Кубанское село считается по российским меркам относительно благополучным. Оно считается оплотом казачьего традиционализма и русскости. Но в действительности над кубанскими станицами нависает смертельная опасность.
Платнировская — большая станица в степном Прикубанье. В ней существует крупная и сплочённая курдская община, примерно тысяча человек. На протяжении девяностых годов и в начале нулевых в станице не были редкостью межэтнические конфликты. Теперь курды завершили этап обустройства, и ситуация стала в целом спокойнее. Хотя и теперь периодически случаются драки в среде молодёжи. В основном из-за девушек. Курды добивались выделения для них отдельного кладбища и открытия отдельной школы. Кладбище они получили. Школу — пока нет.
Теперь курды в Платнировской говорят: «Скоро будет наша власть. У нас в семьях по восемь человек детей. А у вас — один-два». Реально у курдов детей в среднем по пять. Но тенденцию это не меняет.
Пожилые дамы часто с восторгом рассказывают о молодых курдах. «Они не пьют, всё работают. Старших почитают. Все борьбой занимаются. Они такие сексуальные, и наши девчата их так любят!». Действительно, некоторые русские девушки охотно сходятся с курдами. И те живут с ними. Официально не регистрируя брак, и не играя свадьбу в соответствии с обычаями.
Рассказывают, что курды в случае любых конфликтов массово приходят на помощь своим. Когда же бьют русского, его полупьяные соотечественники стараются не обращать на это внимания. Действительно, некоторые русские девушки охотно сходятся с курдами. И те живут с ними. Официально не регистрируя брак и не играя свадьбу в соответствии с обычаями.
А что же русские мужчины, а что же казачество? Платнировское казачье общество постоянно испытывает давление со стороны краевой и районной администрации. «У вас же интернациональная станица! Вы смотрите, не разжигайте! Не конфликтуйте. Вообще лучше не дёргайтесь!». Власти даже накладывают ограничения на участие казаков во вполне парадных и безобидных мероприятиях. Чтобы лишний раз не провоцировать. А что уж говорить о противодействии этническому криминалу?! К тому же ходят упорные слухи, что в своё время районное казачье начальство немало способствовало массовой регистрации и легализации курдов. Оно же, по слухам, продало им значительное число казачьих паёв. Хотелось бы, чтобы слухи оказались только слухами. И всё же…
А разве среди славянской молодёжи остались одни пьяницы и ничтожества? Это далеко не так. Есть немало крепких, разумных, трудолюбивых парней. Только они в станице не задерживаются. Здесь у них нет возможности реализовать себя, нет работы. В казачье общество приходит немало достойных молодых людей. Только с уходом в армию или с поступлением в вуз они навсегда покидают станицу. Поэтому основу станичного казачества составляют пожилые люди. Которых становится всё меньше и меньше.
Наблюдения полностью подтверждают тезис В.Д. Соловья о лучшей приспособленности восточных народов к жизни в феодально-грабительской социальной системе. Особенно по сравнению с советскими славянами. Нас слишком усердно интегрировали в систему, отбивали инициативу и сплочённость. Мы оказались слишком зависимыми от благ развитой цивилизации.
Основное занятие курдов станицы Платнировской — выращивание и реализация сельхозпродукции. Они контролируют всю цепочку. От выращивания до розничной реализации. Родственно-этническая сплочённость помогает организовать практически целостный торгово-производственный комплекс, а также аккумулировать значительные финансовые средства. Многие молодые курды получают в Краснодаре образование по престижным специальностям, открывающим доступ к государственной службе.
При этом производство, на котором традиционно были заняты русские, практически уничтожено. Фактически нет колхоза — основы станичной инфраструктуры в прошлом. Когда-то платнировский колхоз–миллионер обеспечивал станичникам практически полную занятость. Достаточно высокий уровень жизни (по крайней мере, по сравнению с последующим). В многолюдных бригадах и звеньях трудилось большое число мужчин и женщин. Имело место развитое комплексное сельское хозяйство, и зерновое и животноводческое. Выращивалось много фруктов и овощей.
