Политические бои последних месяцев и недель во Франции несколько оттенили судьбу ряда масштабных реформаторских инициатив президента и правительства, помимо нашумевшей пенсионной реформы и ужесточения иммиграционной политики. В то время как последние, безусловно, заслуживают отдельного внимания.
Так, еще в 2008 году Николя Саркози заявил о реализации комплексной программы модернизации системы образования, намереваясь выделить на нее 35 миллиардов евро. Главной задачей реформы объявляется модернизация всей системы образования с приведением ее в соответствие с мировыми стандартами. В конце января 2009 года президент Франции Николя Саркози выступил с официальным заявлением, в котором подверг резкой критике уровень науки и образования в стране. Существующую на сегодняшний день во Франции систему исследований он в сердцах выругал и назвал «инфантильной и парализирующей», отметив, что учёные Франции работают недостаточно плодотворно, а попытки хоть что-то изменить в лучшую сторону на протяжении десятилетий оканчивались ничем. Радикальные реформы в сфере науки и образования Саркози определил главным приоритетом работы своего правительства. Характерны в этом отношении слова самого президента: «Я не понимаю, как система слабых университетов может быть эффективным оружием борьбы за интеллект». Следуя этой логике, первыми шагами по реформированию сферы науки и образования стали изменение статуса преподавателей и научных исследователей, а также изменения в системе подготовки и обучения университетских преподавателей с увеличением почасовой нагрузки.
Выступление президента прокомментировал молодой учёный из Сорбонны Кристоф Ламбер. Громкие заявления Николя Саркози о необходимости кардинальных изменений в сфере НИОКР во многом обусловлены, по его словам, сложным экономическим положением, в котором оказалось большинство развитых стран мира, в том числе Франция. Бремя экономических проблем Елисейский дворец пытается частично переложить на учёных. Как и большинство президентов до него, замечает мсье Ламбер, Николя Саркози не видит связи между фундаментальной наукой и прикладными исследованиями: «Если учёные делают гениальные изобретения, то почему они не приносят денег? Саркози полагает, что после реорганизации наука станет более прикладной, учёные — более плодовитыми на изобретения». При этом, подчёркивает молодой исследователь, во Франции всегда выдавалось много патентов, «но ни французские банкиры, ни другие инвесторы не спешили их реализовывать». Таким образом, по его словам, не совсем понятно, почему под прицелом реформ оказалось только учёное сообщество, но что их избежали институты, ответственные за другие звенья инновационной цепочки. Однако правительство Саркози-Фийона, отбросив сомнения, энергично принялось за реализацию задуманного.
Соответственно перересматриваются и принципы жизнедеятельности самих французских вузов. Введённые после студенческих волнений 1968 года либеральные правила дают возможность любому школьнику получить высшее образование. Финансовые препятствия компенсируются щедрыми грантами. По мнению современных французских реформаторов, это слишком затратно. К тому же, как полагают правительственные эксперты, многие студенты являются таковыми лишь формально. Президент Николя Саркози заявил, что такая картина символизирует состояние современной Франции, теряющей свой авторитет и могущество. В планах Саркози – дать университетам большую автономию и ввести плату за обучение. Того же мнения придерживается ректор Сорбонны Жан-Роберт Питт. В то же время студенты неоднократно пытались дать отпор наступлению на свои права – достаточно вспомнить недавний штурм Сорбонны полицией и аресты забаррикадировавшихся там студентов.
При этом важно выяснить, какими мотивами руководствуется бывший министр внутренних дел Франции, нередко конфликтовавший в свою бытность на этом посту с представителями левой и либеральной университетской общественности и не воспринимаемый ими до сих пор в качестве полноправного политического главы Республики, инициируя столь масштабные преобразования?
Формально, президент Франции и подотчетный ему кабинет министров ссылаются на заключения и рекомендации, представленные одним из «идеологических гуру» современного французского мондиализма и «правого либерализма» - Жака Аттали. Предполагаемые «глубинные цели» затеянной французскими властями реформы, на взгляд автора, таковы:
1. Лишить университетских интеллектуалов статуса патентованной интеллектуальной оппозиции власти, не желающей отвечать за последствия производимой ими «молекулярной агрессии» (термин из «учения о гегемонии» Антонио Грамши) ;
2. Лишить французские университеты статуса «государства в государстве», ликвидировать парадоксальную ситуацию, когда французское государство на собственные средства вскармливает интеллектуальную оппозицию самому себе.
