Введение
Всего лишь год назад – летом 2008-го - российские элиты были уверены, что современной России ничто не угрожает: экономический рост бесконечен, сырьевая модель экономики – непотопляема, гламурному авторитаризму, который в полной мере сложился за минувшие 10 лет, нет убедительной альтернативы, а президентство Медведева станет едва ли не увеселительной прогулкой. Полемика, в основном, сводилась к тому, останется ли Дмитрий Медведев президентом, а Владимир Путин премьер-министром до 2016 года, захочет ли Путин вернуться на президентский пост, как сложится конфигурация власти к 2020 г. и так далее. Лишь немногие наблюдатели (в том числе – эксперты Института национальной стратегии) предупреждали, что Россия войдет в тяжелый и затяжной кризис вскоре после избрания третьего президента. Но элитам не хотелось этого слышать. Не хочется и сегодня. Элитные упования связаны, в основном, с возможным в обозримом будущем восстановлением «справедливых» (т.е. сверхвысоких) цен на сырую нефть – главный параметр и условие развития современной российской экономики. Чтобы снять с себя ответственность за возникновение и драматические последствия кризиса, представители власти (и правящей элиты в целом) постоянно повторяют, как магическое заклинание, что кризис пришел к нам из США, и мы якобы не могли ни предвидеть, ни предотвратить его разумным путем. (Хотя достаточно было обращать внимание на соответствующие прогнозы и оценки, которые отнюдь не были секретными). «День простоять, да ночь продержаться» - вот логика российской элиты. Классическая логика временщиков.
А тем временем кризис может вообще подвести черту под существованием России как единого целостного государства, существующего неразрывно в настоящем, прошедшем и будущем. К тому есть все осязаемые предпосылки. Нам уже приходилось писать, что в сегодняшней России мы видим признаки не только глубокого системного кризиса, выходящего далеко за пределы экономики, но – черты цивилизационного упадка. Которые нередко проявляются в облике различных цивилизаций по достижении ими критического исторического возраста (1 200 лет). Если отсчитывать историю российской цивилизации от IX века, мы вплотную приблизились именно к этой возрастной черте.
Этот доклад обращен к президенту России. Не к физическому лицу Медведеву Д. А., а именно – к главе государства. Как высшей и финальной инстанции ответственности за то, что происходит в нашей стране и с нашей страной. И только от президента, в конечном счете, зависит возможное кардинальное изменение властного курса, равно как и качественная модернизация элит.
Мы не питаем иллюзий. Мы понимаем, что Дмитрий Медведев выдвинут на президентский пост нынешней правящей элитой как представитель и выразитель ее жизненно важных интересов. Он пришел на высший государственный пост в 2008 году не для того, чтобы резко изменить курс своих предшественников. Его изначальным заданием было обеспечение стабильного функционирования существующей, постсоветской модели существования и развития России. И отдельные признаки «оттепели», которые мы наблюдали весной – ранним летом 2009 г., свидетельствуют, скорее, о стремлении уйти от фундаментальных институциональных изменений, подменив их тактическими шагами навстречу общественному мнению.
Но, тем не менее, мы не считаем, что смена курса в принципе невозможна. Под давлением жестких исторических обстоятельств российская власть теоретически может пойти на единственно правильные решения. Так бывало прежде в нашей истории. И принять такие решение способен только президент как носитель исключительного статуса и особой роли в российском государстве.
В России невозможна «цветная революция» по образу и подобию тех, что произошли в 2003-2005 гг. в Грузии, на Украине и в Киргизии. Поскольку у России – качественно иной исторический опыт государственности. Пока первое лицо государства (монарх, президент – как бы его ни называли формально) легитимно, восстание против верховной власти невозможно. Не случайно все великие русские бунтовщики либо провозглашали себя легитимными царями, либо убеждали народ, что действуют в интересах и по воле царя. И оставались успешны лишь до тех пор, пока им удавалось успешно ассоциировать себя с царской властью. Как только обман вскрывался – социальная база мятежа разваливалась.
Когда же высшая инстанция власти утрачивает в глазах народа легитимность, наступает крах государственности. Который, в некоторых случаях, потом называется в учебниках истории «революцией». Но это не мирная смена власти, а именно крах. Альтернативой такому краху может быть «революция сверху» - радикальная смена политики Кремля по инициативе самого Кремля.
Посильные соображения касательно преодоления постсоветской модели и очертаний новой, альтернативной модели, приводятся в этом докладе.
Постсоветская модель и ее закат
Сегодня мы наблюдаем в России не просто экономический кризис, но крах самой постсоветской модели развития.
Следует отметить, что подобная модель развития присуща практически всем странам СНГ (кроме Белоруссии, где реализована не постсоветская, но неосоветская модель). Однако настоящий доклад посвящен исключительно российской проблематике, вызовам и угрозам, которые возникают для России в связи с исчерпанием постсоветской модели развития, и возможностям системного ответа на эти вызовы.
Что такое постсоветская модель развития?
Классическая постсоветская модель для России, которая, в целом, сложилась во второй половине 1990-х, однако приняла стабильные очертания в 2000-2008 гг., предполагала (предполагает):
·
Преимущественную ставку правящей элиты на утилизацию и эксплуатацию советского наследства в противовес модернизации;Элиты могут сколь угодно много говорить о модернизации, но фактически логика утилизации несовместима с нею, потому в реальности модернизации не происходит даже на уровне постановки реальных (а не исключительно пропагандистских) задач.
·
Опору на один (избранный) экспортнориентиорованный сектор экономики (в РФ – нефтегазовый комплекс, подобно тому, как на Украине – металлургия и т.п.) в ущерб развитию других отраслей· Критически высокий уровень зависимости экономики от внешних факторов, в частности, экспортной конъюнктуры в «избранном» секторе экономики, притока спекулятивных иностранных инвестиций, а также импорта товаров, услуг и технологий
Удельный вес природных ресурсов и продуктов их первичной переработки в общей структуре экспорта страны за период 2000-2007 гг. колебался от 78,2% в 2002 г. до 85,5% в 2006-м, а экспорт машин, оборудования и транспортных средств снизился с 9,4% в 2002 г. до 5,6% в 2007-м. За тот же период импорт продовольственных товаров увеличился в 3,7 раза, машин, оборудования и транспортных средств – в 9,6 раз, товаров широкого потребления – в 4,3 раза. Западные компании производят уже 70% геологоразведочных работ в нашей нефтедобыче. В городах-миллионниках зависимость от импорта продовольствия составляет около 75%, импорта лекарственных средств – 67%, многие потребительские товары повседневного спроса в настоящее время в России не производятся.
·
Последовательное упрощение экономических, социальных, политических и управленческих конструкций; любые простые решения представляются элитам более надёжными, а сложные – потенциально либо актуально рискованными; лишние сущности (политические, экономические, культурные, информационные) – отсекаются· Развивающийся и углубляющийся авторитаризм как неизбежный гарант политико-социальной стабильности в условиях данной модели развития.
Критериями успешности подобной модели, с точки зрения элит, являются:
- определенный набор краткосрочных формальных экономических и сопутствующих показателей (рост ВВП, размер накопленных финансовых резервов, индексы фондового рынка и др.);
- постоянный рост потребления – как элитного, так и низового.
Разумеется, постсоветская модель развития, исходя из ее жизненно важных оснований и характеристик, может быть успешной только при условии благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры, включая:
- Цены на энергоносители и продукты их первичной переработки.
Если в 2004 г. среднегодовая цена на нефть марки Urals составляла $34,4/барр., то по итогам 2008 г. - $94,4/барр. Рост положительного сальдо торгового баланса, увеличение золотовалютных резервов Банка России, накопление средств в суверенных фондах, составивших на 1 января 2009 г. $225,1 млрд., способствовали консервации сырьевой (колониальной) модели экономики.
- Доступность внешних кредитных ресурсов.
За период 2004-2008 гг. внешний долг негосударственного сектора возрос с $108,0 млрд. по итогам 2004 г. до $451,9 млрд. на 1 января 2009 г. Всего же внешний долг Российской Федерации на 1 января 2009 г. составил $484,7 млрд.
- Масштабный приток иностранного спекулятивного капитала, так называемых «глупых денег», стимулировавших резкий рост фондового рынка.
По итогам 2004 г. индекс РТС составил 614,1 пункта, а 19 мая 2008 г. достиг абсолютного максимума в 2498,1 пункта. Повышение капитализации российских компаний, чьи акции котировались на российских и иностранных биржах, позволило, в свою очередь, российским заемщикам привлечь крупные кредиты на внешнем рынке. Досрочная выплата Россией государственного долга также имела фактической целью облегчить доступ корпораций к зарубежным кредитным ресурсам и оптимизировать условия корпоративных заимствований.
