Я не люблю споры на исторические темы, особенно связанные с советским периодом. И не стал бы участвовать ни в чём подобном и теперь, если бы не просьба откомментировать заявление некоего блоггера, до той поры мне вполне неизвестного. Каковой опубликовал у себя в блоге такое рассуждение:
А ведь Цапок, чьи подручные устроили нашумевшую резню в Кущёвской, это типичный кулак — тот самый кулак, справжний крепкий крестьянский хозяин, о горькой доле которого, вспоминая коллективизацию, так любили (и любят) плакаться у нас всякие запоздалые антисоветчики.
Да, в 30-е годы ХХ века в СССР большевики в ходе коллективизации свирепо и грубо, с перегибами, но уничтожали именно таких Цапков. Достаточно поинтересоваться историей русского крестьянства начала минувшего века, чтобы без труда обнаружить там полные аналоги нынешних хозяев станицы Кущеской — крепких хозяйственников, державших в кулаке целые сёла.
Цапок то, без шуток, не только массовый убийца и бандит, но действительно толковый сельскохозяйственный предприниматель. А в наших современных условиях второго без первого не бывает, ведь с распадом СССР и после «приватизации» мы мигом скатились в социальную ситуацию образца начала ХХ века — отсюда и стремительное возрождение нравов тех лет. Так сказать, от Большого Хапка до Большого Цапка оказался один небольшой шаг.
Кстати, недавняя резня в Кущевской имеет весьма известный аналог в нашем прошлом — историю Павлика Морозова, там ведь тоже были зарезанные подручными кулака дети… Так что, в свете Кущёвской, и эта обсмеянная разоблачителями сталинизма история убитого пионера и сама коллективизация воспринимаются несколько иначе. Выходит так — любишь разоблачать ужасы коллективизации и «изничтожения злобными большевиками трудолюбивого русского крестьянина», значит любишь и Цапка Сергея Викторовича, крепкого сельского хозяина…
Что удивительно — читатели блога, в том числе и антисоветски настроенные, откровенно растерялись и залепетали что-то вроде «ну, цапки не кулаки, кулаки были всё-таки лучше». Выглядело всё это как-то неубедительно. Советчики, разумеется, взбодрились и напружинились — «эк мы их срезали, слабину нашли, а ну-ка съешьте».
Наблюдая такое, невольно поражаешься, сколько же шурупов вкручено в наши бедные головы советскими пропагандонами. Но этот шурупчик, кажется, уже проржавел и держится еле-еле. Пора бы его и вытащить — осторожно, чтобы не обломался, но всё-таки.
Я имею в виду пресловутую тему «кулака» — в связи с аграрным вопросом и вообще устройством российской жизни. Тема эта страшная и гнилая, но, повторяю, вот это конкретный гвоздик-костылик пошатать можно и даже нужно. Тянем-потянем, глядишь, и вытащим.
Первое и самое главное: слово «кулак» — это всего лишь слово. А со словами можно делать всё что угодно.
Все тираны, убийцы и преступники у власти (в том числе, разумеется и большевики), прежде чем пустить в распыл очередную жертву, всегда начинают с того, что её ОБАЛГЫВАЮТ. А самый простой приём обалгывания — это назвать жертву ПЛОХИМ СЛОВОМ. Таким, которое противно большинству населения. Чтобы убиваемых было никому не жалко.
Так вот. Во время коллективизации были убиты, замучены, ограблены, выселены, и так далее, миллионы и миллионы русских людей. Когда всё это над ними проделывали, в советских газетах их называли «кулаками».
Слово «кулак» было крестьянам знакомо. И ненавистно. Кулаков и в самом деле ненавидели, было за что — о чём подробнее ниже. Но уничтожаемые красными живорезами люди не были кулаками в том одиозном смысле. Это были самые обычные крестьяне, среднезажиточные и антисоветски настроенные. Уничтожали их просто за то, что они были нормальными людьми и советчину ненавидели, а заморить их голодом через хлебную карточку было нельзя. Уничтожались просто все более-менее самостоятельные и крепко стоящие на ногах люди. Особенно — те, кто прятал хлеб от коммунистов, создавал запасы. Ленин так и определял кулака: это который ПРЯЧЕТ ОТ КОММУНИСТОВ ХЛЕБ (а эксплуатирует он кого-нибудь или сам хлеб вырастил — неважно: «всякий крестьянин, который собрал хлеб своим трудом и даже без применения наемного труда, но прячет хлеб, превращается в эксплуататора, спекулянта»). Обычная бандитская логика.
И при этом, повторяю, этих людей называли плохим словом «кулак».
Кто такие были НАСТОЯЩИЕ «кулаки»? Те, о которых писал, скажем, помещик Александр Энгельгардт, или, скажем, Юрий Самарин? Которые благополучно дожили до семнадцатого года, да и после семнадцатого неплохо себя чувствовали? Те страшные кулаки-мироеды, которых боялись и ненавидели широкие народные массы?
Если просто — это крестьяне, обогащавшиеся на разорении других крестьян.
