Протоиерей Игорь Прекуп, настоятель таллинской Николаевской церкви в Копли, 2 июля получил указ о запрещении в священнослужении, подписанный митрополитом Таллинским и всея Эстонии Корнилием. Мотивировка запрещения – нарушение им 39-го и 55-го Апостольских правил; о сути этих правил мы поговорим далее. А непосредственной причиной применения к священнику столь тяжкого наказания явилось, как ни удивительно, то, что он воспринял близко к сердцу евангельские слова о добром пастыре, который «полагает душу за овец», и постарался осуществить их в своей пастырской практике. О. Игорь принял деятельное участие в судьбе своей прихожанки, пережившей тяжелую жизненную драму; это и вызвало сперва недовольство архиерея, а затем – тяжкое церковное наказание. Запутанные обстоятельства этой драмы, развивавшейся не один год, священник, обладая несомненным литературным даром, детально описал в своем блоге. Писали об этом деле и в прессе, как эстонской, так и российской. Не имея возможности излагать здесь все перипетии этой трагической истории, вкратце перескажем самую суть.
Татьяна К., работавшая регентом в храме, настоятелем которого был о. Игорь, в один несчастливый день обнаружила, что ее супруг Валерий проявляет недвусмысленный сексуальный интерес к своей несовершеннолетней падчерице (родной дочери Татьяны). Чуть позже к ужасу матери выяснилось, что посягательства такого рода начались давно (на момент первых приставаний отчима девочке было около восьми лет) и успели зайти достаточно далеко, несмотря на сопротивление жертвы. Священник и словом, и делом постарался поддержать своих духовных чад и уберечь их от дальнейшего общения с растлителем. В частности, он всеми силами способствовал тому, чтобы дело дошло до суда.
Эстонские чиновники отнеслись к ситуации Татьяны со вниманием, и это неудивительно: в европейской судебной практике педофилия (в том числе ее семейные формы) давно считается одним из тягчайших преступлений, а Эстония следует за всеми европейскими общественными тенденциями с поспешностью, вошедшей в притчу. Как утверждает о. Игорь, Евросоюз даже вменил эстонским властям в обязанность довести до суда какое-то количество дел о педофилии. Суд состоялся, факт растления несовершеннолетней был доказан, Валерию был вынесен приговор (впрочем, исключительно мягкий по европейским меркам: три года условно).
К сожалению, это не стало финалом истории: спустя год с небольшим после суда, в первый день Пасхи 2010 г., Татьяна скончалась от приступа астмы. Несомненно, обострение хронической болезни было вызвано постоянным стрессом, который она переживала из-за семейной драмы. О. Игорь и после ее смерти продолжил заботиться о сиротах (у Татьяны было пятеро детей) и решительно противодействовал тому, чтобы право опеки над ними досталось родственникам педофила (если бы это случилось, он, вероятно, получил бы неограниченный доступ к детям).
Казалось бы, в действиях о. Игоря нельзя увидеть ничего предосудительного с точки зрения церковных канонов. Он как мог защищал детей от растлителя, не жалел ради духовных чад ни времени, ни сил, ни личных средств – в общем, образцово выполнял свой пастырский долг. Однако ситуация осложнилась тем, что муж Татьяны происходил из семьи маститого протоиерея, известного и заслуженно почитаемого в Эстонии (ко времени описываемых событий уже давно покойного). Митрополит Корнилий, близко знавший эту семью, сразу же взял ситуацию под личный контроль. Не то, чтобы владыка открыто принял сторону педофила… но в беседах с о. Игорем он не раз советовал ему поумерить пыл, поберечь репутацию уважаемой семьи и свою собственную, «не давать повода для сплетен», «не выметать сор из избы». Дошло, к сожалению, и до прямых указаний прекратить всякое общение с Татьяной и ее детьми, всякую помощь им. Священник оказался перед тяжким выбором: или пренебречь пастырским долгом, или проявить непослушание архиерею. Он выбрал второе, что и привело к запрещению.