Сегодня мы должны констатировать: основания постсоветской модели развития для России подорваны, в силу чего сама модель становится более не жизнеспособной.
Это и составляет суть специфически российского преломления мирового экономического кризиса.
Важнейшим с точки зрения жизнеобеспечения государства является фактор исчерпания ресурсов и резервов советского наследства. Неуклонный и неумолимый износ советской инфраструктуры – как материально-технической, так и социальной, – постепенно, даже на фоне благополучных минувших лет, ставил Россию перед серьезным вызовом. Тот факт, что к этому заранее известному вызову прибавились ставшие для многих неожиданностью ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры и циклический спад, качественно усугубляет ситуацию, переводя ее в формат системного кризиса.
Текущий этап экономического кризиса
В последнее время представители политического и экспертного сообщества по-разному определяют место России в кризисной системе координат. Одна точка зрения состоит в том, что кризис в России либо уже достиг своего «дна», либо достигнет его в ближайшие месяцы. Альтернативный подход подразумевает, что нас ждет дальнейшее ухудшение финансово-экономической и социальной ситуации.
«Оптимисты» полагают, что некоторые формальные показатели – в частности, коррекция цен на нефть, укрепление рубля на протяжении последних двух месяцев, относительный рост фондовых индексов и т.п. – позволяют говорить о том, что кризис близок к исчерпанию, и катастрофические потрясения нам в обозримом будущем не грозят.
В период с 1 февраля по 19 июня 2009 курс рубля колебался в коридоре 30,5131-36,3387 руб. за один доллар США. За указанный период индекс РТС вырос с 535,04 пунктов до 1011,38 пунктов (максимальное значение - 1180,56 пунктов - было зафиксировано 2 июня 2009 г.), индекс ММВБ – с 619,27 пунктов до 1020,98 пунктов (максимальное значение – 1206,21 пунктов было зафиксировано также 2 июня 2009 г.). Цены на нефть колебались в коридоре $38,10-70,87 (цена нефтяной корзины OPEC).
Однако, по нашему мнению, нет никаких оснований утверждать, что локальное выправление нескольких показателей знаменует выход из рецессии. Напротив, комплексный анализ ситуации дает больше оснований для пессимистической оценки дальнейшего развития событий.
В банковском секторе возрастает удельный вес просроченной кредиторской задолженности, увеличивается безработица, мировые рынки, от ценовой стабильности которых более чем наполовину зависят поступления в федеральный бюджет, далеки от восстановления. Собираемость налогов снижается, резервы могут быть израсходованы уже в следующем году, Россия стоит на пороге необходимости вновь после «тучного» десятилетнего перерыва осуществлять внешние заимствования.
Согласно данным Росстата, падение промышленного производства в мае 2009 года по отношению к аналогичному месяцу 2008 года ускорилось до 17,1% с 16,9% в апреле и 13,7% в марте. За первые четыре месяца 2009 г. Федеральная налоговая служба собрала в бюджетную систему 2,7 трлн руб. — на 20,9% меньше, чем год назад. Налоговые доходы федерального бюджета рухнули еще сильнее — на 34,4%. Наибольшее снижение – по сборам НДПИ (-52,8%) и налогу на прибыль (-46,8%). Федеральная служба государственной статистики (Росстат) в конце мая сообщила, что в апреле 2009 общая численность безработных в нашей страны выросла на 200 тыс. человек и достигла 7,7 млн. человек, что составляет 10,2% экономически активного населения России. Снижение инвестиций в основной капитал в марте 2009 г. по сравнению с мартом 2008 г. составило 15,4%.
До настоящего времени Россия получила лишь первые проявления экономической и социальной нестабильности. Во второй половине 2009 г. и в 2010 г. следует ожидать полномасштабного экономического кризиса со всеми сопутствующими признаками: падением промышленного производства, огромным дефицитом бюджета, инфляцией в десятки процентов, массовыми банкротствами предприятий финансового и реального сектора, увеличением серого сектора экономики, обнищанием до трети населения. Предотвратить такое развитие событий сегодня представляется все менее вероятным.
Некоторые последствия кризиса для национальной экономики и социальной сферы
Негативными последствиями экономического кризиса, продолжительность которого в России составит не менее 30 месяцев, могут стать:
- дефицит федерального бюджета, который даже по официальным прогнозам Министерства финансов РФ, в 2009 г. составит не менее 7,4% ВВП (3,0 трлн. рублей), в 2010 г. - 5% ВВП (2,2 трлн. рублей), в 2010 г. – 3% ВВП (1,3 трлн. рублей). Фактически же в 2009 г. дефицит федерального бюджета будет значительнее, так как, во-первых, правительство планирует дополнительно профинансировать проведение антикризисных мероприятий, а во-вторых, в I квартале 2009 года поступления в консолидированный бюджет РФ снизились на 9,2% и составили 1,5 трлн. рублей. В то же время, по данным Минфина, объем средств Резервного фонда, из которого финансируется дефицит федерального бюджета, в настоящее время составляет 4,1 трлн. рублей. Таким образом, средства Резервного фонда закончатся уже в 2010 г.;
- обнуление, а затем переход к отрицательным значениям показателя сальдо платежного баланса страны на фоне необходимости сохранения фиксированных объемов импорта продовольствия, лекарственных средств, ряда товарных позиций потребительского сектора;
- возобновление девальвации рубля в конце 2009 г., а в 2010 - 2011 г. - преодоление психологически важного рубежа в 100 руб./$1, вхождение в долгосрочный период «высокого» курса доллара;
- падение в 2010 г. темпов промышленного производства не менее чем на 30% в сравнении с показателями 2008 г.;
- двукратный рост безработицы во второй половине 2009 г. – первой половине 2010 г.;
- увеличение фактической инфляции до 20-23% в 2009 г. и 25% в 2010 г., основными причинами которого явятся: девальвация рубля, рост тарифов естественных монополий, снижение конкуренции на потребительском рынке, дальнейшее увеличение масштабов коррупции;
- обнищание населения – уже в 2010 г. число граждан страны, проживающих за чертой бедности, превысит 40 млн. человек;
- ускорение депопуляции, вызванное, в частности, ростом числа самоубийств, распространением алкоголизма и наркомании, ростом числа абортов, отсутствием у миллионов россиян доступа к квалифицированной медицинской помощи (в том числе из-за финансовой недоступности такой помощи);
- рост этносоциальной напряженности за счет дополнительной криминализации диаспоральных / мигрантских сообществ в условиях кризиса, растущая в среде мигрантов угроза массовых беспорядков, катализирующих межэтническую вражду;
- развитие центробежных тенденций в социально-экономической политике регионов, которое может проявиться, в частности, в протекционистских действиях, ограничении вывоза товаров за пределы тех или иных субъектов Федерации, задержках и в дальнейшем в отказах от перечисления налогов и сборов в федеральное казначейство, принятии региональных законодательных актов, не соответствующих федеральной нормативной базе, разработке и реализации региональных антикризисных программ, идущих вразрез с федеральными антикризисными мероприятиями;
- нарастание регионального сепаратизма в национальных республиках, некоторых регионах Дальнего Востока, а также в Калининградской области.
- корпоративные дефолты крупнейших российских компаний по российским и иностранным займам.
Рассчитывать на сравнительное быстрое завершение кризиса, как это делают определенные представители исполнительной власти, не приходится: поскольку основные кризисогенные факторы останутся в силе на протяжении, как минимум, ближайших 3 лет. В их числе:
- невозможность получения Россией и российскими экономическими субъектами дешевых кредитных ресурсов от западных финансовых институтов, что будет связано с кризисом доверия к компаниям развивающихся стран, необходимостью финансировать национальные экономики развитых стран, а также сжатием денежной массы;
- отсутствие условий для достижения докризисных показателей капитализации российских предприятий по тем же причинам, что сделает невозможным привлечение ими капиталов посредством размещения ценных бумаг;
- отсутствие перспектив существенного (качественного) улучшения сырьевой конъюнктуры, аналогичного периоду 2004 - первой половины 2008 гг.;
- износ инфраструктуры, созданной еще в советское время (степень износа основных фондов на начало 2007 г. по всем отраслям промышленности находилась на уроне 50%, физический износ инженерных коммуникаций в 2008 г. колебался по разным группам от 54 до 65%).
Факторы, усугубляющие экономический кризис.
Перечисленные негативные последствия кризиса усугубляются двумя чрезвычайно важными факторами, в свете которых общие риски многократно возрастают и которые, при определенном развитии событий, способны превратить кризис в катастрофу.
1. Безответственность экономических и административных элит.
