Без головы

В поисках эпиграфа к данному эссе не возникло никаких затруднений. Протянул руку и наугад пролистал книжку в глянцевой обложке, которую ребенок читал во время каникулярного безделья. Эпиграф мог быть иным, но на ту же тему. Огромное количество книг, фильмов – и не только фантастического плана – строятся вокруг заезженного сюжета о внедрении в чей-то мозг чужого сознания и взятии под контроль твоих действий «иными». Сначала это даже незаметно, а потом начинается борьба, попытка освободиться от внутреннего порабощения, освобождение или гибель. Разумеется, произведения такого рода могут быть самыми разными: от дешевеньких боевиков, где главное – это занимательность и экшн, до глубоких философски-психологических драм. Но, вне зависимости от намерений и таланта авторов, есть в такого рода художественной продукции общие черты. Это мучительность и разрушительные последствия для героя и окружающих от пребывания в нем НЕ ЕГО, а чужого сознания, а также попытка вспомнить, что же эта глупая фантастика напоминает в реальности.

Такие ассоциации и воспоминания появились у меня, когда я начал смотреть документальный сериала «Отдел». Он посвящен «самозарождению» философии в СССР и судьбам «философов» в годы сталинского тоталитаризма, хрущевских метаний, пресловутого «застоя» и так называемой «перестройки». Очень, очень любопытно – даже для тех, кто все это в принципе знает. Но «цепляли» не неизвестные детали и комбинация обстоятельств. Сильнейшее раздражение вызывало именно неумеренное прославление главных персонажей фильма – советских «философов», диссидентов или полу-диссидентов. Конечно, в свое время приходилось их читать и даже увлекаться, но – потом пришло сильнейшее разочарование и осознание того, что интеллектуальные достижения этой группы были довольно скромны. По-разному, конечно, среди упомянутых и неупомянутых доцентов советских философских факультетов или сээтэсов академически-идеологических институтов были и профессионально работавшие, и довольно неглупые, порой оригинально мыслящие люди. Но выдавать их за каких-то великих мыслителей? Увольте! Их идеи часто не выдерживают конкуренции на свободном интеллектуальном рынке (даже не сложившемся нормальным образом) или не прошли проверку временем (хотя бы нескольких десятилетий). Поэтому попытки остающихся обитателей «Желтого дома» (памфлет Александра Зиновьева об Институте философии) продолжать командовать интеллектуальным «парадом» попросту смешны и нелепы, не подкреплены соответствующей интеллектуальной силой. Порой думаешь, что от распространения на те площади экспозиции музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина было бы больше пользы для культуры. Но это так – замечание по поводу.

От воспоминаний, правда, никуда не деться. Вот стоишь вместе со студентами своей группы в очереди за «Диалектической логикой» Эвальда Ильенкова, которую «выбросили» в факультетской книжной лавке и читаешь потом об «абстрактном», которое «восходит» к «конкретному» и т.д.; вот в переполненной аудитории внимаешь потоку сознания, изливаемому заехавшим Мамардашвили, и, вопреки первоначальной восторженной установке, неприятно поражаешься русофобским ноткам, периодически проскальзывающим в речах «грузинского Сократа»; а вот читаешь в спецхране работы Александра Зиновьева о советском коммунизме и дивишься «логике» знаменитого специалиста по логике, объявившего себя единственным научным социологом, согласно которой коммунизм, который так мучил Россию и чуть не погубил самого философа, оказывается, для России и русских есть благо.

Имеется, конечно, простор для воспоминаний и дискуссий. Не будем здесь больше говорить о конкретных именах и тезисах, но как-то жалко времени собственной жизни, потраченного на знакомство и обдумывание всякой ерунды, от которой потом приходилось долго и мучительно избавляться. Но что было делать в советской реальности юношам, с философским складом ума, требовавшего духовной пищи, когда вокруг предлагался только идеологический суррогат из трудов четырех классиков (один – дежурный) и очень-очень ограниченный набор других интеллектуальных блюд? Правильно: оставалось читать, что есть и портить себе мозги, так же питание в дешевой советской столовке с «несунами», портит желудок. Это я про героев фильма и «самозарождение» философии в СССР.

