Глава Vучебника С.Х. Хотко «История черкесов (адыгов)» называется «Черкесия в борьбе за независимость 1829 – 1864. В этой главе начинается уже тотальная накачка черной ненависти к России, которая не спадает уже до конца книги.
Начинается глава с параграфа «Внешнеполитическое положение Черкесии», в котором анализируется период начала до конца XVIII века. В самом начале говорится о Белградском мирном договоре между Россией и Турцией, по которому, как пишет Хотко «Кабарда была признана независимой страной». Дается в тексте и пространная цитата текста договора. Далее же Хотко пишет, что подписавшие договор державы этими «… де-юре признали тот статус Кабарды, которым она обладала де-факто на протяжении, по меньшей мере, двухсот лет». То есть, по Хотко, Кабарда никогда не входила в состав России и была де-факто самостоятельной.
Хотя в приводимой самим же Хотко цитате из Белградского договора есть слова о праве России и Турции «по древнему обычаю» брать у кабардинцев аманатов (заложников). О какой «независимости» при таких юридически зафиксированных «древних обычаях» может идти речь?
Чуть ниже Хотко пишет, что Россия «отколола от Кабарды ингушские и осетинские земли», и предпринимала шаги «…направленные на дискредитацию статуса кабардинских владельцев». И вообще, «Именно в эти годы политика России в Кабарде приобретает характер колониальной».
За век до описываемых событий усиливавшиеся кабардинские князья сделалли данниками часть осетин и ингушей, то есть стали колонизаторами. Это по Хотко не является плохим. А вот когда Россия «отколола» эти народы, сделав их свободными и заменив дань кабардинцам обязанностью вооруженной защиты русских владений, кабардинских земель в том числе, от набегов чеченцев, - то это уже, по Хотко становится очень плохим. Двойной стандарт наличествует в чистом виде.
Потоки грязи, выливаемые Самиром Хотко на Россию, начавшись маленькими ручьями, превращаются вскоре в бурный поток.
Конфликт 1763 года, когда кабардинские князья напали на крепость Моздок, из-за того что Россия выделила участок земли рядом с крепостью для поселения с подданными князю Кончокину, по Хотко – страшное колониальное преступление. Он не пишет, что число участников конфликта измерялось всего лишь сотнями, регулярных российских солдат вообще было чуть более двухсот человек. Не пишет Хотко о том, что Россия пыталась решить конфликт миром, предлагала кабардинским князям деньги. Не пишет, что причина конфликта – внутрикабардинская междуусобица. По Хотко и другим «строителям нового адыгского этноса» не очень хочется признавать, отсутствие «этнической сплоченности» у «великих предков», даже в Кабарде, не говоря уже о западноадыгских землях.
Если же вернуться к Моздокскому конфликту 1763 года, то князь Канчокин переселился под охрану российской крепости, ввиду того, что его личные враги прямо угрожали жизни и лично ему, родным и его вассалам. Но в интерпретации Хотко, достаточно мелкий моздокский конфликт выведен как начало всей Кавказкой войны. В этом плане Самир Хотко безоговорочно следует за историком 19 века Василием Потто, хотя его мнение о Моздокском конфликте, как начале всей Кавказской войны давным-давно отвергнуто исторической наукой. После прекращения Моздокского конфликта Кабарда вновь юридически и фактически вошла в состав России, для контроля над ней был поставлен русский пристав. Обо всем этом Хотко не пишет.
В других параграфах он продолжает линию на тотальное, безоговорочное, очернение России, попутно опять-таки всеми способами проталкивая идею о некой «стране адыгов» - «единой Черкесии»: «XIX век стал последним в истории страны адыгов, как цельного этно-культурного пространства. Черкесия была стерта с политической карты мира» (стр. 181).