Правящему классу страны – в том виде, как он сложился в 1990-е годы и сохраняется до сих пор, на основе аффилированных отношений крупного бизнеса и большей части бюрократии – присущ острый дефицит социальной и национальной ответственности. В своей основной части правящий класс РФ ориентирован на краткосрочную выгоду и локальные финансовые интересы (включая безопасность оффшорных авуаров, сформированных в результате вывоза капитала из России в минувшие полтора десятилетия). Действия его представителей зачастую входят в противоречие не только с национальными приоритетами, но и с объективными / долгосрочными классовыми интересами крупного капитала в РФ.
В ситуации экономического кризиса эти особенности российского правящего слоя проявляются с особой остротой. Антикризисные меры, принятые правительством в период с середины сентября 2008 г., были направлены, в первую очередь, на обеспечение жизненно важных интересов нескольких десятков представителей правящей элиты, скорее, чем на стабилизацию финансово-экономической ситуации в целом. Фактически был открыт этап негласной приватизации государственных финансовых резервов, возникших в результате сырьевого бума 2004 – первой половины 2008 гг.
Так, в рамках правительственных антикризисных мер в первоочередном порядке удовлетворялись заявки преимущественно крупнейших олигархических структур, которые были не только во многом ответственны за финансово-экономический кризис в РФ, но и располагали значительными возможностями решения своих финансовых проблем без государственной поддержки. В частности, совокупный объем дивидендных выплат, выплаченных прежде оффшорным компаниям, представляющим фактических владельцев российских корпораций, значительно превосходит суммы кредитов, которые эти владельцы получили (или планируют получить) от государства через ВЭБ или иными каналами. Однако ключевые представители российской экономической элиты не воспользовались собственными средствами, чтобы расплатиться с кредиторами, а поспешили прибегнуть к государственной помощи. Подобное поведение отражает один из системообразующих принципов российской правящей элиты: капиталы, размещенные за пределами России, не могут использоваться для решения каких бы то ни было проблем, возникающих в российском экономическом пространстве.
Понятно, что при подобном подходе трудно ожидать от бизнес-элиты ответственного поведения в условиях кризиса, а от антикризисных действий правительства – желаемой эффективности. Ключевым результатом этих действий стала интенсификация бегства капитала и девальвации рубля. Значительная часть финансовой помощи, предоставленной государством крупному капиталу, немедленно оказалась на валютном рынке и была направлена на покупку иностранной валюты, что резко усилило давление на рубль и, одновременно, заставило финансовые власти увеличивать расходы на предотвращение краха рубля.
Председатель правительства РФ Владимир Путин неоднократно подчеркивал, что на поддержку банковского сектора страны выделено порядка 5 трлн. рублей, однако, как видно из показателей банковской ликвидности и динамики кредитных ставок (показатели банковской ликвидности снизились с 703 млрд. рублей на 1 октября 2008 г. до 629 млрд. рублей на 19 декабря 2008 г., а индикативная ставка предоставления 3-месячных рублевых кредитов (депозитов) на московском денежном рынке — MosPrime Rate — возросла с 9,1% на 1 октября 2008 г. до
21,8% годовых на 31 декабря 2008 г.), эти средства ни в банковской системе, ни реальном секторе российской экономики не задержались, были конвертированы, чем создали беспрецедентное давление на курс рубля, и впоследствии выведены за границу. По нашим оценкам, при отсутствии искусственного стимулирования девальвации рубля со стороны правительства РФ и Банка России, курс рубля к американскому доллару на 1 января 2009 г. не превысил бы 26,4 руб./$1. В действительности курс национальной валюты составил на указанную дату 29,4 руб./$1.Инициированная правительством РФ девальвация национальной валюты, по данным Агентства по страхованию вкладов, позволила получить банковским структурам до 900 млрд. рублей дополнительной прибыли лишь за ноябрь 2008 г. – январь 2009 г. По нашим подсчетам, объем «девальвационных» доходов банковского сектора за данный период составил не менее 1,5 трлн. рублей. Получение столь значительных доходов позволило выплатить крупнейшим российским банкам огромные бонусы топ-менеджменту. Так, бонусные выплаты руководству четырех «системообразующих» банков по итогам 2008 г. составили: в Газпромбанке – 1005,9 млн. рублей 14 членам Правления, в Сбербанке - 933,6 млн. рублей 23 членам Правления, в Россельхозбанке – 187,5 млн. рублей 9 членам Правления, в ВТБ только за IV квартал 2008 г. – 131,4 млн. рублей 11 членам Правления.
Экономико-бюрократическая элита не прилагает должных усилий к нивелированию последствий экономического кризиса, зачастую напротив – использует кризис, в значительной мере, для обеспечения своих сугубо частных интересов.
2. Объективное ослабление института президентства в переходной ситуации «двоевластия».
Современному российскому обществу присущ не только правовой, но, шире, институциональный нигилизм – глубоко укорененное недоверие к органам государственной власти и иным публичным институтам. Эту тенденцию несложно проследить по рейтингам доверия к органам власти на всех уровнях. Подобающим доверием на протяжении минувших лет пользовался лишь институт президентства. Вне зависимости от личностей, занимающих высший государственный пост, этот институт является несущей конструкцией российской политической системы, поскольку, в сложившейся системе, лишь он соединяет в себе публично-представительную и реальную распорядительную власть. Как следствие, он и только он обеспечивает взаимосвязь властной системы с обществом и производит жизненно необходимый государству фермент доверия – ограничивая от имени народа всевластие бюрократии.
Данное прочтение президентской власти в России закрепилось в годы правления В. Путина и оказалось созвучно общественному сознанию. Склонность к восприятию первого лица как «некоронованного монарха» присуща не только российской политической культуре, но и политической культуре некоторых других европейских стран (сам термин был введен применительно к голлистской политической системе Франции).
Эту склонность не следует понимать в том смысле, что любой глава государства получает автоматический кредит доверия в обществе. Подчас, напротив, монархический стереотип президентской власти оборачивается глубоким скепсисом и негативизмом в адрес конкретных ее носителей. Позитивное или негативное преломление этого стереотипа зависит не столько от личностных особенностей лидера, сколько от соблюдения определенного политического ритуала, который состоит из нескольких элементов:
- Некоронованный монарх исключителен – не в смысле личных достоинств, а в смысле своего положения в политическом пространстве, у него не должно быть прямых соперников, публично покушающихся на его прерогативы;
- Некоронованный монарх выше персональной критики – публичная критика в адрес непосредственно первого лица (в отличие от нижестоящих лиц или даже системы как таковой) подрывает основы данной системы;
- Некоронованный монарх надпартиен – не только формально, но и по существу (он не может быть заложником «кружковых» предпочтений и противоречий);
- Некоронованный монарх стоит над разделением властей и над законом – гарантируя действие права и политической системы «извне», в том числе, через применение исключительных полномочий в чрезвычайных ситуациях.
Сложившаяся после президентских выборов 2008 года модель власти – в рамках которой экс-президент воспринимается, в значительной мере, как носитель публичного лидерства и контрольных позиций в госаппарате – фактически ведет к институциональному ослаблению президентского поста, который лишается своей исключительности в публичном пространстве и безусловного оперативного верховенства. Вместе с этими свойствами – опять же, вне зависимости от личностей – он утрачивает и потенциал по производству доверия между властью и обществом. Таким образом, «удвоение» политического лидерства оборачивается его атрофией и разрывом связи между государством и обществом, что на фоне обозначенных выше вызовов представляет особую опасность.
Таким образом, в сочетании с кризисом института президентства в переходной ситуации двоевластия и хронической безответственностью элит, динамика социально-экономического кризиса ставит под вопрос не только сложившуюся политическую систему, но судьбу государственности России в целом.
Сегодняшнее положение российского государства можно сравнить с предкатастрофической ситуацией 1915-1916 и 1989-1990 гг. В обоих случаях Россия столкнулась с необратимым системным кризисом прежней модели развития. И в обоих случаях фундаментальным фактором было саморазрушение государственности из-за деградации правящих элит и властных институтов, а не революционное восстание против нее. Дважды на протяжении минувших ста лет государство в России было демонтировано не «революционными массами» и не внешними силами, а, прежде всего, собственными элитами – и центральная власть не сумела что-либо противопоставить этому, оказавшись в критический момент лишенной необходимой инициативы и опоры в обществе.
И перед февралем 1917-го, и перед августом 1991-го (когда СССР фактически прекратил свое существование, хотя конвульсии советской империи продолжались еще 3 месяца), российская власть стояла перед принципиальным выбором:
- сменить устаревшую модель развития посредством революционных по своему характеру преобразований («революции сверху»);
или
- поддерживать инерционный характер развития ситуации, рассчитывая на внутренние ресурсы / резервы прежней модели развития.
В обоих случаях в XX веке был сделан второй выбор, что и приводило дважды, как мы имеем все основания утверждать, к краху нашей государственности.
