На заседании Совета по содействию развитию институтов гражданского общества президент РФ Дмитрий Медведев заявил буквально следующее.
«Практически во всех выступлениях звучала одна очень верная мысль о том, что значительная часть людей, живущих на Кавказе, нуждается в полноценной интеграции в российский социум… Нужно двигаться к созданию, как было тоже правильно сказано, полноценной российской идентичности, которая бы включала в себя все наши народы».
Жители Кавказа, несомненно, чрезвычайно страдают от недостаточной своей интеграции в российский социум. Ночью выйдут пострелять в небо — и не спится, тоска, грусть, сосёт под ложечкой… никак, бедные, не интегрируются. И так они, и сяк. И метро взрывают, и заложников захватывают, и всеми возможными путями изо всех сил стараются не разжигать межнациональную рознь – всё от недостатка идентичности.
«Задача именно в том, чтобы создать новую российскую идентичность», — заявил Медведев. «Если мы ее не сможем создать, то тогда судьба нашей страны очень печальна», — считает он.
Можно назвать несколько устойчивых типов identity. Это:
а) оральный вау-тип (преобладающий паттерн, вокруг которого организуется эмоциональная и психическая жизнь, — озабоченное стремление к деньгам).
б) анальный вау-тип (преобладающий паттерн — сладострастное испускание денег или манипулирование замещающими их объектами, называемое также анальным вау-эксгибиционизмом).
в) вытесненный вау-тип (в возможной комбинации с любым вариантом из первых двух) — когда достигается практическая глухота ко всем раздражителям, кроме орально-анальных.
(В. Пелевин, Generation П).
Пелевин в своей старой книжке заметил, что «с каждым годом всё сложнее сохранять identity». Если исходить из приведенных им выше полуёрнических определений, то кавказцы – это определенно анальный вау-тип идентичности, тогда как «остальные россияне», в русло которых всё никак не могут влиться потоки славных черкесов, аланов, армян (а уж о потерянных для идентичности турках-месхетинцах и думать горько) — вытеснены тотально. Вытесняющий импульс, победивший в 90-е, зацементирован путинской «стабильностью» нулевых, когда окончательно определились субъекты identity — условные «менты» и условные «кавказцы», новые хозяева жизни. Шутки про мифических «новых русских» остались только в петросянской вселенной, но, кажется, даже и из нее были вымыты — Михаил Задорнов, судя по всему, вообще счёл себя чем-то вроде нового Льва Толстого.
Вообще следует вспомнить, что априори идентичность — это элемент субъективной реальности, как ее и рассматривает Пелевин. Идентичность может быть создана в ходе социальных процессов — и эти социальные процессы детерминируются социальной структурой. Однако идентичности, возникающие таким образом — это совокупности идентичностей конкретных субъектов, конкретных людей, обладающих своей собственной специфической идентичностью.
В этом смысле идентичность мы можем рассматривать с того же ракурса, с которого Константин Крылов рассматривал избитое и излюбленное россиянами понятие «русского менталитета». Поскольку имеет смысл говорить не о «русском менталитете», а, скажем, о «менталитете (ментальности) русского помещика Центральной России начала XIX века», постольку же мы можем говорить об идентичности не россиянина, а русского, чеченца или абхаза. Идентичности не американца, а южанина или северянина, мормона из Юты или индейца из резервации. Иные типизации «коллективных идентичностей» туманны, ложны и ущербны.
«Лишь одно в моём кармане – беспонтовый пирожок,
Каждый из нас — беспонтовый пирожок».
(Е. Летов).
«Нужно формировать все-таки то будущее, которое должно объединять всех», иначе «у нас никогда на Кавказе нормальной жизни не будет», заявил в своем выступлении Медведев.
Будущим занимается вполне определенная область науки, футурология. Коей у нас заведует партнер президента по переписке, г-н Калашников. Стоит предположить, что в биоагроэкополисах, или как их там, президентом предполагается компактное проживание Новых Россиян, полностью вобравших в себя весь кавказский регион, пропустивших его идентичность через себя.