***
Вернемся к формулировкам архиерейского указа. Апостольские правила, на которые ссылается митрополит – один из древнейших и фундаментальных источников православного канонического права. Его редакцию, принятую сейчас всеми православными поместными церквами, историки датируют второй половиной IV в., но, несомненно, некоторые их положения восходят к более раннему времени, возможно, и к эпохе апостолов. Большая часть из 85 Апостольских правил имеет вполне четкие формулировки, но оба правила, упомянутые в указе, сформулированы довольно расплывчато (едва ли эта расплывчатость была «намерением законодателя», скорее всего, она связана лишь с огромной временной дистанцией, отделяющей нас от времени составления этого документа). Возможно, именно по этой причине два названных правила, 39-е и 55-е, стали в наши дни самыми «популярными» и чаще других встречаются в архиерейских указах о запрещении клириков. Приведем полностью их тексты.
39-е: Пресвитеры и диаконы, без воли епископа, ничего да не совершают. Ибо ему вверены людие Господни, и он воздаст ответ о душах их. Разумеется, это правило, при его буквальной трактовке, не может выполняться в полном объеме по чисто техническим причинам. Едва ли кто-то из правящих архиереев был бы рад, если бы все клирики его епархии перед каждой трапезой звонили ему и испрашивали архипастырского совета – варить ли на гарнир гречку или макароны? Впрочем, в таком буквально-расширительном смысле это правило никогда и не понималось. Епископ Никодим (Милаш), комментируя это правило, ссылается на авторитетное толкование Вальсамона, согласно которому оно относится лишь к вопросам управления церковным имуществом (здесь, действительно, с древних времен не допускалось никакого самоволия). Это подтверждается и контекстом: в «соседних» 38-м и 40-м Апостольских правилах говорится именно об имущественных правах епископа. Зонара и Аристин толкуют это правило несколько шире: по их мнению, оно относится и к некоторым церковно-дисциплинарным вопросам (запрещая священникам, например, налагать на мирян епитимии без воли епископа). Но такое толкование несколько противоречит сложившейся практике, оставляющей на усмотрение священника-духовника весьма широкий круг вопросов, касающихся взаимоотношений с пасомыми. Заметим, что это правило, в отличие от многих других, не содержит в явном виде никакой санкции, оставляя форму и степень наказания за своеволие на усмотрение суда.
55-е: Аще кто из клира досадит епископу: да будет извержен. «Князю бо людей твоих да не речеши зла». Здесь широта толкования правила полностью зависит от понимания греческого глагола hubridzo, весьма употребительного и имеющего широкий спектр значений (именно он традиционно переводится славянским досаждати). В зависимости от контекста это слово может означать «раздражать», «оскорблять», «бесчестить», «вести себя дерзко», даже «беситься» (о животных) или «неистовствовать» (о погоде или море). Как и в первом случае, ни сложившаяся традиция, ни здравый смысл не позволяют трактовать любое действие священника, вызвавшее недовольство или досаду архиерея, как «досаждение», достойное столь суровой кары. Скорее всего, под «досаждением» следует понимать в первую очередь сознательное словесное оскорбление. Это полностью соответствует и смыслу цитаты из Деяний апостолов, содержащейся в тексте правила (23:5, спор Павла и первосвященника Анании).
Строго говоря, ни одно из названных правил не было нарушено о. Игорем Прекупом (если говорить об их букве и духе, а не о расширительных трактовках). Некоторое непослушание архиерею имело место, но не касалось ни вопросов церковного имущества, ни других важных церковно-административных вопросов, традиционно находящихся в ведении епископа. Кроме того, о. Игорь ослушался не приказа или распоряжения, а частного совета, носившего скорее рекомендательный характер.
«Досаждения» как такового не было вовсе: о. Игорь несколько раз публично критиковал действия архиерея (в частности, в своем блоге он вскользь упомянул, что некоторая часть ответственности за безвременную кончину Татьяны ложится и на митр. Корнилия), но вся эта критика выражалась в исключительно тактичной и уважительной форме, в ней не содержалось не только прямых оскорблений, но и никакой резкости или дерзости. Единственная вина, которую ему можно было бы при желании вменить – излишняя эмоциональная вовлеченность, «страстность», с которой он взялся за помощь Татьяне и ее детям. Но эта вина, если она и есть, не подпадает ни под какие церковные правила и вряд ли требует каких-то наказаний, кроме архипастырского внушения.