Сегодня Россия и ее верховная власть – в третий раз за последние 100 лет – стоит перед точно таким же выбором.
Как нам предотвратить крах?
Разрастание социально-экономического кризиса закономерно и неминуемо. Но избежать его перерастания в историческую катастрофу, как мы полагаем, вполне возможно – прежде всего, в том случае, если государственной власти удастся:
- избрать для страны новую модель развития, подведя двойную черту под постсоветским периодом нашей истории;
- обрести широкую социальную опору, качественно изменив свои основания.
Общие подходы
Антикризисная политика государства должна быть ориентирована не столько на купирование «временных трудностей», возникших перед страной, сколько на решение ряда фундаментальных проблем ее общественно-политического развития – которые предельно обострены экономическим кризисом, но отнюдь не порождены им. И которые, по большей части, имеют внеэкономическую природу.
До сей поры, именно осознание внеэкономических аспектов этих проблем (таких, как недоверие к институтам власти, системная коррупция, социальное расслоение, деградация человеческого капитала, межэтническая и региональная напряженность) и выработка комплексных (а не только финансовых) подходов к их решению – давались российским государственным управленцам с особым трудом. Тема модернизации-и-развития сводилась к дискуссиям о расходовании / инвестировании финансовых резервов государства, поскольку иные ее аспекты обсуждать и, тем более, осуществлять – на порядок сложнее. Но сегодня, когда накопленные резервы и доходная часть бюджета истощаются заметно быстрее, чем того хотелось бы правительственным финансистам, самое время переместить акцент с количественных, исключительно финансовых, на качественные, структурные аспекты и параметры политики развития.
Иными словами, если в докризисный период тот факт, что большая часть наших проблем не может быть решена посредством «заливания деньгами», воспринимался административным сообществом с определенной досадой, то сегодня он выглядит как шанс – на политику одновременно более экономичную и эффективную. «Свободная ликвидность» больше не может служить краеугольным камнем государственного управления. Компенсацией этого выпадающего звена могло бы стать идеологическое обновление государства.
Исторически, идеология – один из важнейших факторов управления обществом, особенно на кризисных и переломных этапах развития. К сожалению, в общественно-политическом контексте сегодняшней России этот фактор серьезно дискредитирован. Причем не столько советским, сколько новейшим опытом его использования. Функция идеологии была сведена к пропагандистскому сопровождению и нарочитой «карнавализации» политического процесса. Можно сказать, что в завершающий период президентства Владимира Путина «идеология» работала «на подпевках» у главного действующего лица российской общественно-политической сцены – свободной ликвидности, – причем, подчас, основываясь на той же презумпции презрения к аудитории, что и индустрия российской поп-музыки («пипл схавает», а «лох оцепенеет»).
С уходом со сцены упомянутого «главного действующего лица» - той самой ликвидности - подобное использование идеологических инструментов представляется не только бесполезным, но и вредным. Сегодня прежняя пропагандистская модель производит обратный эффект и углубляет разрыв между властью и обществом. Перечислим основные факторы ее неадекватности новым условиям:
- Невозможность социального диалога о кризисе. Власть стала заложником бережно созданного вокруг нее с помощью ряда СМИ ореола социального оптимизма. Из-за сложившихся за минувшие несколько лет стереотипов, она лишена возможности открыто обсуждать с обществом системные проблемы и противоречия, накопившиеся в рамках постсоветской модели развития. И главное, невозможность «откровенного разговора» со своей страной в условиях кризиса парализует механизмы социального доверия и партнерства перед лицом общих вызовов и угроз.
- Искусственное отсечение союзников. В прежнюю пропагандистскую модель и, шире, модель управления внутренней политикой были заложены нарочито завышенные условия публичной лояльности, что искусственно ограничивало базу поддержки Кремля в социальных элитах и субэлитах. Поляризация социально активной среды между крайностями «сервилизма» и «радикальной оппозиции» представляла собой технологию искусственного генерирования ложных политических вызовов (вероятно, с целью их последующего «героического отражения» и потребления необходимых для того материальных ресурсов). В условиях нарастания реальных исторических вызовов, эта технология из невинной «аппаратной шалости» превращается в серьезный фактор уязвимости государства.
- Деполитизация общества. Одним из принципов идеологического обеспечения «нефтегазовой стабильности» была ставка на деполитизацию общества, изоляцию большинства населения от политики и политических битв. В условиях обострения социальных проблем и противоречий эта ставка себя не оправдывает, поскольку в критических условиях альтернативой политической активности выступает не пассивно-умиротворенная лояльность, а эскалация социальных патологий, потеря связности и управляемости общества. Кризис приводит общество в движение, и это движение необходимо канализировать в легальные и подотчетные государству формы демократического участия.
Если власть не хочет говорить с легальной оппозицией – ей все более придется общаться с голодными людьми, перекрывающими федеральные магистрали.
Эти и иные признаки исторической неадекватности прежней системы «общественных коммуникаций» Кремля требуют не только определенного обновления образа власти и методов ее работы с общественным мнением, но кардинального переосмысления роли идеологии как фактора политического и социального управления. Сегодня государству жизненно необходима идеология – не как пропаганда, но как публичная система целей, не инструмент преподнесения обществу политики государства, но способ мобилизации самого государства на решение задач его выживания и перехода в новое (посткризисное и постпостсоветское) историческое качество.
Ценностное и риторическое наполнение этой внутренней мобилизации государства уместно сделать предметом отдельного рассмотрения, политическим же ее воплощением нам представляется процесс «революции сверху», который может и должен предполагать радикальные действия власти по следующим основным направлениям:
1. Укрепление государственных институтов.
2. Снижение социального расслоения и политика солидарности.
3. Формирование новых правил игры для бизнес-элиты.
4. Поддержка реального сектора экономики и обеспечение занятости.
5. Формирование новых точек экономического роста.
Рассмотрим спектр первоочередных мер, из которых может состоять пакет радикальных преобразований.
1. Укрепление государственных институтов.
· Формирование качественно нового федерального правительства.
Речь идет не просто о кадровых перестановках того или иного уровня и масштаба, но о создании / восстановлении единственно возможного в данных исторических условиях механизма функционирования власти.
Прекращение двоевластия – условие восстановления института президентства, что, в свою очередь, является условием устойчивости государства в целом и доверия между властью и обществом. Хотя начало восстановления полноты президентской власти можно констатировать уже сегодня, но, к сожалению, историческая ситуация не дает достаточного времени для плавного протекания этого процесса.
Несмотря на то, что нынешний председатель правительства РФ «стягивает» на себя львиную долю ответственности за последствия социально-экономического кризиса и в этом качестве может представляться незаменимым, минусы его премьерства перевешивают этот плюс. Помимо уже упомянутого фактора (эрозия базовой конструкции президентской власти), эти минусы, на наш взгляд, таковы:
- уход с пьедестала высшей власти, при сохранении высокого объема нагрузки и ответственности, в сочетании с острым кризисом прежней, «путинской» модели развития – все это обусловило глубокую демотивацию премьер-министра, которая по-человечески понятна, но несовместима с эффективным антикризисным управлением экономикой;
- экс-президент, он же действующий премьер-министр несет с собой груз личных обязательств перед административными, экономическими, политическими игроками разного уровня – балласт, который зачастую лишает государственную власть необходимой свободы маневра и качественно снижает ее эффективность, равно как и маневренность, столь необходимые в условиях нарастающего и углубляющегося кризиса;
- политическая несменяемость премьер-министра – непозволительная роскошь для российской конституционной системы, особенно в условиях кризиса, поскольку она знаменует и обусловливает бесконтрольность и безответственность государственного аппарата в целом.
Дело, разумеется, не в том, что председатель правительства в российской политической системе – непременно «техническая должность». Напротив, по конституционному замыслу, эта должность является политической. Но политическая должность как таковая предполагает политическую ответственность, равно как и наличие инстанций, приводящих эту ответственность в действие. В случае с премьер-министром, такими инстанциями являются президент и (в меньшей степени) Государственная дума. Но сегодня этот механизм ответственности парализован – он заведомо не заложен в публичный премьерский контракт Владимира Путина. Больше того, этот «публичный контракт» в ходе выборных кампаний 2007 и 2008 гг. был намеренно оформлен таким образом, чтобы уравновесить формальную ответственность председателя правительства перед президентом и парламентом – неформальной политической ответственностью нового состава Государственной думы и, отчасти, нового президента – перед будущим премьер-министром.
В этом смысле, избранная г-ном Путиным (самостоятельно или под решающим влиянием его бизнес-партнеров) модель ухода с поста президента РФ была чревата разрушением и выхолащиванием государственных институтов, «выворачиванием наизнанку» отношений между органами государственной власти. Этот политический эксперимент является кризисогенным сам по себе.