Конечно, нынешний скептицизм и ирония в отношении интеллектуалов тех времен выглядят чем-то очень несправедливым и циничным. У нас есть Интернет, а у них тогда были цензура, запрещенные книги, стукачи вокруг и угроза потерять работу (правда, и сегодня все это тоже есть, но информационные возможности все же несравненно богаче). Если людей в СССР десятилетиями били по голове (фигурально – в ходе идеологических кампаний, и буквально – на допросах), то, как же можно требовать от людей посреди всего этого не только хорошей «философии», но даже и просто здравого смысла? Однако же, если взялся за гуж, то не говори, что не дюж. По отношению к героям «Отдела» можно умиляться тем, что осмелились, но и жалеть, что по большому счету не сдюжили. Почему? Наверно, обстоятельства оказались сильнее.

Обстоятельства эти состояли в том, что девяносто с лишним лет назад национальная, отечественная интеллектуальная традиция, которая касалась главных проблем нашего общества, политики, национальных интересов, судеб России и т.д. – была грубо и решительно пресечена. Именно так, без всяких оговорок! Захватившие страну коммунистические бандиты знать ничего не желали о русской судьбе, а всякая «русская идея» была для них, безусловно, контрреволюционной. Написав такое, отдаешь себе отчет в том, что для академического обществоведения или для серьезных историков подобные тезисы есть лишь публицистический перехлест. Мол, Россия не выдержала внутренних противоречий, мировой войны и возобладала психопатология. Сама русская мысль была с серьезными изъянами, чрезвычайно некритически относилась к новомодным западным поветриям, интеллигенция болела революционным нигилизмом и т.д., и т.п. В результате всего этого случилась Смута, в ходе которой народ уничтожал сам себя, был красный террор, но и белые не ангелы, были садисты в ЧК, но и психопат барон Унгерн не лучше, и вообще – сами себя высекли. (На эту тему я мог бы всем интересующимся с чистой интеллектуальной совестью и без всякой фиги в кармане рекомендовать второе издание фундаментального труда В.Булдакова «Красная Смута»). Так?

Да не так! «Монблан фактов» о взаимном озверении гражданской войны не отменяет того простого следствия, что по ее итогам Россия оказалась в руках «Иных». И речь не о «крови» и пресловутом еврейском проценте в ЦК и ЧК и дикой жестокости инородцев. Действительно, шла война всех против всех. Но в результате Россия оказалась плацдармом для спешно образованного Коминтерна, а народ России – заложником безумного проекта мировой революции. Хочется напомнить, что многие герои «Отдела» трудились в институте международного рабочего движения и редакции международного коммунистического издания, то есть по работе должны были обслуживать интересы продолжения мировой революции. Над этим они цинично смеялись в период «оттепели», однако парням из «ограниченного контингента», выполнявшим в Афганистане «интернациональный долг» еще и десятилетия спустя, было не до смеха. Бесовское безумие изживалось Россией мучительно долго, именно по причине того, что контролировало ее разум.

Картина здесь была страшной, но по своей общей схеме довольно простой. Колоссальный потенциал России использовался во многом ей же во вред. Русское «тело», несмотря на огромный ущерб, сохранилось и интенсивно работало – на стройках коммунизма, на фронтах мировой войны и в тылу, на создании ракетно-ядерного паритета с Америкой, на целине, возведении электростанций, космических объектах и в направлении повышения уровня развития «братских» союзных и социалистических республик. На той работе и надорвали себе пуп… «Душа» народа, хоть и была унижена, но тоже смогла сохраниться. Конечно, в первые полтора десятилетия банда интернационалистов беспощадно корчевала все русское, но потом эта группа была побеждена конкурирующей группировкой в «партии» и пошла в распыл по воле пахана-победителя. Великий вождь и учитель, несмотря на всю свою паранойю, мыслил более здраво, и, руководствуясь главным образом целями политического выживания, позволил русской душе жить, хотя и с ограничениями. Разрешили больше русской музыки, классиков русской литературы, даже молиться во время страшной войны разрешили. Конечно, этот процесс сопровождался и репрессиями, и попятными движениями, но власть хотела укрепиться. А без русской основы в России это было невозможно. Порой власть считала, что для своего укрепления будут полезны репрессии против других групп, и тогда она отстреливала как бешеных собак особо рьяных «интернационалистов» и «космополитов». Русским реального облегчения это не приносило, но вызывало чувства, схожие с теми, что появились у многих недавно от известия о посадке самого богатого «олигарха». Однако надо понимать, что не наша власть всегда заботилась не о нас, а о себе и не строить по этому поводу «державнических», «патриотических» и прочих «имперских» иллюзий.

