потом получили полноценные для будущей профессии знания».
Однако «культ образованности» порождает и специфические проблемы. Не только русская, но и калмыцкая молодежь уезжает из родной республики. Найти приличную работу и полноценно реализовать себя на родине очень трудно, особенно образованным молодым специалистам. Калмыки-врачи, учителя инженеры, агрономы, ветеринары все чаще и чаще работают в Астрахани, Ставрополе, Волгограде или, само собой, в Москве.
Среди калмыков существует большой слой довольно рафинированной «старого образца» интеллигенции, с сильной ориентацией на «классическую» русскую культуру. Калмыки вне русского культурного пространства себя не мыслят. У них нет и в помине никаких попыток в этом плане, в отличии от республик Северного Кавказа, противопоставить себя России. Между собой на улицах Элисты калмыки, даже подростки говорят на очень хорошем, почти литературном русском языке с легки акцентом, скорее даже выговором. Старая русско-языковая культура (кстати, подобное я наблюдал у русских Львова и лезгин Дербента) присуща всем калмыкам, не только интеллигенции.
В небольшой стотысячной Элисте есть и государственный русский драмтеатр, спектакли его хорошо посещаются. Работает небольшой, но хорошего уровня университет, в котором есть философская династия Биткеевых, их работы по буддологии очень уважаемы в мировом научном сообществе.
Довольно высокий уровень образования населения с ориентацией на « высокую культуру» порождает и ряд своеобразных проблем. Разрушается традиционный жизненный уклад. Все меньше калмыков желает жить так, как жили предыдущие поколения. Вдали от сел и городов, изо дня в день, созерцая степь и пасущихся стада. Люди хотят и что бы их дети ходили в хорошие, со спортзалами школы, чтобы бы дома был интернет. Но где все это брать в степи?
Сейчас идет явный отток населения из отдаленных районов Калмыкии в места, где есть «цивилизация»: столицу Элисту, более-менее крупные населенные пункты, или просто в села прилегающие к федеральным автотрассам. А в покидаемые калмыками отдаленные степные районы идет наплыв мигрантов из предгорных республик Кавказа. «Пришельцам с Юга», чабанам-скотоводам интеллигентские «экзистенциальная тоска» и «скука провинциального бытия» незнакомы. Не нужны им библиотеки, хорошие школы и интернет. Нередки среди новопришедших и такие, кто не считает важным давать своим детям даже навыки письма и чтения… «Что нужно, и когда нужно, прочитает мулла».
Что бы как-то исправить такое положение власти Калмыкии уже хотят звать на ПМЖ ойратов-кочевников из Китая и заселять ими степные районы. Для российских калмыков это более приемлемый вариант, нежели ползучая аннексия их степей «южными россиянами».
Хотя в отличии от Восточного Ставрополья и Северного Дагестана, правовая ситуация в Калмыкии пока еще контролируется. В республике нет проблемы терроризма, нет со стороны «гостей» проявлений «старинных горских обычаев», почему-то принимаемых в нетолерантной России за «беспредел». Правда, был случай в соседней Астраханской области, в селении Яндыки. Там южные гости немного порезвились на православном кладбище, на нанесенную русским обиду отреагировали калмыки.
Но все же в общении с жителями Элисты, и русскими и калмыками чувствовалась тревога по поводу «южной проблемы». Правовое положение в соседнем восточном Ставрополье становится все более неопределенным, там все постепенно сползает к хаосу. Поэтому калмыки обоснованно боятся за свое будущее. Не раз доводилось слышать, причем в совершенно будничном ключе, фразы типа «мы скоро станем границей России».
Примечание.
1. В отличии от других обвиненных в сотрудничестве с гитлеровцами и выселенных народов, калмыки не используют тему депортации в качестве «пропагандистской дубинки», позволяющей «бить по глазам» Россию и русских. Выселение народов 1943-1944 годов в плане пропаганды очень удобно: любые современные зверства в отношении русских, этнические чистки и даже практику рабовладения всегда можно объяснить «кровоточащей раной в сердце народа пережившего страшное злодеяние 1944 года». Зарубежные политики и исследовали, такие как Анатоль Ливен, совершенно спокойно оправдывают «кровоточащей раной памяти» все зверства совершенные и совершаемые над русскими в некоторых кавказских республиках. Однако побывавшие в депортации, но не педалирующие эту тему калмыки явно «портят картину». Они не озлоблены на русский народ и Россию, и даже являются, может по своим прагматическим соображениям, но явными российскими патриотами.
2. 14 мая 1918 года состоялся «Съезд объединенного русско-калмыцкого населения Астраханского и Черноярского уездов» председателем которого был избран врач Эренжен Хара-Даван. Сын нищих калмыков батрачивших у феодала-соплеменника, Хаара-Даван окончил Малодербетовскую начальную улусную школу, за способности был направлен за казенный счет в Астраханскую гимназию, по окончании которой, опять же за казенный счет в Петербургскую Военно-Медицинскую академию. Получив диплом врача, вернулся на родину и работал по специальности. Во время Гражданской войны поддержал Белое движение и ушел в эмиграцию. В 1928 году в Белграде вышла его насквозь евразийская книга «Чингиз-хан».