В частности, эксперимент усугубляет и возводит в систему хроническую болезнь российской государственной машины, ощутимую на всех уровнях власти – дефицит личной ответственности чиновника за результаты своей работы. С институционализированной безответственностью чиновника №1 (каковым по определению является премьер-министр) несовместимо не только антикризисное, но и какое бы то ни было эффективное государственное управление.
Возвращение к конституционной норме, выраженное в выдвижении нового премьер-министра, полностью и безоговорочно ответственного перед президентом и парламентом, является, таким образом, насущной потребностью политического момента.
Чтобы уверенно действовать в тяжелых условиях кризиса, новый кабинет министров должен быть одновременно
технократическим – т.е. включать в свой состав авторитетных отраслевых специалистов, а не только «универсальных менеджеров»,
и политическим – т.е. опираться на ответственную и осмысленную поддержку со стороны коалиции основных политических сил страны (от правых либералов до коммунистов).
· Переизбрание Государственной думы.
Формирование нового федерального правительства, ответственного перед президентом и опирающегося на парламентское большинство, потребует усиления представительной функции парламента. То есть избрания нового более сбалансированного состава Государственной думы, адекватного современному состоянию общества и способного взять на себя часть ответственности за государственную политику в условиях кризиса. Сегодня уже совершенно ясно, что клуб бизнесменов и бюрократов, именуемый «Единая Россия», хоть и контролирует конституционное большинство Госдумы, не намерен становиться субъектом политической ответственности. И по-прежнему воспринимает свою роль в политико-экономической системе страны как паразитически-распределительную. Кроме того, «единороссы», в массе своей, считают место своей «партии» (фактически, клуба) в политической системе эксклюзивным и никак не связанным с развитием социально-экономической ситуации в стране.
Демонополизация партийно-политического пространства, которая может и должна сопутствовать сценарию перевыборов, будет способствовать большей устойчивости политической системы. Она, в целом, не снизит уровень влияния президента на законодательную власть по принципиальным вопросам – поскольку его влияние обусловлено не присутствием в Госдуме некоей «президентской партии», но самим исключительным статусом президентского поста в политической системе страны; президент может существенно влиять на Думу, и вообще не имея в ее составе «собственных» политических сил. При этом демонополизация, во-первых, позволит государству частично восстановить обратную связь с обществом, тяжело переживающим кризис, и, во-вторых, обеспечит на перспективу устойчивый механизм ротации правительственных команд.
Российская конституционная модель будет исторически успешной лишь в том случае, если в ее рамках удастся создать политическую систему, гибко и эффективно сочетающую особую роль главы государства как гаранта Конституции и суверенитета с механизмом ответственного правительства. Т.е. правительства, реально опирающегося на парламентское большинство и несущего политическую ответственность за результаты своей деятельности в социально-экономической сфере. Эта политическая ответственность не будет фикцией лишь в условиях конкурентной партийной системы.
Первым шагом к решению названных политико-исторических задач могут стать досрочные выборы Государственной думы.
По итогам досрочных выборов «Единая Россия», при условии массированного использования административного ресурса, вновь получит шанс прийти к финишу первой. Однако конституционного большинства у нее уже не будет – равно как и иллюзий, что можно сколь угодно долго сохранять ситуацию «партии власти без ответственности». В условиях актуализации левой (социальной) повестки дня можно предполагать относительное укрепление позиций КПРФ и «Справедливой России». Кроме того, нарастание кризисных явлений создает предпосылки для появления в Думе (пусть и на «приставном стуле») одной из праволиберальных партий. Однако увеличение думского разнообразия не только не ослабит, но существенно укрепит позиции президента при условии, что думские партии, поддержавшие новое правительство, войдут в состав коллективного субъекта политической ответственности. Формирование такого субъекта и является, по большому счету, основной целью досрочных выборов.
Для достижения этой цели и в рамках ключевых задач, объективно стоящих перед новой Государственной думой Федерального Собрания РФ, представляется также целесообразным снизить ценз на политическое участие и, прежде всего, снять ограничения на участие в избирательном процессе для избирательных блоков (с участием общественно-политических структур, не имеющих статуса партий).
Вопрос о правовых основаниях досрочных выборов Государственной думы остается открытым и подлежит серьезному политико-экспертному обсуждению. Однако, основываясь как на соответствующих положениях действующей Конституции РФ, так и на сложившейся в текущем десятилетии практике реализации различными ветвями власти президентских решений, мы можем предположить, что соответствующая правовая конструкция вполне может быть найдена.
· Формирование ответственного корпуса региональных элит.
В условиях кризиса возрастает вероятность того, что региональные элиты, не чувствуя должной поддержки со стороны Москвы и, вместе с тем, стремясь оправдать себя перед жителями / избирателями собственных регионов, начнут действовать наперекор стратегическим и тактическим решениям федеральной власти.
Первый тревожный звонок уже прозвенел в декабре 2008 г. в Приморье, где органы внутренних дел региона фактически отказались выполнять приказ о разгоне митинга противников повышения пошлин на подержанные автомобили иномарок, а руководитель регионального отделения «Единой России» подал в отставку, солидаризировавшись тем самым с участниками митингов.
В целом, стремление дистанцироваться от политики федерального центра становится все более актуальным для целого ряда региональных руководителей, регулярно выступающих с идеей возвращения выборности губернаторов (Юрий Лужков, Минтимер Шаймиев, Муртаза Рахимов), с критикой сложившихся федеративных отношений и партийно-политической системы (демарш Муртазы Рахимова в июньском интервью «Московскому комсомольцу»), с критикой финансовой политики правительства (Юрий Лужков, вице-губернатор Ленинградской области Григорий Двас), а также с предупреждениями и прогнозами о грядущей катастрофе региональных экономик (например, Александр Хлопонин на VI Красноярском форуме).
Предотвратить нарастание центробежных тенденций можно лишь посредством:
- повышения политического статуса региональных элит;
- возвращения региональным элитам части утраченных ими в текущем (уходящем) десятилетии функций, прав и полномочий.
В таком случае федеральная власть получит возможность делегировать региональным элитам часть ответственности за антикризисные меры, в том числе непопулярные, а регионы не смогут не возложить подобную ответственность на себя.
В прикладном политическом измерении это означает следующее:
- передать законодательным собраниям субъектов Федерации права самостоятельного избрания председателей региональных правительств; определить статус председателя правительства региона как высшего должностного лица соответствующего субъекта федерации;
- ввести (возродить) прямые выборы членов Совета Федерации по мажоритарной системе.
· Восстановление доверия к власти в Вооруженных силах
Массированное применение силы для подавления гражданских волнений – в отличие от регионально-этнических мятежей по образцу ичкерийского, – было бы самоубийственным для государства. Поэтому в условиях кризиса Вооруженные силы РФ важны не как потенциальный инструмент «усмирения» общества, а как его критически важная часть, как массовая социальная опора государственной власти.
Причем в этом качестве армия не менее, а, быть может, и более важна, чем полицейские силы. Сегодня наиболее сложная ситуация сложилась именно во взаимоотношениях Верховного Главнокомандующего с армией. По сравнению со многими другими силовыми структурами, армия не оказалась в числе социальных выгодоприобретателей «нефтегазовой стабильности». Сравнение сегодняшнего состояния основных видов Вооруженных сил с их состоянием на конец 1990-х гг. говорит об усугублении кризиса военно-технического оснащения в период с 2000 по 2008 гг. Состояние личного состава – включая уровень подготовки офицерского и генеральского корпуса – можно оценить как еще более тяжелое, чем состояние вооружений и военной техники. Армейская социальная сфера была серьезно ослаблена целым пакетом мер в рамках «монетизации льгот». Политическое доверие к власти – серьезно подорвано агрессивно-дилетантскими министрами обороны, увольнением из ВС популярных генералов, несвоевременными и непродуманными планами сокращения ВС (принятыми в период правления Владимира Путина, но официально объявленными уже при новом президенте).
Поддержка государственной власти в военной среде неуклонно снижалась, ориентировочно, с момента завершения активной фазы второй чеченской кампании. Успех грузинской военной кампании (август 2008) дал призрачный шанс переломить эту ситуацию. Если экс-президент, при формировании своей базы поддержки, сделал ощутимую ставку на специальные и полицейские службы, то для нового президента было бы важно обрести социальную опору в наиболее широком и ущемленном слое «силовиков» – в российской армии. Для этого, в частности, представляется необходимым:
- Провести амнистию российских военнослужащих – участников боевых действий в Чечне – по преступлениям, совершенным на территории Чеченской республики.
Учитывая очевидную вину государства за неопределенность правового статуса действий российских военнослужащих во время конфликта в Чечне, а также учитывая многократные амнистии в отношении боевиков, подобная мера была бы элементарным восстановлением исторической справедливости.