Итак, Россия начала с огромными жертвами преодолевать коммунизм. Мы не смогли бы выжить без научно-технического развития, делания ракет, «а также в области балета»… Еще на русском языке открыто писалась неплохая литература и звучала молитва. Но была сфера, где почти до самого конца, до издыхания «красного проекта» русскому духу места практически не было. Речь о том, что очень неточно можно обозначить как «философию», то есть область работы сознания, где задаются общие цели и смыслы существования. Эти цели и смыслы были реквизированы у русских революционерами-интернационалистами, а потом даже при случайном появлении жестоко подвергались «продразверстке» и репрессиям. Ну о чем говорить, если с детства всем рассказывали сказки о добром дедушке Ленине, а потом, КАЖДЫЙ юноша и каждая девушка, желающие получить высшее образование, были обязаны учить близко к тексту избранные работы бородатого Карлы? Об отношении к России и русскому народу классиков марксизма хорошо говорят хотя бы их писания времен Крымской войны. Разумеется, такие тексты советской молодежи не рекомендовали. Но они ведь были и определяли существо марксистского учения и действий его последователей в России. Совсем как в фантастическом ужастике: из головы подопытной жертвы удаляется нежелательный для экспериментатора модуль памяти и вживляется нечто иное, заставляющее испытуемого отринуть не только свои интересы, но и инстинкт самосохранения. Национальные интересы приносились в жертву планам «интернационалистов». «Великий социалистический эксперимент» над страной и народом страшен был, прежде всего, этой трансплантацией в наш мозг. Люди в нашей стране десятилетиями делали не то, что хотели на самом деле, жертвовали ради фантомов и химер; губили себя, сокращали срок своей жизни, не находя в ней подлинного смысла.

***

Вернемся, однако, к «нашим баранам», то есть к тем, в чьем мозгу якобы самозародилась философия – к героям фильма А.Архангельского. Авторская гипотеза, насколько можно понять, состоит в том, что это самозарождение философской жизни произошло в марксистском питательном бульоне. И применительно к показанному объекту (мы еще увидим, что объект этот рассматривается очень в очень ограниченном и обрезанном виде) это похоже на правду. Пара-тройка поколений советские философские кружковцы, то есть те, кто не удовлетворялся союзом с официальной идеологической догмой, интенсивно предавались интеллектуальной мастурбации, ёрзая по «Экономически-философским рукописям 1844 года» (набросок К.Маркса) или отыскивая скрытый смысл в эзотерике «Капитала». Клянусь, не выдумал: парень с философского факультета отправился в ЗАГС, на собственную свадьбу, с томом Маркса под мышкой – почитаю, мол, пока ждем очереди, чтобы расписаться…