Вместе с тем, и формулировки двух обсуждаемых правил, и, увы, практика их использования в последние десятилетия, приводят нас к печальной мысли: 39-е и 55-е правила стали для епископов своего рода «аварийной кнопкой», механизмом, позволяющим отправить под запрет любого неугодного клирика, не утруждая себя поиском и доказательством действительной вины и сохранив видимость соблюдения канонов. В самом деле, вряд ли среди духовенства любой епархии найдется хоть один человек, который ни разу не вызвал недовольства архиерея или ничего никогда не делал без его прямого согласия.
Нельзя сказать, что архиереи систематически злоупотребляют этими правилами (хотя примеры такого злоупотребления есть). Нередко их используют в случаях, когда вина клирика «очевидна, но недоказуема» или когда ее нельзя подвести под другие правила (все же они написаны много столетий назад и не учитывают многих современных реалий). Можно предположить, что епископы весьма болезненно отреагировали бы на попытку ограничить их в использовании этих правил: это устранило бы злоупотребления, но лишило бы их эффективного способа действия в крайних случаях.
***
В трагической истории Татьяны К. (так, как ее изложил о. Игорь Прекуп) есть одна черта, заставляющая нас задуматься о том, достаточно ли серьезно мы относимся к каноническим нормам. Закончилась она растлением девочки, осуждением растлителя и внезапной смертью матери, а начиналась с цепочки тягчайших нарушений церковных канонов. Сперва диакон вступает в церковный брак, при этом не слагая с себя сана, как того требуют правила. Затем этот диакон принимает сан священника, оставаясь в незаконном браке. Затем, после его смерти, вдова выходит замуж за его родного брата, что, опять же, строжайше возбраняют каноны…
Да, «в жизни бывает всякое», каноны часто приходится применять со снисхождением, и, конечно, не нам судить этих людей, тем более, что двое из них уже стоят перед судом Всевышнего. Но есть граница между нарушением канонов по немощи и их дерзким попранием по собственной прихоти. И, похоже, в данном случае эта граница была перейдена.
Было бы безрассудством утверждать, что жертвы этой истории «наказаны за несоблюдение канонов»: нельзя судить о путях Промысла Божия, тем более, что пострадали в том числе и совершенно невинные люди. Однако есть повод задуматься о том, что церковные правила написаны кровью и слезами многих поколений, и одним из намерений их творцов, несомненно, было стремление уберечь клириков и мирян от непосильных скорбей и искушений.
Церковные каноны не требуют неукоснительного педантического соблюдения без снисхождения к немощи конкретных людей: в Новозаветной Церкви главным правилом всегда останется евангельское «суббота для человека, а не человек для субботы». Но они, безусловно, требуют серьезного и уважительного отношения к себе: «Бог поругаем не бывает». Кривое и произвольное толкование канонической нормы, необоснованная «икономия», попытка «покрыть архиерейской мантией» явное преступление – все это, как показывает трагический опыт таллинской семьи, может привести к непоправимым последствиям.
***
Протоиерей Игорь Прекуп, вполне возможно, подаст апелляцию в Общецерковный суд. Такая возможность появилась у клириков Русской Православной Церкви совсем недавно: первое заседание суда прошло в мае 2010 года. Если апелляция будет подана, итог ее рассмотрения будет важен не только для таллинского протоиерея и его паствы, но и для всей Церкви: будет вынесено поистине историческое решение, касающееся границ применимости 39-го и 55-го правил. У Общецерковного суда будет две возможности: либо утвердить решение митрополита, а стало быть, признать за епархиальными архиереями право толковать эти два правила как угодно широко, либо отменить его, тем самым поставив задачу толкования перед будущим церковным законодателем.
Речь идет, конечно, не о «пересмотре канонов», а лишь о том, чтобы определить содержащиеся в них термины с учетом современной практики: точно установить, какие именно действия клирика могут считаться «досаждением» и в каких именно областях он не имеет права ничего творить «без воли епископа». Будет ли эта задача решена одним из будущих Архиерейских соборов, или достаточно будет ряда прецедентов с отменой Общецерковным судом неправосудных решений судов епархиальных – не так важно. Важнее другое: если это произойдет, клирики Русской Православной Церкви обретут уверенность в том, что оказаться под прещением можно лишь в результате конкретного канонического преступления, а не вследствие личной антипатии архиерея, нарушения каких-то «неписаных норм», принятых в данной епархии, или других подобных обстоятельств.