3. Разрушить иллюзию самодостаточности французского научного сообщества, несколько завышенная самооценка которого вовлекла его в кризис, что в перспективе может лишить страну самих перспектив на лидерство в гуманитарной и естественно-научной сферах.
4. Сделать французские университетами не столько кузницами идеологов, сколько «фабриками профессионалов», теснее увязав их работу с запросами меняющегося общества, государства и бизнеса.
5. Повысить качество французского образования с целью повышения его глобальной конкурентноспособности и возвращения утраченных позиций (не секрет, что в последние годы престиж французских вузов для европейских абитуриентов несколько упал, что снизило совокупный рейтинг национальной системы высшего образования).
6. Ослабить единство студенчества как привилегированной «оппозиционной силы» и основной «среды распространения» протестных настроений.
Однако остается нерешенным вопрос о том, ставит ли Саркози своей целью переменить идеологическую доминанту французских университетов (с протестной и левой на праволиберальную или хотя бы «лояльно-центристскую»), оставив их в роли «фабрик мысли», или же намерен преобразовать их в технократическом ключе, приведя к деоидеологизированному состоянию и оставив им функцию воспроизводства аполитичных и лояльных профессионалов для разных областей деятельности, ориентированных на запросы государства бизнеса?
В этой связи неизбежно возникают ряд острых вопросов, касающихся реализуемости подобных инициатив в современном обществе. И прежде всего - возможно ли сменить «устойчиво левую» идеологическую матрицу французских университетов, в свое время вдохновивших массовое антиголлистское движение и «Красный май» 1968 года в Париже?
И возможно ли освободить «высшую школу» Франции от примата идеологии, если идеология была и в значительной степени остается raison d'Etat ?
Как представляется, именно современные условия кризиса V Республики и ее институтов вкупе с кризисом традиционной французской «левой» идеологии создавали определенные предпосылки для успеха проекта, предполагающего «деидеологизацию» французской системы образования и переустойство ее в соответствии с «рыночными критериями» с превращением в некоторый аналог американской системы, в рамках которой принято сотрудничество интеллектуалов с властью на основе принятия некоторых общих ценностей с сохранением интеллектуалами известной автономии и права на отстаивание «особой позиции» по ключевым проблемам национального развития. Однако последние события вокруг «пенсионной реформы», связанные с резким ростом во Франции протестных настроений и новой консолидацией «левых» сил и их союзников, на взгляд автора, ставят эту ранее сложившуюся ранее перспективу под сомнение. Французская система образования, само сообщество преподавателей и студентов в итоге превращаются в один из ключевых «сегментов» сопротивления реформам Саркози-Фийона, перестав быть простым объектом политики правительства.
Наконец, остается открытым вопрос о способности властей Франции действительно повысить конкуретноспособность национальной системы образования в условиях сохранения феномена «блокированного общества» и многочисленных социальных расколов, главный из которых проходит между «традиционной» коренной Францией и сегментами французского общества, втянутыми в глобальные процессы? В ситуации, когда государственная власть отказывается от диалога с обществом по стратегическим вопросам, предпочитая лечить его «сверху» на основе некоторых мондиалистских рецептов, довольно сложно рассчитывать на успех этого «безнадежного дела».
Впрочем, для российских реформаторов (от) образования все эти «проклятые французские вопросы» уже не столь актуальны. Последние действуют в условиях успешно деидеологизированного и фрагментированного гражданского общества, что оставляет им весьма широкое поле для маневра. Последовательно копируя элементы Болонской системы, исполнительные реформаторы успешно демонтируют национальную модель и внедряют модель «кастового» образования, призванную стать фундаментом соответствующего типа общества. Закрепляя тем самым за Россией статус страны «периферийного капитализма», которая будет способна имитировать некоторые внешние «образцы», но не совершать качественные прорывы в науке, экономике и политике. Впрочем, последнее будет представлять собой закономерный итог деятельности т.н. «просвещенных патриотов» во власти, поставив крест на любых масштабных проектах, полагающих в качестве своей конечной цели «величие нации».