Проталкивая тезис о «стертой с лица земли Черкесии» Хотко абсолютно сознательно применяет подловато-жульническую подмену территориально-георафического понятия политическим. Территория Кабарды была государственно-политическим понятием, это зафиксировано историографией. Но территория «Западной Черкесии» единым политико-этническим понятием не была никогда. Возможно до краткого периода середины XIX в., когда под руководством засланных английских шпионов Белла и Уркрафта эмиссар Шамиля Мухаммед Амин «огнем и мечом» не объединил часть, - но опять-таки не все, - племен Западного Кавказа и не искоренил там остатки христианства, язычества и народной демократии. Но об этом Хотко, так же не пишет. Не пишет и о том, что значительная часть западных адыгов была лояльна России, что часть закубанских племен добровольно заявляли о подданстве России, часть о нейтралитете. Нет у него упоминаний о том что политико-этническая ситуация в Закубанье была очень динамичной: нейтральный, подданнический и враждебный статус постоянно менялся. И созданное Амином, а вернее его англо-турецкими кураторами, квазигосударство «Черкесия», так и не взяло под свой контроль все западноадыгские племена. Не пишет Хотко, что «борец за свободу» Амин на заключительном этапе Кавказской войны был союзником России.
Но зато о заключительном этапе Кавказской войны Хотко пишет другое: «В это период, страна адыгов испытывала весьма серьезное военное давление, несла значительные людские и территориальные потери… Была уничтожена независимость – Восточной Черкесии – Кабарды, население которой в этот период сократилась с 300 тысяч до 30 тысяч человек. Крупные карательные экспедиции против мирного черкесского населения Черкесии имели место в 1770, 1778, 1787, 1789, 1794, 1800, 1802, 1804, 1805, 1807, 1810, 1811, 1814, 1822, 1825. (Стр. 181)».
Хотко патетически провозглашает Россию страной-чудовищем, «палачом народов», державой-садистом, сознательным лютым уничтожителем «мирного черкесского населения». НО ни единым словом не пишет о том, что резкое уменьшение численности кабардинцев было результатом эпидемии чумы. Не пишет и о массовой самомобилизации кабардинцев для помощи России в войне с Наполеоном.
Зато Хотко приписывает России (Стр. 182) желание еще в 1829 году, после Адрианопольского мира с Турцией, произвести «самое кардинальное изменение этнической карты Северо-Западного Кавказа, поголовное изгнание адыгов с большей части их земель и заселение их русскими колонистами». Так что еще за 35 лет до начала реальной эмиграции адыгов, Россия, по Хотко, уже планировала их «поголовное изгнание».
В войне против адыгов Россия, как пишет Хотко: «Основным методом видело блокаду и уничтожение системы жизнеобеспечения». Что подразумевало морскую блокаду, - «…постройку крепостей там, где пристают турецкие суда».
Кандидат исторических наук Самир Хотко со страниц своего учебника нагло и с особым цинизмом насилует историю. Многое извращает, многому приписывает ложное значение, часто прямо лжет. Но еще о большем умалчивает.
О чем молчит Самир Хотко? Прежде всего, он не пишет, что Западная Черкесия была конгломератом множества племен и народов разного уровня развития. И что эти племена были в постоянном «броуновском движении» и без перерыва воевали между собой.
Ради чего? А ради того, что во время «броуновской войны» шел захват добычи, прежде всего рабов, которых затем «миролюбивые черкесы» продавали туркам. И продавали черкесы своих же соплеменников – черкесов. Именно работорговля была главной «экономической отраслью» Черкесии.
Не пишет Хотко, - а данные широко известны, в частности есть современные работы турецкого историка Ф. Бадерхана, - что продажи именно черкесских- женщин и детей на рынках Стамбула достигали десятков тысяч «голов» в год. И это помимо прочих невольников захватываемых черкесами в набегах на земли соседних народов. Главной, основной целью русской морской блокады побережья Кавказа, было стремление прекратить работорговлю, и через это хотя бы уменьшить воровство людей на российской территории. Вот в чем состояло российское стремление «уничтожить систему жизнеобеспечения» «миролюбивых черкесов».
