Книга Сергея Нечаева «Торквемада» является прекрасным образцом того, как жесткие рамки жанровых требований (в данном случае имеется в виду жанр краткой популярной биографии) могут негативно влиять на качество работы. Самого историка трудно заподозрить в непрофессионализме, так как он является не только автором ряда исторических статей, из под его пера вышло несколько работ о Наполеоне, биография Жанны Д’Арк, а его книга "Жозефина Бонапарт" была признана газетой "Книжное обозрение" лучшей научно-популярной исторической книгой 2005 года. Однако биография Томаса де Торквемады Сергею Нечаеву, несмотря на столь обширный опыт, не вполне удалась.
Автор достаточно обстоятельно начинает свой рассказ о Томасе Торквемаде. Сразу стоит оговориться, что оптимальным названием для работы С.Ю.Нечаева было бы «Испания во времена Торквемады», так как книга представляет собой не столько жизнеописание генерального инквизитора, сколько рассказ о становлении испанской (точнее кастильской) государственности в последнюю треть XV века.
Как всякий обстоятельный ученый С.Ю.Нечаев начинает с уточнения ключевых понятий, касающихся истории испанской инквизиции (аутодафе, марраны, кондорсе и т.д.) и разбора некоторых распространенных заблуждений, касающихся этого общественного института и личности ее первого главы. К примеру, становится ясно, что средневековая, испанская и итальянская инквизиции – это «три большие разницы». Автором разбирается также миф о еврейском происхождении самого Торквемады. Анализируя различные источники, Нечаев приходит к выводу, что Торквемада точно не был крещеным евреем, хотя некоторые его предки могли ими быть, однако доказать это невозможно. Путаница усиливается неопределенностью понятия «кондорсе», которое обозначает как «выкрестов», так и их потомков. Историк также указывает на недопустимость распространенного отождествления двух исторических фигур – Томаса де Торквемады, первого генерального инквизитора Кастилии, и его дяди, кардинала Сан-Систо, Хуана де Торквемада.
Однако после обстоятельных вступительных глав, к котрым можно отнести и описание юности и начала монашеской жизни Торквемады, текст книги перестает быть монолитным, распадается на несколько практически не связанных между собой фрагментов. Часть из них, как и первые страницы, написны в хорошем, приближенном к академическому, стиле. Напимер, параграфы о королеве Изабелле Кастильской и ее муже, Фердинанте Арагонском. Скорее всего, эти разделы стали переработкой опубликованных ранее статей С.Ю.Нечаева[1]. При этом описываемые события зачастую имеют к основному персонажу, Томасу де Торквемада, только косвенное отношение.
В отличие от четко изложенного описания борьбы Изабеллы Католической за власть, гражданских и внешних войн, процесс становления, усиления, изменения испанской инквизиции описан очень размыто. Здесь стремление историка к академической объективности переходит в нерешительность человека, не определившегося с отношением ко ключевым фактам. Автор цитирует как обличительные по отношению к герою его книги тексты, так и «апологетические». При этом отношение к Торквемаде и возглавляемой им инквизиции самого С.Ю.Нечаева вплоть до заключительного параграфа («Еще несколько слов в защиту Томаса де Торквемада»), остается непроясненным. Сергей Нечаев то проникается пафосом ненавистников инквизиции, то встает на сторону ее защитников.
К недостаткам изложения можно отнести также стилистические разрывы. Наукообразный текст может прерываться написанными в духе исторического романа диалогами между Фердинантом Арагонским, Изабеллой Кастильской и ее духовником, Торквемадой. Искушенного читателя может также удивить отсутсвие в тексте ссылок на первоисточники, а также неполная библиография. Как было указано выше, все эти «дефекты» изложения – следствие накладываемоых на автора и его работу ограничений, предусмотренных спецификой малой серии «ЖЗЛ»
Однако книга о Торкемаде имеет и еще как минимум один изъян, который не детерминирован «жанровыми своеобразиями». На протяжении всего текста Сергей Нечаев многократно повторяет, что недопустимо соотносить методы инквизиции с современными представлениями о гуманизме, религии, правосудии и о мире вообще. То есть мировоззрение XV века в корне отличается от нашего. Однако анализ работ, посвященных исследованию специфической оптики, системы очевидностей, категорий, координат, определяющих действия людей того времени, в том числе допускающих охоту на ведьм, напрочь отсутствует. А ведь серьезные работы на эту тему есть, к примеру, не так давно вышедшая на русском языке книга французского философа Рене Жирара «Козел отпущения».
Не смотря на указанные выше недостатки, которые бросаются в глаза только слишком придирчивому читателю, книга вполне достойна прочтения хотя бы по причине значимости для истории ее главного героя. При жизни Томаса де Торквемада произошли (в том числе и при его непосредственном участии и влиянии) ключевые события испанской истории: освобождние от папского влияния, объединение Кастилии и Арагона, завершение реконкисты, открытие Колумбом Америки.