- Назначить нового министра обороны, обладающего общественным авторитетом и профессиональным опытом в сфере руководства войсками / военного строительства.
- Заморозить т.н. «военную реформу», предполагающую масштабные сокращения офицерского корпуса, ликвидацию целых отраслей военного дела (таких, как военная медицина) и способную стать катализатором социальных, политических и оборонных проблем.
Сокращение ВС должно быть отложено, по меньшей мере, из соображений поддержки занятости в условиях кризиса (тем более, что речь идет об относительно активной и дееспособной части общества). Но также – из соображений управленческого здравого смысла, поскольку фундаментальное реформирование армии не может предшествовать разработке концепции оборонных угроз и приоритетов, каковая на сегодняшний день отсутствует.
- Разработать, в режиме ответственной экспертной дискуссии (в том числе, в военной среде) и утвердить новую военную доктрину РФ как нормативное основание для планов военного строительства. Разработать план реформирования (точнее, нового строительства) Вооруженных сил на базе согласованной доктрины.
·
Ограничение системной коррупции.Системная коррупция в современной России есть не случайность, но закономерный элемент постсоветской модели развития, предполагающей высокий уровень фактической приватизации государственного аппарата.
Системная коррупция равнозначна разложению, «молекулярному распаду» государства, поскольку она приводит не только к увеличению трансакционных издержек в деятельности публичных институтов, но к фактической подмене их целевых функций. Эта проблема остро стоит как в государственном аппарате, так и в крупном корпоративном бизнесе, и ее хотя бы частичное решение является непреложным условием любой антикризисной политики.
Важно также отметить, что жесткие, решительные и последовательные антикоррупционные меры власти будут способствовать преодолению опасного психологического кризиса в российском обществе, мобилизации и сплочению населения вокруг главы государства и ответственного правительства, опирающегося на парламентское большинство. Что, в свою очередь, остановит ускоренную эрозию государственного организма.
В числе первоочередных мер по решению этой задачи можно назвать следующие.
- Формирование атмосферы особой ответственности в отношении системной коррупции – например, посредством привлечения к ответственности нескольких чиновников, замешанных в наиболее громких коррупционных преступлениях 1990-х и 2000-х гг., а также законодательной отмены срока давности по некоторым видам коррупционных преступлений.
- Раскрытие и обнародование конечных бенефициаров ряда крупных корпораций с непрозрачной структурой собственности (таких, например, как ОАО «Сургутнефтегаз»).
- Создание единого и автономного федерального органа по противодействию коррупции, подотчетного президенту Российской Федерации. Отметим, что данный орган должен быть создан в соответствии с Конвенцией ООН против коррупции, которую ратифицировала Россия, и обладать необходимой самостоятельностью для эффективного и свободного от любого ненадлежащего влияния выполнения своих функций.
- Создание базового института участия гражданского общества в антикоррупционной кампании государства - Комитета общественного контроля, которому будут делегированы определенные полномочия в части контроля над результатами деятельности исполнительной, законодательной и судебной власти.
- Ужесточение ответственности за коррупционные преступления путем внесения изменений в ряд статьей Уголовного кодекса РФ, предусматривающих наказание за злоупотребление должностными полномочиями, нецелевое расходование бюджетных средств и средств государственных внебюджетных фондов, коммерческий подкуп, дачу и получение взятки. По всем «коррупционным» статьям должна быть предусмотрена безусловная конфискация имущества.
- Разработка плана действий по повышению престижа государственной и муниципальной службы, предусматривающего меры материальной, социальной, общественной поддержки. План должен включать регламент обеспечения государственных (муниципальных) служащих жильем, программу поощрения государственных (муниципальных) служащих, содержащую льготы и преференции при повышении образовательного уровня, получении медицинского обслуживания, увеличении пенсионного обеспечения, порядок лишения льгот за коррупционные правонарушения.
- Возвращение Федеральному собранию РФ полномочий по назначению аудиторов Счетной палаты. Гарантии реальной (в т.ч. финансовой) независимости Счетной палаты от институтов исполнительной власти, обязательной публичности итогов ее проверок, жесткой и неминуемой ответственности чиновников за выявленные нарушения.
Также представляются необходимыми следующие антикоррупционные шаги.
Изменение статуса «госкорпораций».
Крупными рассадниками коррупции на сегодняшний день являются государственные корпорации в форме некоммерческих организаций созданные, в основном, во второй половине 2007 – начале 2008 гг. Эти корпорации используют в своей деятельности государственное (федеральное) имущество, будучи фактически не подконтрольными и не подотчетными ни власти, ни обществу. Фактически, уже очевидно, что идея создания госкорпораций свелась к приватизации функций отраслевого управления на базе неопределенного статуса активов этих организаций (Конституция РФ предполагает государственную собственность Федерации либо субъектов Федерации, но не юридических лиц). Системная борьба с коррупцией получит новый принципиальный импульс, если:
- будет аннулирован сам правовой статус «госкорпорации в форме некоммерческой организации» посредством внесения необходимых изменений в Федеральный закон от 12 января 1996 г. №12-ФЗ «О некоммерческих организациях»;
- госкорпорации в форме некоммерческих организаций будут ликвидированы; переданное им ранее имущество – возвращено в ведение федеральных министерств, ведомств либо государственных унитарных предприятий, а функции – переданы правительственным структурам.
В дальнейшем – в условиях преодоления экономического кризиса –представляется возможной транспарентная и конкурентная приватизация значительной части тех активов, которые сегодня переданы в собственность «некоммерческих» госкорпораций.
Реформа правоохранительных структур.
Важнейшей составной частью ограничения системной коррупции в России должно стать радикальное реформирование правоохранительных органов, а также правоприменительной практики. Один из важнейших факторов коррупции сегодня – фактическая приватизация силовых структур, когда государственный аппарат легитимного насилия используется для решения коммерческих вопросов, имущественных споров и т.п. Особую роль здесь играют возможности коррумпированного следствия, в особенности использование в конкурентной бизнес-борьбе заказных уголовных дел и меры пресечения в виде заключения под стражу.
Для ограничения коррупции в силовых структурах представляется необходимым:
- создание под эгидой президента РФ единого следственного органа, который будет расследовать все уголовные дела, кроме связанных с государственной изменой, терроризмом, шпионажем и разглашением государственной тайны (последние могут остаться в ведении следственного аппарата ФСБ РФ); формирование единого следственного органа предполагает изъятие следственных функций у Генеральной прокуратуры и МВД РФ, частично – у ФСБ РФ;
- законодательный запрет на использование ареста как меры пресечения в отношении лиц, совершивших нетяжкие уголовные преступления, не связанные с насилием против личности.
· Амнистия.
Российские тюрьмы и СИЗО переполнены. Условия содержания в них давно приравнены мировым сообществом к пыткам.
Среди миллионов российских заключенных не менее 30% сегодня составляют те, кто:
- не представляет реальной опасности для общества;
- стал жертвой недобросовестной коммерческой конкуренции с использованием коррумпированных силовиков.
В такой ситуации эффективной политико-социальной мерой, способной отвлечь общество от ряда наиболее острых кризисных явлений, продемонстрировать реальное усиление президентской власти, а также консолидировать вокруг главы государства значительную часть народа могла бы стать общенациональная амнистия.
Общенациональная амнистия может распространяться на:
- лиц, чей срок тюремного заключения не превышает 3 лет
и
- граждан, осужденных исключительно за экономические преступления, не сопряженные с насилием против личности
и
- преступников моложе 21 года и старше 65 лет
отбывших в местах лишения свободы не менее половины срока заключения (т.е., формально имеющих право претендовать на условно-досрочное освобождение).
Об амнистии для российских военнослужащих - участников чеченской войны уже говорилось выше в настоящем докладе.
2. Снижение уровня социального расслоения. Политика солидарности.
Тема повышения уровня жизни населения – один из приоритетов официальной риторики власти на протяжении долгих лет. Между тем, в качестве ориентира государственной политики, статистика повышения реальных доходов населения не вполне адекватна и операциональна, поскольку, как «средняя температура по больнице», она камуфлирует социальную болезнь прогрессирующего неравенства. Само по себе социальное неравенство вполне естественно. Но свыше определенного порога – особенно в том случае, если, как в условиях развитого постсоветского авторитаризма, затруднена вертикальная мобильность – оно оказывает не стимулирующий и мобилизующий эффект на общество (стремление активных представителей нижних слоев подняться выше), а разлагающий и деморализующий (вызывая склонность к прожиганию жизни, алкоголизацию, наркотизацию, криминализацию). Можно уверенно утверждать, что сама структура современного российского общества провоцирует и поощряет эти и им подобные социальные патологии. Причем за годы нефтяного изобилия проблема не приблизилась к решению. Согласно официальным (как обычно, приукрашенным) данным, по итогам 2007 г. 20,6 млн. граждан РФ получали доходы ниже прожиточного минимума. Децильный коэффициент, отражающий степень социального расслоения, в США составляет 11:1, в Европе 7:1, тогда как в России, даже по официальным (существенно приукрашенным) данным почти 16:1, а в Москве, например, и вовсе 50:1.