Но не пишет ни единым словом Хотко о работорговле, о постоянной войне западных черкесов между собой, не пишет он о возникавших и распадавшихся союзах племен и народностей, о «нейтральных зонах» и, таких как убыхи, народах-посредниках. Не пишет и о том, что западные адыги не считали зазорным заключать союзы с абхазами и русскими в своих внутризападноадыгских «войнах всех против всех».
Не пишет Хотко о постоянной борьбе кабардинских, - по терминологии Хотко «восточночеркесских», - кошкатавских и баксанских князей между собой, и об их постоянных попытках во внутренних распрях привлечь российские войска на свою сторону, а так же крымских татар, ногайцев, терских казаков.
Когда же он пишет о направленной непосредственно против России «борьбе за свободу» западных «миролюбивых черкесов», то он не упоминает о истинной цели и характере этой «борьбы». Целью же было, все то же, как и во внутриадыгских войнах банальное «людокрадство»: систематическое воровство людей на российских территориях, а попутно захват скота и иного имущества. «Борьба за свободу» выражалась в бесконечных набегах на российские земли и была в первую очередь корыстным элементарным грабежом, во вторую – средством заработать славу и повысить социальный статус. Русских людей черкесы воровали чаще всего для возвращения за выкуп, либо для продажи туркам, в редких случаях для обращения в рабов. Относились к пленникам черкесы с нечеловеческой жестокостью.
В научной кавказоведческой литературе уже давно применяется термин «набеговая экономика»: при которой средства от получаемой во время набегов добычи становились стержневым элементом всей экономико-хозяйственной жизни кавказских народов. В «Западной Черкесии» «набеговая экономика» существовала в самых наглядных, классических формах.
Помимо же набегов и грабежа, производственно-хозяйственная деятельность и Западной Черкесии основывалась на рабовладении и жесткой феодальной эксплуатации зависимых и свободных крестьян. Что порой приводило к крестьянским восстаниями и изгнанию или даже истреблению адыгов-феодалов, которые часто просили защиты от своих же подданных у русских властей.
Когда же Хотко пишет о «нечеловечески жестокой России» он ни словом не упоминает о том, что долгое время русские поселенцы на правобережье Кубани не имели права преследовать набеговые партии черкесов на их этнической территории. Российское правительство пыталось «замирить» закубанских адыгов, строго соблюдало «межгосударственную границу» по Кубани и безуспешно многие годы пыталось прекратить набеги путем заключения с черкесскими племенами «мирных договоров». Пытались их «мирить» и путем создания «меновых дворов» и ярмарок, - чтобы компенсировать прекращение «турецкого импорта» товаров, которыми платили за рабов. Пытались русские приобщать независимых черкесов к земледелию, бесплатно раздавая им семена сельхозкультур и обучая их плуговой вспашке земли. Но все «мирные договоры» черкесы нарушали сразу после их подписания, распашка равнинной земли им тоже была неинтересна. И только военная сила могла как-то принудить их прекратить «священное ремесло» - набеги. Исчислявшиеся десятками лет попытки России мирными способами прекратить «набеговойну» оказались в результате безуспешными.
В своей, написанной возвышенном и патетическом тоном книге, Хотко сознательно и тщательно обходит вопросы социальной структуры адыгского общества. «Свободная Черкесия» для него – государство социальной гармонии, где царили внутренний мир, братство и этническая сплоченность. В стремлении обрисовать «социальный рай», он не упоминает о разноуровневости социального развития адыгских племен. Факты крестьянских восстаний и наличие жесточайшей феодальной эксплуатации в среде «вольнолюбивых адыгов» для него не существуют. А реальная историческая наука между тем утверждает следующее: часть адыгских народов жила еще в виде древних народно-демократических «вольных обществ», не имевших своих феодалов. Но большинство жили в условиях развитого феодализма с очень сложной системой общественной иерархии, где на вершине «феодальной лестницы» были князья-«пшы» и дворяне-«оркх».