Иного вроде бы и не было дано, почти не существовало долгое время. И это драма, трагедия тех, кто хотел не только «любить по-русски», но и по-русски думать. Марксистский бульон оказался не питанием, а отравой, однако даже и сегодня он рекомендуется некоторыми в качестве полезной пищи (доморощенными альтерглобалистами, к примеру), что уж говорить о временах Суслова. (При этом, разумеется, нельзя отказаться от изучения Маркса на специализированных факультетах, в контексте его эпохи и конкурирующих течений). Это философское самоотравление без альтернатив – лучшее свидетельство в пользу тезиса о пресечении традиции отечественной мысли. Грузинский мудрец Мамардашвили однажды примерно так высказался о своем русском коллеге: «Что Зиновьев, из Бердяева, что ли, вышел? Нет, он вышел из полупьяного офицера советской армии». Вот так: Маркс и водка («Ильенков очень сильно пил» – вспоминает в фильме героиня, известная по памфлету Зиновьева как «Тормошилкина»). Имя Бердяева, как и имя Лосева, мимоходом упоминается в передаче, но в основном – Маркс, Сартр, опять Маркс. Примечательно, что фильм, вроде бы посвященный возрождению отечественной философии, русскую философию совершенно игнорирует. Среди персонажей только либеральные западники, коммунисты-интернационалисты – и всё. Право же, мы не сторонники «русской идеи» в том виде, как она сложилась до революции и в русском Зарубежье, не молимся на «русскую религиозную философию» – там немало нелепостей – русская мысль не успели пройти путь от мифа к логосу... Но почему все же в рассказе об отечественной философии для собственно русской мыслительной традиции не находится места? Не потому ли, что такого места действительно не могло найтись после уничтожения большевиками исторической России и власти их наследников? Конечно, какие-то искорки этой мысли теплились, передавались непосредственному окружению даже среди зэков (см. например: «Записки Сологдина»), чудом выживали и прорывались в литературе и журналистике, доставлялись контрабандой из «тамиздата», ходили в «самиздате». Например, если посмотреть неполную, но очень интересную «Антологию самиздата», вышедшую под редакцией В.Игрунова, то представленные там материалы отчетливо распадаются на три основных русла: 1) «сторонников истинного социализма», якобы извращенного Сталиным; 2) либерально-западническое и 3) рыхлое национальное, патриотическое, православное. Последнее течение имело какие-то позиции в литературе, искусстве, публицистике, но находилось в наиболее неблагоприятном положении с точки зрения распространения своих интеллектуальных и социально-политических взглядов, выражения русских национальных интересов. Первые два течения, несмотря на то что их тоже «прессовали», могли иметь несравненно большие возможности, хоть и ограничиваемые органами и официальной идеологией. И не надо долго гадать, почему было так: сторонники «очищения социализма» могли мимикрировать под официальный курс и цитировать основоположников; либералы – опереться на Запад. Националистам же не на кого было рассчитывать, кроме самих себя, разве что вступать в сомнительный союз с сочувствующими представителями номенклатуры. Но последние были скорее защитниками государства, чем русского народа, то есть «патриотами» и «державниками». Постсоветское распределение идеологических возможностей и их политической (не)реализации во многом было определено еще в советскую эпоху, в том числе и идейно-философскими спорами того периода.

Эта история далека от счастливого завершения. Советские традиции распределения интеллектуальных полей сохранились во многих чертах и сегодня. Что такое, скажем, в нынешней России политология или социология (мы говорим именно о науке, а не обслуживании интересов чиновничества или прикладном сборе информации)? Главным образом это переводы с английского. (Ну еще немного с французского и немецкого). Никто из ученых, конечно, не против культурных заимствований и интеллектуального ученичества; и, наверно, правы те, кто утверждает, что если вычесть полученное из других культур, то от своей мало что останется. Всё так, но если не научишься жить своим умом и не сумеешь думать своей головой, то эти интеллектуальные займы принесут массу неприятностей. Особенно это касается социогуманитарной сферы, где некритическое обезьянничание приводило ко многим курьезам и бедам. Ну и еще. И в СССР и в РФ, несмотря на все проблемы с указанным типом знания, все-таки были и есть ученые, профессионально занимающиеся своим делом, хотя они и задавлены массой имитаторов и непрофессионалов. Но написать статью, защитить диссертацию, грамотно провести исследование – недостаточно для того, чтобы войти в интеллектуальную элиту, мозг которой задает смыслы и цели существования общества. Фактически такая интеллектуальная элита в России отсутствует; ей так и не удалось появиться.