Поскольку жизнь в русской деревне (каковая, в свою очередь, как и «русская община», была крайне неестественным учреждением, «государственной надобностью») была невыносимо тяжела, был высок и процент людей, которые ломались — например, банально спивались, благо все условия государство для этого предоставляло. Кулак часто и способствовал личной деградации человека (например, спаивал, ссужал до времени деньгами, многие кулаки были процентщками) и потом накладывал лапу на его имущество и на него самого, превращая в батрака. Когда таких батраков становилось много, кулак начинал их эксплуатировать — «за долги» или просто «кому ты ещё нужон». А так как опустившихся и деградировавших людей можно эксплуатировать только при помощи палки и плётки (другого языка они уже не понимают), нравы в кулацких хозяйствах были соответствующие.
Разумеется, кулаки не брезговали и перекупкой, обычно под силовым нажимом: «не отдашь мне поросят и холстину по моей цене — смотри, лето сухое, а дороги длинные, мало ли что случиться может». Они же и торговали — обычно с жульничеством, обманом покупателя и так далее. Честные купцы такого себе позволить не могли, так как это подрывало доверие к торговле как таковой — а кулакам было пох.
И, ясен пень, кулаки терроризировали деревенских. И для удовольствия, и чтобы жизнь им попортить — чем хуже у деревенских жизнь, тем больше они опустятся, а опущении населеньица кулак заинтересован. Так что волю себе давали. И детишек своих разгуливали. Катается кулацкий сынок на сытом конике, видит паренька — рраз ему кнутом промеж ног. И гогочет — «а что ты мне сделаешь, мой батяня тебе муди оторвёт и по рылу размажет». Паренёк глотает слёзы, и вообще — глотает. ХОРОШО. «С ними так и нужно, чтоб сызмальства понимали».
Зато с властями у кулаков были чудесные, сахарно-малинные отношения. Это было и до реформы, но особенно — после, когда кулак оказался наиболее удобным кандидатом на смотрящего от властей. Смотрящего «местного», знающего расклады, и при этом абсолютно безжалостного.
Систему крестьяне понимали. Кулаков называли «мироедами» — слово, что ни говори, характерное.
Но при этом существовали и нормальные зажиточные крестьяне, которые трудом и потом (или умом и хитростью) скапливали себе богатства и начинали строить у себя капиталистическое, по сути, хозяйство. Они тоже нанимали батраков — но совершенно других: сильных, справных, малопьющих и крепких умом мужиков, которые много ели и много работали. Их, конечно, могли обсчитать или ещё как-то обвести вокруг пальца — ранний капитализм вообще не очень-то следит за правами работников — но это грозило потерей репутации хозяина («жадный, обманывает»), так что этим не злоупотребляли. Это были именно «крепкие хозяева», по сути — ФЕРМЕРЫ, со всеми плюсами и минусами таких людей. Их-то большевики и вырезали напрочь. Хотя следы породы остались: кое-где видишь человека, успешно выстраивающего вокруг себя дело, спрашиваешь и узнаёшь — «деда раскулачили, в Сибири погиб, а бабка выжила».
Но вернёмся к теме «кулаков». На кого была рассчитана большевистская ложь? На вчерашних крестьян, перебравшихся в город, и особенно на их потомство, массово вступающее в комсомол и в партию. На людей, у которых связь с деревней уже потеряна (или остались «так, ниточки»), а вот ненависть к кулакам застарелая, из поколения в поколение. Ну вообразите: приходит вихрастый паренёк в кепке домой, с комсомольского собрания — в коммуналку, в родимый угол. Бабка полуслепая возится у примуса. Паренёк ей — «А у нас объявлен курс на сплошное раскулачивание! Кулака давить всем миром будем!» Бабка в слёзы радости — «сыночка, правильно, кулаки — они знаешь что творили? Меня в молодости… ох рано тебе такое… А батю нашего… Гады они, живоглоты, мироедины! Ты, сыночка, мне верь, я их породу нутром знаю! Всех, всех бы сама пожгла, подушила бы!» Вихрастый паренёк слушает и верит. Это ж не газета, не на собрании — это ж родная бабка говорит. А то что бабку ДУРЯТ и его самого ДУРЯТ — это он своей вихрастой башкой и вообразить-то не может.
Хорошо, спросите вы меня. Совчина под видом кулаков уничтожала справных крестьян и фермеров. А куда делись НАСТОЯЩИЕ кулаки?
А кто куда. Которые поборзее и с салом вместо мозгов, те самые кулацкие сынки на кониках — те, может, и залупались супротив Советов. Их, естественно, покрошили. Но вообще-то настоящие сукорылые кулаки были людьми умными и чуткожопыми. И в нужный момент пошли служить советчине. Справку о бедняцком происхождении выправить — прикиньте, сколько и чего это стоило в голодайное советское время? Вдумчивая беседа с «товарищами» под сало и самогон… и вчерашний мироед садится на «кумхоз», где продолжает лютовать по-прежнему, только теперь для новых властей. А чё, привыкать что-ли? Тем более, что советская система если на что и была похожа, так это именно на увеличенное до размеров страны кулацкое хозяйство. Крестьяне были лишены имущества, со своего огородишка прожить было нельзя, оставалось колхозное рабство. Нравы в «кумхозах» были сильно страшнее любой латиноамериканской латифундии. В наше время нравы, впрочем, ещё покрутели, потому что народишко перестали беречь даже на воспроизводство.
Вот и делайте выводы. Откуда «цапки», что они делают, зачем нужны.