Не только княжеско-феодальная элита, но и средние и мелкие дворяне работать на земле не могли: это запрещал обычай. Источником дохода, порой единственным, была война-набег, причем не только на русских. Нападали на своих соседей адыгов, на убыхов, садзов, абхазов, грузин. Даже на корабли турок-купцов в море нападали с лодок. «Набеговая экономика» у феодальной верхушки «миролюбивых адыгов» дополнялась и «набеговой этикой». Вся система «традиционной адыгской духовности» строилась на «военной этике», в которой «военная система ценностей» для адыгов имела только одну форму реализации: набег.
Набег-грабеж был не только нормальным, но и самым лучшим, высшим и единственно возможным «делом жизни» для адыгского князя и дворянина, в значительной мере и для свободного крестьянина-общинника. Набег был делом чести и геройства, а так же «школой мужества», молодежной инициацией. Адыгский юноша-дворянин мог жениться только после двух походов в набег. Но такие «жизнеформы» в результате работали на саморазрушение самой адыгской «этнотерритории».
Бесконечная «война – набег» обескровливала Черкесию, так же как и «госпоставки» «людского материала» на невольничьи рынки Стамбула. Но об этом Хотко в своей книге опять-таки не пишет. Кавказская война у него подается только в форме «войны за свободу», других подходов к определению данного многопланового явления для него нет.
Свою версию истории Самир Хотко излагает в броской лозунговой форме, без полутонов: «Единая страна Черкесия», «единый народ», «борьба за свободу»… И все, как цемент кирпичи в стене, скрепляется лютой ненавистью к России. История у Хотко становится примитивной версией древнейших мифов о борьбе «света и тьмы».
Но под понятием «сил света» у Хотко выступает не только «свободолюбивая Черкесия». «Светлый град на холме» для него это, конечно же, цивилизованный Запад, в трудную минуту протянувший руку помощи «гордым свободолюбивым черкесам»: « В июне 1836 года было принято обращение к английской королеве и правительствам всех европейских держав, известное как «Меморандум конфедеративных князей Черкессии», в котором адыги провозглашали создание своего государства и принципы равноправия и добрососедства с Россией. Они заявляли о своей решимости сражаться за независимость своей Родины, а ее официальным символом водрузили флаг с тремя скрещенными стрелами и 12 звездами по числу субэтнических групп Черкесии, включая убыхов и садзов. Царское правительство не просто проигнорировало это дружелюбное обращение адыгского народа, но активизировало военные действия против Черкесии (Стр. 184)».
Далее: «Принятие «черкесского меморандума» и «черкесского флага» - это знаковые, этапные моменты в западноадыгской «борьбе за свободу». «Черкесия» тогда стала субъектом международной политики».
По Хотко Черкесия стала не просто субъектом, она стала союзником, равным не много ни мало, а самой Великобритании: «Вслед за этим черкесский комитет организовал поездку в Лондон депутации меджлиса во главе с шапсугом Хушт-хаджи Хасаном, сподвижником Сефербея Заноко. Лесли Бланш в своей монографии «Сабли Рая» приводит любопытный эпизод: во время выступления Хушта на специально созванном митинге в Гайд-парке стало известно о рождении принцессы Беатрис – Хушт принялся разбрасывать в толпу золотые монеты, англичане же кричал «Браво, Черкесия! Вот настоящие союзники! (С. 194)».
Упоминая о созданном Уркрафтом «черкесском комитите», Хоко не пишет, что вся идеология и «черкесской борьбы за свободу» и мифология «страны Черкесии» были сочиненны в 30-е годы XIX резидентами английских разведслужб Джеймсом Беллом и Девидом Уркрафтом. Именно Уркрафт и придумал зеленый черкесский флаг с темя стрелами и двенадцатью звездами. Он же сочинил упомянутый выше «Меморандум». Под его руководством шло «объединение Черкесии» и создание «Черкесского правительства - меджлиса». Именно Уркрафт посылал «черкесские посольства» в Англию, организовывал приезд в Черкесию польских добровольцев, поставки черкесам пушек и других военных материалов. Обо всем этом и многом другом, как, к примеру, о «деле шхуны «Виксен», Хотко опять таки не пишет ни единым словом.