В условиях экономического кризиса будет происходить и уже происходит перерастание социального расслоения в множественные социальные расколы и конфликты – как по вертикали (между «верхами» и «низами» общества), так и по горизонтали (между смежными социальными группами).
Преодоление аномально высокого социального расслоения – или, на первом этапе, обозначение серьезных шагов в данном направлении – будет, возможно, наиболее весомым фактором формирования доверия между обществом и властью в условиях кризиса.
В этой связи представляется жизненно необходимой политика целенаправленного формирования среднего класса, подобная той, которая проводилась в США в рузвельтовскую и пострузвельтовскую эпоху. Эта политика явилась результатом сознательного и жесткого выбора между интересами высших слоев общества и интересами социального большинства – в пользу последних. Благодаря этому выбору, Америке удалось избежать социального взрыва в условиях депрессии и превратить широкие слои трудящихся в основных бенефициаров нового, посткризисного роста – национальный средний класс.
Для решения этой задачи важны не только социально-экономические, но и социально-культурные трансформации. Государство должно использовать все имеющиеся у него возможности для преодоления доминирующей культуры демонстративного потребления, для формирования здоровой атмосферы творчества, труда, солидарности.
Вместе с тем, основная роль в сглаживании социального расслоения отводится налоговой политике и политике регулирования трудовых отношений. В числе возможных приоритетных мер следует упомянуть:
- введение прогрессивной шкалы налогообложения доходов физических лиц с освобождением от уплаты подходного налога всех граждан, получающих доходы ниже прожиточного минимума и увеличением ставки подоходного налога для наиболее высокооплачиваемых слоев занятого населения с 13 до 35%; отдельное внимание следует уделить налогообложению сверхвысоких зарплат топ-менеджеров корпораций (особенно корпораций с формальным государственных участием), а также бонусных выплат и доходов от опционных программ для топ-менеджмента;
- повышение ставки налога на доходы от долевого участия в деятельности организаций, полученных в виде дивидендов резидентами РФ, с 9 до 30-35%;
- переход в расчете налоговой базы по налогу на имущество физических лиц с инвентаризационной (кадастровой) на рыночную стоимость, ежегодно вычисляемую для каждого региона и вида имущества независимыми оценочными организациями, отобранными на конкурсной основе; сохранение для социально незащищенных слоев населения льготного налогообложения,
- введение социальных страховых взносов независимо от размера годового дохода;
- активное внедрение в хозяйственную практику принципов корпоративной социальной ответственности.
3. Формирование новых правил игры для бизнес-элиты.
· Предотвращение оттока капитала.
Согласно данным Банка России, чистый вывоз частного капитала из России по итогам 2008 г. составил $129,9 млрд. против чистого притока частного капитала в 2007 г. в размере $83,1 млрд. Чистый вывоз капитала банковским сектором в 2008 г. составил $57,5 млрд, а чистый вывоз капитала нефинансовыми предприятиями – $72,5 млрд.
По официальным оценкам, чистый вывоз капитала в 2009 г. может достичь $90-100 млрд. Хотя, по всей вероятности, данный показатель будет существенно (на 30-50%) выше. Оснований для последнего предположения несколько. Во-первых, импорт в Россию снижается меньшими темпами, чем экспорт, что, в конечном итоге, приведет к отрицательному сальдо платежного баланса. Во-вторых, в 2009 г. платежи по внешнему долгу составят $115,7 млрд., а новых масштабных и выгодных иностранных заимствований в условиях глобальной рецессии ждать не приходится. В-третьих, и это главное, российские монетарные власти до настоящего времени не предприняли никаких усилий по пресечению вывоза капитала из страны.
К числу необходимых первоочередных мер следует отнести:
- введение запрета на корпоративные денежные переводы за рубеж за исключением оплаты импортных контрактов, зарегистрированных в Федеральной таможенной службе России; прекращение кредитования нерезидентов и российских организаций, учрежденных иностранными юридическими лицами; ужесточение регулирования приобретения российскими резидентами зарубежных активов;
- запуск механизма репатриации капиталов российских предприятий и банков за исключением средств, находящихся на корреспондентских счетах российских кредитных организаций в зарубежных финансовых институтах;
- ужесточение нормативных требований Банка России к операциям коммерческих банков с иностранной валютой и средствами, получаемыми из бюджетных и государственных внебюджетных источников.
· Поддержка смены собственников стратегически важных предприятий.
Кризис нанес смертельный удар по мифу, который гласит: нынешние владельцы российских предприятий, выгодоприобретатели «большой» российской приватизации – оптимальные, эффективные собственники, которым нет альтернативы. Этот миф на протяжении долгих лет оправдывал и саму модель приватизации в России, которая подразумевала нетранспарентный и неконкурентный механизм разгосударствления крупной собственности.
В условиях кризиса стало очевидно, что «эффективные собственники» могли поддерживать иллюзию своей «эффективности» только при исключительно и продолжительно благоприятной внешней конъюнктуре. Ни реальная модернизация, ни оптимизация управления на большинстве крупнейших российских предприятий практически и не начинались. Все системообразующие отрасли российской экономики оказались более чем уязвимы для кризиса.
В этой ситуации государству не следует бояться частичной смены состава собственников ряда российских корпораций вследствие margin calls или корпоративных дефолтов. Подобную смену собственников следует рассматривать в качестве приемлемого и даже желательного механизма обновления деловой элиты. Переход блокирующих или даже контрольных пакетов акций, выступающих в качестве залогового обеспечения, в собственность иностранных кредиторов, при условии, что последние готовы выступить в роли ответственных стратегических инвесторов (что может быть предметом отдельных переговоров при посредничестве государства), будет способствовать оздоровлению делового климата и повышению прозрачности крупного российского бизнеса. Вследствие получения новыми акционерами права доступа к финансовой и иной документации компаний, незаконные и полузаконные схемы деятельности последних могут стать достоянием гласности. Это будет способствовать формированию более цивилизованных форм ведения бизнеса. Кроме того, иностранные совладельцы крупных российских корпораций будут не столь активно вмешиваться в политику, что расширит коридор возможностей власти и уменьшит ее зависимость от лоббистских усилий крупного капитала.
Лишь в тех случаях, когда «переоформление» кредитора в стратегического инвестора оказывается стратегически опасным, условием государственной финансовой поддержки компании может и должно быть ее обращение в государственную собственность (пропорционально масштабу оказываемой поддержки). В противном случае, государственная антикризисная помощь послужит дополнительным фактором системной коррупции, иждивенченства крупного капитала и стимулирования безответственности экономических агентов, которая во многом и привела российскую и мировую экономику в состояние кризиса.
4. Поддержка реального сектора экономики и обеспечение занятости.
Обеспечение максимально возможной в условиях кризиса занятости имеет не только социально-экономическое, но и политическое значение. От решения этой задачи во многом зависит, удастся ли стране избежать масштабных социальных потрясений.
В числе первоочередных мер по решению этой задачи назовем:
- приоритетное финансирование проектов по развитию экономики монопрофильных городов (городов, в которых более 25% населения занято на одном предприятии или группе предприятий одной отрасли).
В настоящее время в России насчитывается более 400 монопрофильных городов, жители которых готовы, в случае необходимости, взять на вооружение протестный опыт Пикалево и «Русского вольфрама».
- введение налоговых льгот для действующих предприятий за каждое вновь созданное рабочее место, частичное финансирование взносов в фонды социального страхования для таких предприятий за счет федерального (регионального) бюджета;
- запрет на использование иностранной рабочей силы на территории РФ, за исключением ограниченного круга высококвалифицированных специалистов, приглашаемых по запросам предприятий, и лиц, получивших постоянный вид на жительство после сдачи «ассимиляционного минимума» (экзаменов по русскому языку, истории и основам государства и права);
- сохранение рабочих мест в бюджетной сфере.