Кроме того, придется не поверить песням либеральных журналистов и воспоминаниям героев тех времен об их якобы героической борьбе с режимом. Да, конечно, и среди либералов были те, кто заплатил за свои убеждения сроком, высылкой или даже гибелью. (Вообще, мы с огромным уважением относимся к искренне убежденным людям). Беда не в том, что есть разные взгляды, даже кажущиеся нам неверными, а в том, что чаще всего разные идеологии – это маски, надетые по выгодному случаю, роли, которые не принято играть до конца, защищать всеми своими силами. И среди советских интеллигентов доля искренне убежденных либералов, социалистов или патриотов было не больше, чем среди постсоветской бюрократии. Вот уж где теоретики «деидеологизации» были правы. Героев «Отдела» авторы фильма пытаются представить как идейных борцов, но тут же оговариваются, что многие не хотели расковать и выступать против режима, предпочитая научные и философские занятия. То есть была обычная интеллигентская «фига в кармане». Да еще негодование, когда за эту «фигу» не гладили по головке. Вообще нравы были удивительные и непонятные даже с близкой временной дистанции. Вот, рассказывается в фильме, создается институт международного рабочего и коммунистического движения (в постсоветский период некоторое время пытался быть Институтом сравнительной политологии РАН, но его слили); сотрудники НИИ вроде бы должны это рабочее движение и изучать (согласно марксистскому учению, пролетариат – это передовой класс, осуществляющий социалистическую революцию и переход к коммунизму). Но товарищи-ученые занимаются черт знает чем, а один из них, будущий «прораб перестройки», прославившийся воплем в прямом эфире «Россия, ты одурела!» – на работу вообще не ходит: я-де на рекорд Гиннеса иду по срокам прогула. Интересно, где-нибудь еще, кроме как в НИИ тоталитарной империи зла, возможна такая вольница? И как сейчас не плакать, не ностальгировать по такому? Говорят, что платили «маленькие деньги», но ведь за них другим приходилось шоферить на двадцатиградусном морозе или стоять днями у станка и прилавка. Но наши герои ведь на особом счету – они не какое-то там быдло. Право, неловко даже как-то морализировать, среди шестидесятников морализаторство было не в чести, но некоторые эпизоды из фильма все же поражают. Вот группа избранных советских идеологов отправляется в Прагу, выпускать журнал «Проблемы мира и социализма», то есть интеллектуально обеспечивать мировую революцию. Пива залейся, в ЧССР накануне «пражской весны» веют вольные ветры социализма с человеческим лицом, атмосфера творческая и веселая. В ответ на попытки начальства немного укрепить трудовую дисциплину к нему в кабинет вместо стульев затаскиваются … унитазы. И это делают люди, которые считаются интеллигентами, учеными, взрослыми мужчинами, наконец. Они ведут себя как расшалившиеся бурсаки-недоросли, которым в голову ударяет то моча, то сперма: «А в глазах у них Тольятти и Торез/ И здоровый сексуальный интерес».

Потом вольница немного уменьшилась, власть закрутила гайки и со своей позиции была совершенно права. Зачем она снабжала пайками и делала «выездными» избранных советских обществоведов, позволяла им больше чем другим: погулять по заграницам, прибарахлиться, попить виски, посмотреть порнушку, почитать запрещенные книги – не для того, чтобы эти баловни действовали против власти, которая их балует. А наши инфантильные недоросли были настроены именно на баловство, и, когда их чуть-чуть наказали: выгнали из одного института в другой, понизили из «Правды» и партийного аппарата на менее престижную работу, что-то там запретили (действительно неприятно, когда не дают издать написанную книгу или запрещают читать интересные тебе курсы!), – то наши властители дум шибко обиделись, Но вставать в прямую оппозицию режиму большинство из них не спешило. Так и продолжали они играть с властью, пока та не закончилась. Коммунистический манифест продолжали цитировать. Но держали в голове положение манифеста некоммунистического – стадию общества всеобщего потребления.