Колхоз открывал детские сады, обеспечивал электрификацию, асфальтирование многих станичных улиц. Благодаря колхозу его работники могли строить себе дома на льготных условиях. Предприятие занималось и централизованным строительством жилья, имело собственную стройбригаду. Колхоз всячески опекал дипломированных специалистов, врачей, учителей и пр. В частности, им предоставлялись квартиры, построенные колхозом. Станичники посещали базы отдыха, их организованно возили в Краснодар на представления театра оперетты. Платнировский колхоз мог за свой счёт приглашать артистов в станицу.
Теперь этого уже давно нет. А есть массовая миграция славянской молодёжи из станицы. Станичники работают в городах края и за его пределами. Работают строителями, охранниками и не только. Крутятся, как только могут. И не всегда всё проходит легко и удачно. «Я возвращаюсь. Всё надо было сделать за месяц. А напарник кинул. Говорит, не может так быстро», — говорит по телефону супруг казачке. Та кивает и идёт поливать огород. На что ещё надеяться?
В горно-лесном Закубанье находится станица Мартанская. Вернее, пока находится. Потому что ситуация в ней ещё хуже, чем в Платнировской. Закубанские станицы всегда были беднее и малочисленнее прикубанских. И тем не менее и в царское, и в советское время они жили и развивались. Большое развитие на этой территории получило выращивание табака. После войны в станице Мартанской был создан эффективно работавший табаксовхоз. Он упорно пытался выжить и в лихие девяностые. Было организовано даже производство сигарет. Но дефолт зарубил все начинание. Совхоз был продан с молотка. Сначала его выкупило московское предприятие «Рубин». Потом, в середине нулевых, Васюринский мясокомбинат. Теперь совхозные поля и выгоны огорожены колючей проволокой. На них пасутся приземистые, грязно-белые коровы, похожие на свиней-переростков. После огораживания станичники фактически лишились возможностей пасти где-либо собственный скот.
Им запрещено пользоваться и лесом. Его вырубкой занимаются различные фирмы. Лесовосстановление потом никто не проводит. Пустые лесные делянки и бывшие колхозные поля покрываются кустарником. Именно он идёт здесь на смену и лесу, и культурному ландшафту. Такая вот футуроэкология.
Фактически запрещено сажать что-то где-либо за пределами своих огородов. А филиалу мясокомбината требуется минимальное число работников.
Работать в станице негде, и из станицы бегут. Раньше в местной школе училось до пятисот детей. Теперь только девяносто шесть. В 2010 году школу уже пытались закрыть. Пока не решились. Но это пока. А закрытие школы — это непосредственное начало конца станицы.
К возрождению казачества интерес потерян. Например, на казачьи дежурства по поддержанию правопорядка выходит только один крепкий старик старого закала да его внуки.
Когда-то в Англии лендлорды, воспользовавшись правом владельцев, согнали крестьян с земель. Было проведено Огораживание. На бывших пашнях стали пасти овец. «Овцы съели людей» — говорили тогда в Англии. Так было проведено тотальное раскрестьянивание Туманного Альбиона.
В нашем случае роль овец играют белые мясные коровы. Станицы Мартанская — яркий пример становления в нашем обществе принципов государства-корпорации. В нём для эффективного обслуживания производства отбирается горстка людей. Этому производству принадлежит и подчиняется всё. Поэтому те, кто с ним не связан, лишаются средств к существованию. Они вынуждены умирать или бежать.
В станице Мартанской также немало выходцев из Закавказья: армян, азербайджанцев, курдов-йезидов. Они выделяются среди станичников своей сплочённостью и организованностью. Треть станичных школьников — дети закавказцев. Впрочем, они предпочитают использовать станицу как перевалочную базу, не укореняться в ней слишком глубоко. Армянская семья, раскрутившись, покидает станицу. И продаёт свой дом родственникам из Армении. И те поступают так же. Среди мартанских закавказцев также развито отходничество. Некоторые из них работали даже на знаменитом Черкизоне.
Возможно, ситуация в сельской местности в других регионах России ещё более плачевная. Но и на Кубани она по-настоящему угрожающая. Через 20-25 лет многие станицы могут буквально исчезнуть с лица земли.