Книга интересна еще и достаточно большой подборкой свидетельств и мнений историков, философов, теологов, иерархов церкви и ее критиков (от основателей святого трибунала до протодьякона Андрея Кураева) об инквизиции и о Торквемаде . Главное достижение автора – подрыв традиционного мнения об этом институте как о средневековом гестапо (за несколько веков существования инквизиции казнено было лишь несколько тысяч человек[2]). И сам Торквемада не был таким уж кровавым, жестоким человеком, а скорее «эффективным менеджером», в силу личных качеств и глубокой веры превратившим инквизицию в хорошо работающую машину выявления и наказания еретиков, которая, по мнению многих исследователей была не только эффективней, но и гуманней в своих методах, чем существовавшие на тот момент в Европе светские суды. Да и сами подсудимые, как правило, вовсе не были невинными жертвами, а представляли собой реальную угрозу для целостности общества и государства: «В Средние века мир не ведал полутонов и нейтралитета. Любой компромисс на деле оказывался уловкой, тактическим ходом, но вовсе не решением, устраивающим обе стороны. И надо отметить, что в большинстве случаев именно еретики выступали зачинщиками смут» (с.98).
Мнение же о том, что инквизиция напрямую боролась с иудаизмом (и исламом), в корне неверно. Дело в том, что под юрисдикцию святого трибунала подходили только крещеные граждане Испании. По отношению к необращенному в христианство еврею инквизиция не могла в принципе применить какие-либо санкции, в отличие от их крещеных соплеменников, если последние продолжали втайне совершать обряды предков. Преследование иудея могло быть санкционировано только в случае, если он склонял кондорсе к иудаизму. Эта неприкосновенность иноверцев, конечно, не могла устроить генерального инквизитора. Во многом именно из-за стремления к тотальному контролю над населением Кастилии и Арагона, Торквемада инициировал кампанию по изгнанию некрещеных евреев из страны, законодательно оформленную эдиктом Изабеллы и Фердинанта от 31 марта 1492 года. Нужно, однако, понимать, что это был акт религиозной, но не расовой нетерпимости. Тем более это не похоже на геноцид. Искренне принявшие христианство евреи не были принуждены к этому исходу.
Добившись подписания злополучного эдикта, Торквемада достиг следующего результата: население подконтрольных инквизиции и королевской власти территорий стало гомогенным. Гражданская нация совпала с католической общиной Кастилии и Арагона. При Торквемаде также из высших эшелонов власти были вытеснены старые потомственные гранды, на место которых пришли лично обязанные королевской фамилии своим возвышением, новые дворяне. Возможно, такое насильственное приведение народа к общему знаменателю стало залогом гражданского мира и позволило Испании стать одной из самых могущественных держав XVI-XVIII веков, подобно тому как в середине XX века после брутально проведенных коллективизации и индустриализации, чистки старых элит СССР выиграл войну и мощно рванул вперед.
Феномен инквизиции интересен также для исследователей взаимодействия разных типов и уровней власти. Возвращаясь к специфическому мировоззрению времен Томаса де Торквемады, можно отметить, что церковь в этот исторический период занимала в системе правосудия то же место, что сейчас занимает клиника или криминальная психиатрия. Инквизитор, как и медик, выявляет отклонение, но не от клинической нормы, а от религиозной догмы. Затем проводит расследование своего рода «симптоматики», определяя степень заблуждения, а также способность и желание исправиться, излечиться. Самое интересное в этой аналогии (или гомологии) заключается в том, что сам акт аутодафе, наказания, инквизиция осуществить не была уполномочена. Сожжением на костре занимались светские власти. Инквизитор, как и судебно-медицинский эксперт, лишь определял меру вины и рекомендовал суду ту или иную меру пресечения.
Очевидность медицинской власти в судебной сфере была проблематизирована в конце XX века Мишелем Фуко («Рождение клиники», «История безумия» и др.) , а также исследованиями в области био-медицинской этики, например, в работах отечественного философа П.Д.Тищенко. Но эта схема междисциплинарного взаимодействия клиники, суда и тюрьмы продолжает функционировать. Факты и мнения современников инквизиции и ее историков, изложенные в книге Сергея Нечаева, представляют ценность еще и потому, что демонстрируют не только генезис, функционирование, трансформацию такого рода очевидностей, но и пути их преодоления. Возможно, читатель, осознав всю странность, непрозрачность априорных оснований сцепления церковного оценивающего взгляда и монаршей карающей длани, увидит проблему и в системе, в которой по решению врача человека изолируют или приговаривают к смертной казни.