Он пишет другое: «Героическая эпоха сопротивления сформировала в Черкессии целую плеяду талантливых военных лидеров – Шурухуко Тугуз, Казбич Шеретлуко, Джамбулат Болотоко, Хаудуко Мансур, Шамуз Шупако, Харц (Стр. 185)» . Но только опускает Хотко тот факт, что многие вышеперечисленные «военные лидеры» были между собой лютыми врагами и жесточайше воевали друг с другом.
Частично объединил западных адыгов лишь Мухаммед Амин, но Хотко его роль всячески принижает: «Адыги четко осознавали необходимость координации своих действий с действиями имамата Шамиля. Они прислушивались к советам его посланников – Мухаммед Амин - сумел приобрести значительно влияние среди абадзехов, одного из крупнейших адыгских субэтнических подразделений».
Принижение роли Амина имеет конкретную причину, которую Хотко в книге не раскрывает. А причина такова: эмиссар Шамиля, - провозгласивший «Черкесию» частью его имамата, - Мухаммед Амин активно сотрудничал с русскими войсками после 1859 года, подконтрольные ему военные отряды воевали на русской стороне. Но именно Амину можно приписать заслугу создания, хотя и довольно чахлых, государственных черкесских институтов.
Третий параграф V главы учебника Самира Хотко именуется «Черкесский меджлис». По версии Хотко «меджлис» - «великое и свободное заседание, состоявшее из 15 человек», - созданное по «собственным принципам организации конфедеративного государства во главе с коллегиальным руководством» (С.191) сделал «Черкесию» равным в административном и дипломатическом отношении всем «великим державам» того времени.
«Меджлис», как положено настоящему правительству имел комплекс «правительственных зданий». «Высаженный на р. Псахе десант, снабженный специальными спичками способными гореть на ветру, зажег три деревянных здания под драничными крышами, которые составляли присутственные места меджлиса – «зал парламента», «кунакская» и мечеть», приводит Хотко на стр. 193 воспоминания участника десанта С. Сосновского. Эти три «здания под драничными крышами» Хотоко гордо именует «административным центром черкесского государства».
«Черкесский меджлис» по Хотко только и делал, что пытался наладить мирные отношения с Россией. Но злая Россия все миролюбивые инициативы горцев отвергала. В подтверждение этого тезиса Хотко на странице 192 приводит пространную цитату из письма российского военного министра Милютина Александру II, при этом в упор не видит, что основной смысл этой цитаты – признание недоговороспоспособности черкесов: «Долговременный опыт уже достаточно научил нас, как мало существенного значения могут иметь всяческие переговоры и договоры с горскими народами и как отличаются их понятия о заключении с нами мира от наших требований о принесения покорности. В этом отношении племена Западного Кавказа еще менее, чем другие могут подчиняться каким-либо договорам».
Милютин знал, что писал. Десятки лет взаимодействия русских с западными адыгами доказали, что «мирные» и всякие иные «договора» с ними имеют силу только при угрозе неотвратимого военного наказания за их неисполнение. Поэтому именно желанием поставить под вооруженный контроль, как писал в той же цитате Милютин, «мало знакомые с гражданским устройством и властью» адыгские племена диктовалось требование российского правительства к черкесам покинуть родные горы и спуститься для жительства на Кубанскую равнину. Для заселения спустившихся с гор адыгов, русское правительство выделяло обширные территории с плодородной землей.
При описании этого момента Хотко идет уже на откровенную ложь, заявляя: «Какое место на Кубани отводилось для абадзехов и всех остальных адыгов, покорность которых принималась только совместно с их добровольной самодепортацией, непонятно, поскольку свободных земель на Кубани не было еще до появления русских на Кавказе, тем паче таковых не оставалось после массированного заселения в регион казаков и других российских подданных (Стр. 193».
