Умер Сергей Николаевич Семанов. Это был один из идеологов «Русской партии» в конце 60-х годов. Успешный издатель в тридцать пять лет он возглавил серию «Жизнь замечательных людей», один из лучших редакторов советского времени, он был главным редактором журнала «Человек и закон».
Был он в гуще политических событий того времени, у него в редакции ЖЗЛ работала дочь Андропова, в редколлегию журнала «Человек и закон» входил зять Брежнева Чурбанов, который вместе с министром МВД Щелоковым и дочерью Брежнева Галиной был в оппозиции Андропову.
Даже по этим строчкам видно, какой это был клубок. Лично о Семанове, как об антисоветском деятеле (это была ложь), Андропов написал записку для политбюро, и Семанов оказался без работы, потом преподавал в МГПИ, где я у него прослушал курс лекций по русской истории ХХ века, во многом меня эти лекции сформировали.
Национализм Семанова был органический, если так можно сказать, для него быть русским националистом, что для других дышать.
Но это, так сказать, информация для тех, кто вообще не знает о Сергее Николаевиче. Мне же очень жаль, что я уже не услышу в телефонной трубке его нервный голос, его язвительные интонации, ушел человек, который мог мыслить не стандартно.
Он так и мыслил всю жизнь, он ненавидел то, что скучно, он презирал своих коллег, которые умудрялись делать скучные журналы и газеты, он презирал неумелых издателей, он всегда ценил яркое, необычное, новое в гуманитарном деле.
Он был либералом в молодости, сталинистом в зрелые годы, и он поддержал идеологию национал-демократии в последние годы. Вот написал это и чувствую, что нужны здесь уточнения, масса людей просто не поймет, о чем речь.
«Либерал в молодости» - это конечно метафора, просто после ХХ съезда КПСС, когда люди постепенно стали узнавать о беспределе и терроре, большинство честных молодых людей стали антисталинистами.
Но потом, оправившаяся космополитическая интеллигенция пришла в себя и пошла в атаку, совершенно справедливо полагая, что «возвращение к ленинским нормам партийной жизни», это возвращение к русофобии и космополитизму.
И тогда многие честные молодые люди повернулись лицом к Сталину, к его борьбе с космополитизмом и тосту «за русский народ». Семанову вообще нравились сильные личности в истории, но, хорошо относясь к Сталину, он почти боготворил лидера белогвардейцев генерала Корнилова, который был русским националистом и демократом.
Я не понимаю сегодня тех русских «левых», которые ненавидят «белых». Они делают ошибки, от которых их старшие товарищи избавились 50 лет назад.
Известна история, когда в самолете, в котором летели комсомольские функционеры-русофилы, Семанов встал и крикнул: «Встать всем, мы пролетаем над местом гибели Лавра Корнилова!» И комсомольцы встали.
Я помню, как несколько лет назад я пришел к Семанову, и он дал мне фотографию. На ней я увидел, как сейчас сказали бы, накаченных русских ребят в военной форме, все как на подбор арийцы, я подумал, что это десантники или спецназовцы в Чечне или еще где. Но что-то было не так. Снимок был сделан на фоне странного вагона, а на вагоне этом были царские орлы.
И тут до меня только стало доходить, что это…
- Это гражданская война, Саша, - воскликнул Семанов, все понявший по моей мимике, - это юнкера!
И буря пронеслась в моей душе! Нежность к этим русским ребятам, восторг перед их мужеством, понимание того, какой великой русской Россией была бы наша страна, если бы они победили!
И Семанов испытывал то же самое, он мне потому и фотографию эту дал, мы все разные, но в некоторые минуты у русских националистов сердца начинают биться в одном ритме!
И Сергей Николаевич ничего больше не сказал, видя, как у меня дух перехватило, он только воскликнул: «А?!»
Так что я написал, что он был сталинистом, но ведь сегодня сталинист это существо довольно убогое, а Семанов был фигурой значительной.
Он первым прочитал рукопись моей книги «Останутся ли в России русские». Сказал, что интересно, хотя я там исхлестал уважаемого им Ленина и любимого им Сталина.
Не скажу, что он бросился пристраивать мою книгу, но вышла она, все-таки, благодаря нему. Он нашел издателя года через два, правда, после того, как к нему попала рукопись.
С ним не просто можно было спорить, он был очень внимательным к идеям, которые высказывали другие.
Он выслушивал, если его что-то удивляло или было новым, говорил: «Вы так думаете?» И пауза. Он это запоминал, чтобы потом самому подумать на досуге.
Когда он по прочтении моей книги осторожно сказал о том, что со Сталиным не надо бы так категорично, я ответил, что тут выборочно уже не получается, что весь большевистский период нужно зачеркивать полностью. Иначе мы никуда не двинемся. Он, хмыкнув, сказал-спросил – «Под откос истории все это?»
