(Окончание. Начало см. здесь).
МЕТОДЫ УСТРАШЕНИЯ
Царским командованием в Черкессии применялись самые жестокие методы устрашения. Одним из таковых стала практика отрезания голов у погибших черкесов. Приведем ряд сообщений очевидцев.
«Трофеями этого дня были несколько трупов горцев, у которых отрубили головы, завернули и зашили в холст. За каждую голову Вельяминов платил по червонцу и черепа отправлялись в Академию Наук. Поэтому за каждого убитого горца была упорная драка… Драка за трупы и отрезывание голов вошли в нравы и обычаи Кавказских войск. На первый раз, несмотря на воодушевление новизной картин и впечатлений, вид завернутых в холст голов, привязанных к концу казачьих пик, вызвал у меня чувство гадливости и омерзения». (Воспоминания Григория Ивановича Филипсона. М., 1885. С. 127).
«Засс, по обычаю, приказал отрезать головы убитых и с этим трофеем возвратился в свой Прочный Окоп. Через год после того, я встретил генерала Засса в Ставрополе. Он ехал на санях, а другие сани, закрытые полостию, ехали за ним. «Куда это, ваше превосходительство, и что вы везете»? — «Еду, земляк, в отпуск и везу Вельяминову в сдачу решенные дела». С этим словом он открыл полость, и я не без омерзения увидел штук пятьдесят голых черепов. Вельяминов отправил их в Академию Наук». (Воспоминания Григория Ивановича Филипсона. С. 102.).
«Местопребывание Засса, крепость Прочноокопская, повергало в ужас не только закубанцев, но и всех проезжающих. Она окружена была высоким валом с частоколом по гребню, на котором во многих местах торчали головы черкесов». (Ракович Д. В. Тенгинский полк на Кавказе. 1819-1846. Правый фланг. Персия. Черноморская береговая линия. Под ред. генерал-майора Потто. Тифлис, 1900. С. 150.).
Из отношения генерала от инфантерии Поповича командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенанту Граббе:
«До сведения Государя Императора дошло, что будто бы некоторые частные начальники на Кавказе отсекают головы горцев, убитых в битвах и втыкают их на шесты, к общему раздражению жителей. В следствие сего Его Величество высочайше предоставляет мне удостовериться ближайшим образом в истине этих слухов и будь они действительно справедливы, принять самые решительные меры к прекращению, на будущее время, таковых бесчеловечных поступков, столь противных благим видам Его Величества. Высочайшую волю сию, переданную мне Г. Военным Министром в отзыве от 24-го августа, № 576, сообщая Вашему Превосходительству к надлежащему руководству, прошу донести мне: были ли означенные случаи на Кавказской линии, где и у кого именно из частных начальников?
Командир Корпуса генерал от инфантерии Попович.
Рапорт г-ну Корпусному Командиру.
На протяжении Вашего Высокопревосходительства № 824, имею честь донести, что головы убитых горцев втыкали на шесты только у начальника правого фланга генерал-лейтенанта Засса. Но по дошедшим до меня об этом сведениям при вступлении моем в управление краем, я сообщил ему о прекращении такого рода поступков; а в настоящее время, препровождая ему копию с предписания Вашего Высокопревосходительства ко мне за № 824, где изложена Высочайшая воля по этому предмету, предписал руководствоваться ею.
От командующего войсками 8-го октября 1841. Верно. За старшего адъютанта штабс-капитан (подпись неразб.).
Генерал-лейтенанту Зассу
При вступлении моем по Высочайшей воле в командование войсками на Кавказской линии и в Черномории, я имел честь сообщать Вашему Превосходительству мое мнение насчет противного благодетельного воле Государя обыкновения отсекать головы горцев, павших в битвах и втыкать их на шесты.
Получив предписание по этому предмету от Г. Корпусного командира за № 824, которое при сем в копии препровождаю, покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, на будущее время руководствоваться Высочайшею волею в нем изложенною
Верно: За старшего адъютанта штаб-капитан (подпись неразб.)».
(РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1213: Распоряжение штаба отдельного казачьего корпуса о запрещении скальпирования и издевательства над убитыми горцами. 1841 г. Еще подобное дело: РГВИА. Ф. 13454. Оп. 8. Д. 31: Рапорт о запрещении отсекать головы горцев и втыкать на шесты. 1841 г.).
Всадники 44-го драгунского Нижегородского полка, в числе которых было немало представителей самых знатных родов России, в 1860 г. пытались возродить «моду» на отсечение голов черкесов, но начальство пресекло подобные действия. Причем не из-за моральных принципов, а исключительно по материальным соображениям: черкесы отказывались забирать изуродованные тела, а за право забрать целый труп своего соплеменника уплачивали две пары быков. (Потто В. История 44-го драгунского Нижегородского Его Императорского Высочества государя наследника цесаревича полка. Т. VIII. СПб., 1895. С. 37-38).