Этот пассаж лжив насквозь. Правобережье Кубани заселяемое казаками с конца XVIII века, после изгнания ногайцев, было почти пустынным. На момент принудительного, до надо отметить действительно принудительного, спуска адыгов с гор, свободных земель было еще очень много. Настолько много, что на этих, приготавливаемых к заселению адыгами землях уже после 1864 года были поселены сотни тысяч казаков и неказаков-иногородних.
Земли отведенные под заселение: часть левобережья рек Кубани и Лабы, часть Натухаевского округа, напротив нынешнего Краснодара, там неуехавшие в Турцию адцги и сейчас живут, - одни из самых лучших в Кравнодарском крае. Запущены в историографический оборот и архивные документы о планах административного устройства заселенных адыгами этих земель, в том числе, о количестве учителей, врачей, приставов предназначенных для работы на этих землях.
Не пишет Хотко и о том, что поставленных перед дилеммой «равнина или Турция» адыгов заранее информировали куда их должны переселить, что в течении последнего года войны у многих из них была возможность лично поехать и посмотреть на место будущего проживания и уже после этого сделать выбор.
В последнем четвертом параграфе V главы «Массовое выселение в Османскую Турцию. 1862 -1864», речь в книге Хотко идет уже о самом кульминационном событии истории Западного Кавказа: процессе ухода черкесов со своих земель.
Начинает параграф Хотко с цифр. В первой строке он утверждает, что черкесы потеряли в 1829 – 1864 г. 97-98% своих земель, далее он пишет, что число черкесов в 1831 году составляло 1 080 000 человек, а в 1866 году их¸ якобы, осталось 48 000 человек.
Еще дальше он пишет, что «вполне вероятно, что численность адыгов была значительно больше чем 1 млн. 80 тысяч». Это утверждение он «подкрепляет» большим количеством непонятно откуда взятых маловразумительных цифр, втиснуты в большой абзац, с общим смыслом: «все было гораздо хуже чем кажется». Действуя намеками и полунамеками, не используя прямо термин «геноцид», Хотко подводит читателя к мысли, что Россия уничтожила более полумиллиона черкесов. А оставшиеся, - «…470. 703 человека», - депортировала. Он так и пишет – «депортировала», то есть принудительно изгнала. Никакой добровольности в уходе черкесов, по Хотко нет.
На стр. 200 его книги приводится репродукция картины некого как написано у него «европейского художника» изображающей «покидающих свои горы черкесов», далее идет текст завершающий параграф. Текст этот - «священная цитата» из некого Ивана Дроздова, которую все черкесские националисты знают наизусть и чуть ли не поют как свой национальный гимн. Цитату эту, впервые приведенную в вышедшей в 1983 году в Сухуме книге грузина-псевдоисторика Дзадзария, целиком приводить не имеет смысла. Скажем так, что повествует она о «трупах детей, женщин и стариков, полуобъеденных собаками», о «изможденных голодом переселенцах… заживо становящихся добычею собак» и т.д.
К теме исхода Хотко возвращается еще и в конце своей книги, где «подводится итог» его версии истории адыгов. Укоряя тех, кто не считает Россию виноватой во всех бедах, Хотко пишет: « Забывается что «переселение» было на самом деле изгнанием, и что многие тысячи людей погибли на российском побережье, будучи согнанными в зимнее время в специальные лагеря, без крыши над головой и возможности укрыться в лесу или, тем более на какое-то время возвратиться в горы и ждать кораблей в пустых селениях. Забывают, что войсковое оцепление не допускало такого возвращения, и люди не имели не имели ни малейшей возможности прорваться через выставленные кордоны (Стр. 287)».