В целях поддержки реального сектора экономики представляется целесообразным:
- оказание адресной институциональной поддержки предприятиям реального сектора экономики, производящим конечную продукцию, исключение из перечня предприятий, которым предполагается оказание помощи, организаций следующих видов экономической деятельности: добыча полезных ископаемых, оптовой и розничной торговли, гостиниц и ресторанов, транспорта и связи, операций с недвижимым имуществом; отказ от предоставления государственных финансовых ресурсов кредитным организациям и предприятиям нефинансового сектора, у которых доля иностранного собственника в уставном капитале превышает 25% (поскольку контрольные пакеты акций множества российских корпораций оформлены на нерезидентов РФ – в первую очередь, оффшорные компании, этому критерию соответствует большинство крупных предприятий на территории РФ);
- введение фиксированных (на уровне 2008 г.) налоговых платежей сроком до трех лет для всех предприятий, чья налоговая база в настоящее время увеличивается;
- переход на срочное предоставление имущественного налогового вычета при приобретении (строительстве) жилой недвижимости (например, один раз в три года), увеличение базового размера вычета до 10 млн. рублей;
- отмена взимания транспортного налога на новые автотранспортные средства, произведенные на территории России, в течение трех лет после их приобретения;
- проведение проверок собственников приватизированных нежилых помещений, имеющих арендные отношения, на предмет соответствия взимания арендой платы установленным ставкам арендной платы для региона; в случае занижения арендной платы - доначисление налогов, а при невозможности погасить задолженность – изъятие помещений в муниципальную собственность с последующим заключением арендных договоров с микро- и малыми предприятиями.
5. Формирование новых точек экономического роста.
Принятие экстренных антикризисных мер по поддержке реального сектора и обеспечению занятости населения важно совместить с работой на перспективу – планомерным формированием базы здорового экономического развития в кризисный и посткризисный период.
Сценарий, при котором посткризисная модель роста будет в целом воспроизводить и продолжать докризисную – не только нереалистичен, но и крайне нежелателен.
Благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура минувших лет не привела ни к обновлению основных фондов и инфраструктуры, ни к диверсификации экономики.
Наиболее тревожным сегодня представляется тот факт, что в новой кризисной ситуации диверсификация экономики, основанная на перераспределении средств из ТЭКа в сектор обрабатывающей промышленности, качественно затрудняется. В условиях снижения цен на энергоносители и хронической «недоинвестированности» отрасли, ТЭК из потенциального донорского для экономики сектора превращается в дотационный.
Это может поставить крест на перспективах промышленной модернизации России (и, соответственно, перспективах полноценного развития нашего общества). Выходом из тупика может стать качественное изменение подхода к самому ТЭКу – в превращении самой российской энергетики из классической «сырьевой» отрасли в обрабатывающую и инновационную.
Базовыми принципами новой энергетической стратегии могут стать:
- Экспорт продукта, а не сырья, т.е. максимально возможный отказ от экспорта «сырых» энергоносителей и переход к экспорту энергоносителей с той или иной степенью переработки. Под переработанными энергоносителями понимаются виды промышленной продукции, в изготовлении которых используется либо энергетическое сырье, либо большие объемы энергии. Это различные полимеры, пластмассы, другая продукция органического синтеза, сжиженный газ, а также ряд металлов. Для развития экспорта готовой продукции энергетики у нас есть основы: прежде всего, мощная нефтехимия и газохимия. Но полномасштабной энергетической индустриализации по-прежнему мешают приоритеты крупнейших сырьевых корпораций.
- Переход от быстроисчерпаемых к трудноисчерпаемым источникам энергии. Нефть и газ суммарно составляют 50% энергобаланса страны. Заявленная правительством РФ стратегия развития энергетики до 2030 года предусматривает дальнейшее механическое наращивание добычи этих видов энергоресурсов: до 530 млн. тонн нефти и до 935 млрд. куб. метров газа в 2030 году. Между тем, по оценкам Санкт-Петербургского горного института, обеспеченность России рентабельными запасами по нефти составляет 10 лет, по газу — 20 лет. Причем речь идет, в значительной степени, о запасах, разработка которых в настоящее время еще не начиналась. Наступит момент, когда поддержание добычи нефти и газа в необходимых сегодня объемах станет практически невозможным из-за полного исчерпания ресурсов освоенных месторождений и огромных трудностей освоения новых. В этом случае экономику ожидает коллапс из-за выпадения 50% энергобаланса России, а также практически полное прекращение экспорта. Поэтому в долгосрочной перспективе необходим переход от использования быстроисчерпаемых источников энергоносителей к использованию значительно более крупных запасов угля, торфа и других видов ныне малоиспользуемого топлива. Россия хорошо обеспечена запасами угля и торфа, а инновационные технологии их переработки позволяют получить широкую гамму энергоносителей, от высококачественного авиакеросина до топочного газа.
Баланс между автономной и централизованной энергетикой. Одной из проблем современной энергетики России является чрезмерная концентрация генерации тепловой и электрической энергии на крупных станциях. Создание такой системы в СССР долгое время считалось прогрессивным явлением, однако впоследствии оказалось, что подобная энергосистема лишена гибкости и требует колоссальных затрат на капитальный ремонт, реконструкцию и развитие. Представляется целесообразным расширение сферы применения автономных источников тепловой и электрической энергии на местных видах топлива и создание определенного баланса между крупными централизованными и автономными источниками энергии (к примеру, в пропорции 70:30). Расширение применения автономных источников энергии также позволит оптимизировать инженерные сети: газопроводы, ЛЭП, теплотрассы, и отказаться от чрезмерно длинных и разветвленных сетей, требующих крупных инвестиций на строительство и капитальный ремонт.
Среди основных экономико-технологических задач развития российской энергетики на близкую перспективу следует назвать:
·
развитие автономной энергетики различного назначения,· освоение производства оборудования для установок автономной энергетики,
· отработка методов подключения автономных установок к единой энергосистеме,
· освоение добычи и перевода в жидкую или газообразную фазу всех видов местного топлива,
· освоение производства топлива из нетопливного сырья и отходов.
Решение этих задач потребует преодоления последствий упадка в ряде отраслей машиностроения и связанных с ним научно-конструкторских учреждений.
Основная же роль в формировании нового облика отечественной энергетики может и должна принадлежать целому ряду недавно разработанных технологий в области энергетики, переработки топлива и нетопливных отходов, которые сейчас практически не находят применения и существуют, по большей части, в опытно-промышленных установках.
Отметим, что первоочередные инвестиции в инновационную энергетику окажутся меньше, чем вложения в разработку новых месторождений нефти и газа. На внедрение технологии переработки отходов полимеров, твердых бытовых отходов, получения газа из угля и репроцессинга отработанного ядерного топлива потребуется суммарно около $60,5 млрд., из которых основная часть приходится на проект получения газового топлива из угля. Для сравнения, инерционный план развития энергетики, основанный на добыче нефти и газа, требует куда более значительных инвестиций: в нефтяную промышленность — $448 млрд., в газовую — $506 млрд. до 2030 года.
Вложение сопоставимой суммы ($1,87 трлн). в формирование новой энергетической модели приведет к радикальным изменениям в экономике России, снижению зависимости от сырой нефти и природного газа, быстрому подъему машиностроения, бурному развитию перерабатывающей промышленности, серьезному росту занятости.
Аналогичные инвестиции в углеводородную энергетику в рамках инерционного сценария не приведут к каким-либо позитивным изменениям в структуре экономики, и все усилия лишь отсрочат на некоторое время (порядка 8-10 лет) наступление полного энергетического (а, как следствие, и общеэкономического) коллапса.
Отметим также новые международные возможности, связанные с проектом инновационной энергетики. Это, во-первых, дополнительные стимулы к региональной интеграции вокруг РФ на базе нового энергетического лидерства. И, во-вторых, формирование принципиально новой платформы для энергетического диалога с Западом и, в частности, для программ научно-технической и экономической кооперации с США, где «новая энергетика» обозначена одним из приоритетов президентства Барака Обамы.
Учитывая тенденцию, которая уже отчетливо проявляет себя в международной политике - снижение (и отчасти – сознательное занижение) статуса «сырьевых государств» – подобные возможности чрезвычайно важны для России.
Лидерство в инновационной энергетике – в отличие от реализации, даже самой блестящей, инерционных программ развития сырьевой энергетики – способно качественно изменить позиционирование России в сообществе развитых стран.
Выводы.
В условиях краха постсоветской модели развития от верховной российской власти требуются решительные, радикальные действия на очень коротком отрезке исторического времени.
Пойти на такие действия психологически крайне сложно. Однако чем дольше откладывать переход к радикальным мерам, тем меньше будет запас прочности государственности как таковой.
Отрицательный исторический опыт Николая II и Михаила Горбачева учит нас: отказ от «революции сверху» при определенных обстоятельствах ведет к гибели государства. Болезненное лечение всегда лучше добровольного умирания. Время для такого лечения – пришло. Завтра может быть поздно. Потому начинать надо – сегодня.
Авторы доклада:
Михаил Ремизов, Никита Кричевский, Роман Карев, Дмитрий Верхотуров, Марк Фейгин, Станислав Белковский.