Поступали просто: мы-де пишем книги с цитатами из Маркса и Ленина, но добавляем туда немного буржуазной философии, травим в курилках антисоветские анекдоты, но в на партсобраниях рот на замке; как бы критикуем существующий порядок, но не желаем думать о том, как бы изменить его так, чтобы было хорошо не только нам, болтунам-шестидесятникам, но и большинству населения страны. Во всем присутствовала эта половинчатость, инфантильность: вроде взрослые, а вроде и нет, вроде коммунисты, а вроде антикоммунисты, вроде за власть, а вроде против: вроде философия, а вроде официальная мифология, вроде объективная наука, а вроде идеология, властью заказанная. И так везде и во всем, сплошное «вроде». Эти кажимости и мнимости успешно перетекли в постсоветский период и по-прежнему мешают развитию российского обществознания. Моральные претензии здесь вроде ни при чем, сплетни про то, кто, сколько пил и с кем спал, представители того советского поколения обществоведов рассказывать очень любят, но это дело житейское, отношения к нашей проблеме не имеющее. Главное претензия к обществоведам и тем же «философам» советского периода состоит в том, что они так и не выполнили свое профессиональную задачу, не оправдали своего профессионального призвания. «Мы так и не знаем общества, в котором живем», – сказал пред-предпослединй генсек. Несмотря на всё хвастовство и самолюбование советских «философов» и прочих прото-социологов и контрабандных политологов, они так и не смогли построить сколько-нибудь адекватной модели советского социума и не смогли определить безопасные пути выхода России из коммунистического тупика. Так и не стало ясно, что значит ХОРОШЕЕ ОБЩЕСТВО по-русски, да такой вопрос, кажется, и не ставился. А какие русские вопросы вообще ставились серьезно? Сделать как на Западе считалось большинством этих интеллектуалов вполне достаточным; по сути, теоретическое воображение не пошло дальше обывательской мечты о полных прилавках.

Сначала считалось, что «ничего нельзя», но потом стало «можно». Грянула перестройка, и вот макулатура времен «гласности» уже наполнена всякого рода благоглупостями и полуправдой, на смену одним мифам спешно выписывались другие. Трудно сказать, какие были хуже. Результат для страны и народа оказался катастрофическим. Россия выходила из социализма с гораздо большими потерями и с совершенно неясными перспективами по сравнению с большинством стран Восточного блока. Не в последнюю очередь это произошло потому, что восточно-европейские интеллектуалы оказались гораздо умнее, прагматичнее и националистичнее (с точки зрения интересов «коренной нации»), нежели советские кухонные болтуны, институтские прогульщики и прочие «выдающиеся философы».

***

Разумеется, персонажи эти интересны сегодня не сами по себе, а в связи с предполагаемыми, реальными или фантомными перспективами перемен в нынешней РФ. Опять впереди маячит политическая распутица, опять нас ждут тяжелые времена, опять пахнет вторым изданием «катастройки», да так сильно, что просто воняет.

Многие кумиры советской образованщины прославлялись в постсоветский период и опять рекламируются именно в качестве духовных предтеч и участников неудавшейся хрущевской «оттепели» и удавшейся (?!) горбачевской перестройки. Они-де работали на эмансипацию и готовили советское общество к освобождению. Раздвигая мифологическую тину, так и хочется спросить, где это освобождение? В постсоветском обществе повысился уровень культуры, осуществилась политическая демократия, расширились возможности «низов достучаться до верхов», усилилась правовая защищенность граждан или прекратились произвол и беззаконие со стороны «правоохранительных органов»? Нет, по сравнению с застойными временами стало только хуже. В чем же прогресс коррупционно-олигархического беспредела по сравнению с номенклатурно-застойным маразмом? Стало не лучше, стало по-другому.