Опять-таки, не упоминая прямо очень любимое адыгскими националистами слово «геноцид», Хотко подводит читателя к этому термину, давая возможность последнему самому понять, что Россия-чудовище и «концлагеря смерти» изобрела и невидный в истории человечества геноцид адыгов сотворила.
Что же, теперь надо вернуться к неблагодарному делу текстового анализа книги Хотко. В небольших по объему параграфах посвященных Кавказской войне, он почти не пишет собственно о войне. Не пишет о том, что «Восточная Черкесия», - Кабарда, - за небольшим количеством аристократов ушедших к Шамилю, осталась на стороне России. Что кабардинские князья и дворяне с большим энтузиазмом воевали и с Шамилем, и с западными братьями-черкесами. Нет у Хотко ни одного упоминания о фактах союзничества с Россией некоторых племен западных адыгов, а так же карачаевцев и ногайцев.
Не пишет он и о том, что после покорения западных адыгов, русские сохранили прежнюю социальную структуру, в том числе административное и имущественное право феодальной верхушки, а этот момент очень важен для понимания причин эмиграции в Турцию. Если с гор адыгов Россия заставила уйти действительно принудительно, потом у адыгов был выбор: поселиться на равнине или уйти в Турцию. Подавляющее большинство выбрало второе.
О добровольности и самой возможности выбора в книге Хотко вообще нигде не упоминается. Говорится у него только о «депортации», «изгнании», «принудительном выселении».
Но это ложь. Выселение адыгов с гор было принудительным, но уход в Турцию был добровольным. Однако добровольность была не для всех: принуждение было. Но во внутриадыгской среде. Феодалы при переселении сохраняли, благодаря русским властям, всю власть над своими подданными, порою силой заставляли последних садится на корабли. Почему же сами адыгские феодалы хотели ехать в Турцию?
А потому что турки активно агитировали их выехать, обещая им на новом месте привилегированный социальный статус и привычный способ существования: войну с непокорными народами и вооруженный полицейский надзор за уже покоренными. То есть тот военизированный образ жизни, к которому черкесы привыкли за столетия. Черкесы должны были стать, и впоследствии стали, своеобразными «турецкими казаками» на христианских Балканах, Аравии и в Палестине где они силой оружия принуждали местные народы к покорности турецкому султану.
А перспектива жить на кубанской равнине и не иметь больше возможности воевать, а так же эксплуатировать подневольных соплеменников, - крестьянская реформа уже прошла в России и шла на всем Кавказе, - адыгским князьям и дворянам совсем не нравилась. Вот почему они, а с ними и большинство их подданных и переселялись в Турцию. Стремление к «воинскому образу жизни», а т побудило не только западных адыгов, а и тысячи кабардинцев, чеченцев, дагестанцев и прочих переселиться в Турцию. Немаловажную роль, в отличии от западных адыгов, тут играло стремление жить в мусульманском государстве по мусульманским законам.
Помимо того, что Хотко осознанно и целенаправленно лжет, говоря о «депортации» и «лагерях смерти», он ни единым словом не пишет об огромной материальной помощи России при переселении адыгов. Не пишет о денежном пособии выделяемом российской властью каждой семье переселенцев, о найме на русские деньги кораблей, о бесплатной продовольственной помощи, о том, что адыгов пред переселением расселяли в домах казаков, которые переселенцам помогали. Ни о чем этом в книге Хотко нет ни единого слова. Не пишет он и о том, что адыги имели возможность продать, правда, ввиду малого числа покупателей, за небольшие деньги, свое имущество, что они сохраняли при переселении свое оружие.
Приводя ни 200- странице книги «священную цитату» И.Дроздова и картину некого «европейскоего художника», Хотко не подумал, что само изображение на картине «покидающих горы черкесов» с ружьями, саблями и кинжалами, – полностью опровергает дикую цитату «И.Дроздова».
Дальнейшая часть его книги, начинаюя с VI главы, посвящена истории адыгов с 1862 года. Уже как народов разделенных историей на турецкую и российскую части, а так же о современной истории этих народов.
Продолжение следует