Он был политический мыслитель, я не слышал от него особых похвал своей деятельности, больше критику, но он внимательно отслеживал процессы. Читал наши статьи на АПН, и в какой-то момент он понял то, что другие люди его поколения, да и более молодые члены «Русской партии», группа старопатриотов в целом, понять не смогли до сих пор. Да, все это под откос. Русским нужна новая идеология, и «сталинист» Семанов без колебаний в один прекрасный момент поддержал нас.
Он не был жалостливым человеком, скорее уж безжалостным. Один раз я ему сказал об этом. Семанов, усмехнувшись спросил:
– А какая думаете у меня был кличка в юности, во дворе? - И сказал торжествующе – «Лютый».
Во многом в пьяно-расхлябанной «Русской партии» Семанов был трезвым умом. Он до конца оставался бойцом. Его характеристика последних десятилетий была однозначной по поводу всех, кто рулил – твари ничтожные!
И насчет бойца. Я к нему как-то пришел, а он увлекался коллекционированием оружия, в основном это было холодное оружие всех времен и народов. Но вот я прихожу, а у него ППШ, кто не знает, это автомат времен второй мировой войны.
- Вы посмотрите, какая чудная вещь, - восхитился он. – Как все неказисто с виду, и как удобно, ремень какой, повесьте себе за спину, удобно, а?
Взяв автомат, я в первый раз обратил внимание, что этот неуклюжий с виду инструмент действительно замечательно ловко сделан, его можно нести на плече, закидывать за спину, удобно из него стрелять. У автомата тяжелый приклад для рукопашного боя.
И такой же восторг Семанов испытывал по поводу любой хорошо сделанной вещи. Выходила удачная книга, и поток восхищений, удачная статья то же самое. А все что банально и скучно вызывало у Семанова отвращение, он был убийственно откровенен даже к близким друзьям: «Какую дрянь написал». Но это всегда было объективно.
И еще он любил слово «товарищество». Иногда, говоря что-то не очень лицеприятное, уточнял: «Я же это вам по-товарищески говорю». Иногда он меня по-товарищески учил жить в своей ядовитой манере:
- Зачем вы человеку показываете, что понимаете его? Зачем людям говорит то, что о них думаешь? Людям следует льстить, ибо большинство из них дураки.
Хороший психолог он предлагал не рецепт для жизни, а рецепт для моего исправления. Сам-то он не больно льстил.
Или мог одной фразой показать суть и масштаб явления. Не говорил прямо о компромиссах, которые неизбежны в политике, а говорил вроде отвлеченно:
- Вы знаете, что когда лев сталкивается с носорогом он бежит от него и льву не стыдно?
Или заговорили мы об успехе «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына. И он говорит: «Представляете, мы с женой молодые люди лежим на кровати и вырываем друг у друга журнал с этой вещью Солженицына, чтобы первым прочитать».
Нужно к этой фразе что-то добавлять, какой успех имела эта вещь Солженицына в то время? Вот так же лаконично Семанов писал, одним штрихом показывая суть явления.
О себе он говорил, что прожил счастливую жизнь. Он говорил мне, что женщин, к примеру, он никогда не ставил в первый ряд, на первом месте для него была власть, потом творчество, потом деньги.
- И деньги у меня всегда были!
Власть у него тоже была: «Самое лучшее, Саша, - говорил он весело, - это свой кабинет, секретарша и машина с водителем». Но, потеряв все это, с его чутьем и умением, оказавшись невостребованным, он стал писать книги, ибо был историком настоящим, от Бога. И никогда я от него не слышал стенаний, что ему не повезло. Что он вылетел из рядов номенклатуры. Он жалел о другом, как я уже говорил, о том, что масса людей оказалась не на своем месте.
Про одного патриотического издателя с его журналом он сказал, морщась – ну какая скука у него в журнале, он фотографии баб голых там публиковал бы, что ли для разнообразия?
Я говорю: «Но журнал-то православный».
- Ну тем более, - острил Семанов, - сразу весь тираж купят и рекламу сделают. Газеты и книги должны покупать. Иначе, зачем их издавать?
И это притом, что в Бога он верил, был православным, но это без пафоса.
Иронично относился к Интернету, к словам «вывесить» и пр., но потом понял, что сила там, и стал публиковаться на том же АПН.
Был Сергей Николаевич года три назад и на «Русском марше», сказал, что увиденное радует его старые глаза.
Вот написал все это и ясно понимаю, что ушел человек, который был личностью, фигурой. Хоть он говорил, что лучше умереть, чем смотреть на все это (про политику), но он был до последнего дня, а прожил он почти 78 лет, человеком действия. Насколько это было в его силах, он умел продвигать новых людей и новые идеи. Кто еще из старопатриотов может этим похвастаться, хотя многие из них имеют ресурсы и не малые? А у него был всего лишь старый кабинет, заваленный холодным оружием, и телефон.
Очень жаль, что он умер. Очень.