Нося в себе, как кенгуру в сумке, не то выкидышей, не то гельминтов, пожирающих ресурсы (ресурсы физические, моральные, бюджетные — все), страна теряет вес, теряет лицо, теряет идентичность.
Русским быть стыдно. Россиянином быть — почётно. Мы долго смотрели в бездну, она нам подмигнула, глупо хихикнув, и оказалась зеркалом.
Медведев сказал, что события XIX века в разных странах показывают, как ныне преуспевающие нации формировались в результате очень тяжелых событий. «Да, нам не удалось создать ту самую общность, которую создавал советский строй, но мы знаем, как это было, насколько это было фальшиво во многом», — сказал глава государства. «Но у нас есть все силы и все возможности для того, чтобы создать свою идентичность — новую российскую идентичность», — уверен Медведев. «Может быть, это вещи высокопарные, но не думать об этом нельзя, иначе мы будем заниматься только очень печальными вещами, и у нас не будет видения будущего, а без этого человек жить не может», — заключил он, передает ИТАР-ТАСС.
Почему-то Медведев делает из общеизвестных фактов совершенно нелепые выводы. Чешская нация, общепринятый пример — сформировалась именно что в результате очень тяжелых событий. Но свою идентичность она обрела не в слиянии с австро-венграми, Российской империей или пруссаками — а выделив себя из неё. О заявленной фальши советской идентичности наверняка много напишут и без меня, я лишь отмечу, что, безусловно, русские были самым пострадавшим от соввласти народом. Однако не стоит забывать, что в Советском союзе быть русским таки позволялось. Знаменитую речь Сталина о вкладе русского народа в Победу в Великой Отечественной войне неоднократно цитировали в течение недавних майских праздников практически во всех СМИ, кроме официальных.
Тренировка перед зеркалом с чужими очками
Школы школки университеты
Где я, кто я, куда я, куда?
(И. Кормильцев, «Наутилус Помпилиус»).
Напоследок рассмотрим поиск идентичности как типичную тинейджерскую проблему.
Одна из первых песен о кризисе идентичности, которую я услышал — вышепроцитированная «Кто я», где Бутусов, ощущаемый натуральным прыщавым подростком, выплескивает поток мыслей на слушателя.
Одним из ведущих теоретиков идентичности в ХХ веке считается психолог Эрик Эриксон, понимавший её как цельность и непрерывность личности. Непостоянство и нестабильность «Я» — клинический невроз. Феномен недостающей идентичности Эриксон наблюдал в ходе своей послевоенной практики, где его пациентами зачастую были солдаты, вернувшиеся к мирным занятиям. У них он диагностировал такие симптомы, как чувства тревоги, страха, изоляции, утрата способности к эмоциональному общению.
Дело-то в том, что в армии люди занимали определенное место в обществе. Они были субъектами социальных отношений, у них были свои цели, система ценностей и ориентиров, специфические способности и личные качества. После войны это всё рассеялось. В новое общество солдатам встроиться сложно. Началось новое взросление.
Так вот такое взросление совершенно невозможно пережить одинаковым путем русскому и чеченцу. Мы не можем пришить бешеную собаку к здоровому мужику и отпустить их выздоравливать, не опасаясь, что один убьёт другого.
Кризис подростковой идентичности, самый глубокий жизненный кризис, по Эриксону, вызывается тремя факторами: бурный физический рост и половое созревание; эмоциональная нестабильность и озабоченность тем, «как я выгляжу в глазах других», «что я собой представляю»; необходимость найти свое профессиональное призвание, отвечающее приобретенным умениям, индивидуальным способностям и требованиям общества.
Если нормально осознающая себя русская идентичность и дальше будет тянуть за собой отстающего подростка, пытаясь затащить его в постель, а после представить его своим братом — это грозит дальнейшей клинической шизофренией и нацией беспонтовых пирожков.
И совсем уже в сторону, но как бы о том же. Когда умирающий солдат попросит показать очередную медсестричку титьки — это не потому, что он недостаточно интегрирован в свой возраст. Это потому, что в решающие моменты жизни и смерти он просто думает не тем местом.