И положение «мозга нации» (слова и их сочетание неверные) также не могло не измениться. Советское общество было обществом повсеместного дефицита, где не хватало не только колбасы, но и интересных книг. И как бы это не было обидно поклонникам персонажей «Отдела», популярность и широкая известность в узких кругах этих героев была основана в первую очередь на доступе к дефициту, пусть лежащему не под прилавком или подсобке, а на полках спецхрана. К примеру, интересующаяся социально-философскими проблемами советская публика хотела изучить их поглубже, но где она могла это сделать? Ведь каждую сессию студентов спрашивали о решениях последнего Пленума ЦК КПСС, материалами этих партийных сборищ и были забиты библиотеки и отделы политической книги. В закрытые хранилища пускали только избранных, а те уже кое-что выносили оттуда и распространяли среди ближних, дальним тоже доставались иногда какие-то крохи запрещенного знания. Распространяли этот интеллектуальный дефицит понемногу, чтобы самим канал не перекрыли. Конечно, знать взгляды «буржуазных идеологов» в ограниченном пересказе Гайденко и Замошкина было гораздо лучше, чем не знать этого вообще. Конечно, пространство такого знания было очень ограниченным по сравнению с полем официальной пропаганды. Но последняя на глазах теряла привлекательность, и, соответственно, ценность полузапрещенной полукритики росла как на дрожжах. А поскольку тех, кто что-то предлагал на этой толкучке, было мало, то и широкого и достойного ассортимента тоже быть не могло. Так, чем более пустели полки в советских магазинах, тем больше ценились «нужные люди». Вообще, официоз при своей безмерности в критические моменты мало полезен. Им невозможно всерьез и надолго заинтересоваться. Можно на короткое время и за вознаграждение, так как нашисты-молодогвардейцы защищают «суверенную демократию» в обмен на халявные футболки и поездки на озеро Селигер. В советские времена тоже от вознаграждения не отказывались, но над догмой смеялись. Серый и черный рынок идей приобрел критическое значение для критического момента. А.Кустарев, кажется, однажды высказал предположение, что перестройка могла пойти иначе, будь у советской интеллигенции другой философский и культурный бекграунд. Но если бы да кабы, то выросли бы другие грибы, а в условиях дефицита радуешься любой вещи, которую берешь с рук у фарцовщика; это совсем не та ситуация, когда тебя заманивают в магазин и предлагают широкий ассортимент, скидки и льготный кредит. Стадия общества потребления все-таки наступила. Но счастья отчего-то нет.

Получилось так, что в застойные годы мы интересовались НЕ ТЕМ дефицитом, и при чудом открывшейся возможности обустроить Россию мы не смогли этого сделать, получилось совсем НЕ ТО, что нам нужно. Опять же по аналогии: неужели кто-то всерьез мог поверить, что советские фарцовщики, цеховики и барыги, ставшие российскими олигархами, создадут для нас цивилизованный капитализм и социальное государство западноевропейского образца? Не для того они старались. В этом плане крайне наивными кажутся возмущения бывших ведущих советских интеллектуалов. К примеру, покойный Ю.Н.Давыдов (тоже герой «Отдела»), прекрасный знаток западной философии и социологии, исследователь Макса Вебера, напечатал пронзительные статьи, где возмущался, что в постсоветский период капитализм стал диким, а не протестански-рациональным, веберианским. В эту же строку и упомянутый крик про «одуревшую Россию». Но как тут не одуреть, если предлагают демократический выбор между Тимуровичем и Вольфовичем, и первый представлен гораздо худшей альтернативой рыночного каннибализма.

Но эти бывшие советские интеллигенты хоть кричали от возмущения. А другим и тогда было хорошо, и сейчас неплохо. К примеру, можно писать речи для коммунистического мумбы-юмбы, а можно заседать в парламенте или официально омбутсменствовать в «новой России». Нет, это не глупость и не наивность. И в том, и в другом случае есть понимание, что ни «парторги племени», ни «правозащитники» роли своей не выполнят и цели не добьются, но мы им немного поможем, гуманизируем общий людоедский фон, а главное – ни за что не расстанемся с жирным пайком, заграничными вояжами и позированием в ящике, которые обеспечивается удобным креслом под задницей.

Трудно ответить на вопрос: все и всё понимали про советский режим и понимают про россиянский или все же такого понимания нет. И что хуже – умный, беспринципный цинизм или наивная интеллектуальная недостаточность? По-моему, для отечественной интеллигенции характерно и то, и другое. Практические следствия такого «отказа знать» со стороны интеллектуалов являются разрушение экономики и сокращение популяции вместо развития страны и повышения благосостояния населения. Об этом просто НЕКОМУ думать и/или национально ориентированные интеллектуальные усилия не находят поддержки и путей воплощения в силу своей маргинальности.

История с перестройкой и характером ее интеллектуального наполнения готова повториться вновь. Не обязательно по схожей схеме, но и не обязательно как фарс – возможны даже более драматичные последствия, нежели в конце ХХ столетия.

В России начала века 21-го мысль патриотически ориентированная и направленная на выражение русских национальных интересов по-прежнему занимает маргинальное положение. Да, да, есть цензура и борьба с экстремизмом, да, растет индекс запрещенных книг, да, есть телеобман и миражи потемкинских деревень. Но официозный, так сказать, «дискурс», повторим, в период кризиса можно вынести за скобки – не практически в настоящем, а теоретически в будущем. Что останется от нынешней официальной пропаганды, когда кризис усилится и наворовавшиеся крысы побегут с тонущего корабля?

Нет, тогда в игру вступят другие силы, те самые, которые уже сейчас в РФ не стесняются этническое большинство страны стигматизировать как «фашистов» и уже кричат об угрозе фашистского переворота, как в свое время (в канун приХватизации) орали об угрозе «погромов», которых, как известно, не произошло и не могло произойти.

Сможем ли мы тогда выстоять среди этого нового политического бардака и идейной похабщины? Хватит ли у русских воли, чтобы сохранить в условиях кризиса ясный ум и не расстаться со здравым смыслом? Есть очень серьезные сомнения и беспокойства на этот счет. Интеллектуально мы по-прежнему плохо вооружены. Не хочу быть неправильно понятым и не хочу заниматься самобичеванием. Мы не глупее, мы не хуже, мы вполне можем сравниться по пресловутой работоспособности с теми, кто пишет зарифмованные пасквили о пустоте и скуке русской жизни или снимает передачи, прославляющие ситуацию, когда русское тело не имеет русской головы, когда национальным сознанием манипулируют: для большинства приготовлена телепошлость в виде дебильных шоу и бесконечных сериалов, для меньшинства – интеллектуальные провокации и подмены, утверждающие, что черное – это белое и наоборот. Могут призывать и к прямой расправе – посмотрите на теперешнюю историю с обычным вузовским учебником истории. Понятно, что многим типам в РФ, которые нынче при деньгах и власти, это ситуация очень выгодна, и для того, чтобы сохранить власть и деньги в случае новых потрясений, они найдут средства для своих медийных холуев, создадут для них достаточное количество информационных площадок и плацдармов, чтобы ситуация развивалась в нужном им направлении. Напротив, у тех, кого можно условно назвать «патриотами-националистами» и кто никак не может примириться с воровской постсоветской «политэкономией» и наглой «культурной» русофобией, таких информационных площадок и медийных пятачков, где можно обороняться и с которых можно потом наступать, катастрофически не хватает. Собственно, многое из того, что в изобилии имеется у наших недругов, у нас отсутствует, а без этого при вступлении в серьезную идейную схватку нас сомнут. Мало иметь понимание и делиться им с друзьями за рюмкой чая, мало интернет-переписки на сайтах и в блогах, ничтожно мало соответствующих изданий и клубов. Нужны СМИ национального масштаба, электронные и печатные. Нужны гранты для умной русской молодежи, обучение круглый год через включение в систему образования и летние школы. Нужны ОТДЕЛЫ в имеющихся мозговых центрах и свои независимые «фабрики мысли». Нужны …

Но кто же нам это всё даст? Ни Бог, ни царь и не герой. Русские могут надеяться только на самих себя. Иначе снова проиграют, когда, несмотря на подавляющий численный перевес, вновь допустят чужой контроль над собственным сознанием, и будут скакать, как всадник без головы, повинуясь враждебной воле или положившись на власть случая.