ТАКТИКА ВЫЖЖЕНОЙ ЗЕМЛИ. ОРГАНИЗАЦИЯ ГОЛОДА.
Отдельный большой аспект проблемы геноцида адыгов (черкесов) составляет осмысленное и целенаправленное создание условий, несовместимых с жизнью.
В летнее время отряжались специальные команды для сжигания хлебных полей, угона или уничтожения скота. В отряде в 12.000 штыков могло насчитываться до 1.000 вьючных лошадей, специально предназначенных для транспортировки награбленного в аулах имущества и продуктов. Царское командование устраивало карательные экспедиции в зимнее время, в ходе которых уничтожались все постройки и запасы зерна. Сотни и даже тысячи беженцев, оставшись без всяких средств к существованию, скапливались в еще не затронутых экспедициями районах. Голод стал орудием уничтожения адыгского народа. Сведения об использовании тактики выжженной земли содержатся в огромном числе военных отчетов.
Приведем несколько характерных отчетов. 14.11.1862 г. пшехский отряд уничтожает аулы в долине р. Шебж, «ущелье» которой «представляет чисто-горный характер»:
«При появлении нашем в ущелье, аулы оказались пустыми, хотя, по оставленным вещам, по большему количеству домашней птицы и изобильным запасам зерна, заметно было, что хозяева покинули свои жилища второпях и очень недавно. Смотря на это богатое ущелье, скаты и низ которого были покрыты множеством маленьких аулов, а промежуточные поля сплошь запаханы, мы удивлялись, что горцы не отстаивали своих жилищ. Часам к одиннадцати обе колонны кончили свое дело. Более тысячи лошадей, навьюченных сеном, зерном, котелками, ручными мельницами, вязками живых и убитых куриц, сапетками меда, кукурузой и другим добром, потянулись в лагерь». Мародерство носило узаконенный, системный характер и, фактически, являлось одним из важных источников содержания войск. Гейнс отмечает, что «в пшехском отряде не бывало никогда менее тысячи фуражирных лошадей», использовавшихся для перевозки далеко не только фуража, но и для доставки в лагерь захваченного имущества и продовольствия из сжигаемых аулов. (Гейнс К. Пшехский отряд // Военный сборник. 1866. № 1. С. 25).
В августе 1862 г. А. Введенский, офицер в пшехском отряде, получает яркое впечатление, поднявшись на возвышенность хребта Ангуль:
«Едва поднялась она (колонна войск) на высоту, как перед ней открылись огромные поля, засеянные просом. Уборка хлеба была в полном разгаре, и несвезенные с поля снопы облегчили нашу фуражировку». Очередное впечатление Введенского, связанное с хлебными полями Абадзехии, датируется 1 октября 1862 г.: «главная колонна с тяжелым обозом… потянулась через хлебные поля. Сжигая по пути хлеб, сено и аулы, отряд прибыл к большому аулу Эсхак эфенди Соолохова». 21 сентября 1862 г. пшехский отряд, «после весьма упорного боя, овладел большим аулом Лагумжи-Хаблем и еще другим — меньшим; захватив огромные запасы хлеба, предал аулы огню». (Введенский А. Указ. соч. // ВС. 1866. № 8. С. 171, 175. Богуславский Л. Указ. соч. С. 350).
Тема огромных запасов хлеба весьма красноречиво звучит в рапорте командующего войсками в укреплении Белореченском полковника Геннинга (29.06.1856 г.) начальнику правого фланга Кавказской линии генерал-майору И. Дебу:
«Я …решился разорить находящиеся по левую сторону р. Пшиш бжедуховского народа два аула, Лабокуой и Татархабель, названные аулы находятся в 13 верстах от сего укрепления: а один от другого не далее как ¾ версты; в обеих аулах более ста дворов, с огромнейшим запасом в складах разного хлеба с запасом который можно бы только найти в самом предприимчивом земледельческом обществе. …Как только рассвело войсковой старшина Фролов уже подойдя к а. Лабокуой… бросился прямо в аул, где завязалась жаркая перестрелка и неприятель потеряв много убитыми и изрубленными мгновенно был выбит из своих жилищ… … ворвались в средину аула… Здесь завязался рукопашный бой и отчаянные защитники своих жилищ пали мертвыми, лишились домов, имущества и всего запаса хлеба; все поглощено пожаром, равной участи подвергся а. Лабокуой… В ауле Лабокуой убито 43 человек, в Татархабле — 68. Рогатого скота пригнано 422, баранов — 450». «Извольте усмотреть о новом, войск наших молодецком деле, — писал Дебу генерал-лейтенанту Козловскому, — которое совершено под командой полковника Геннинга с свойственным ему храбростью и мужеством, отличавшими штаб-офицера сего в продолжении многих лет его боевой службы». (Донесения о военных действиях русских против горцев за рекой Белой, ведомости разоренных аулов // РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1090. Л. 12-14, 17 об., 26).
О масштабах потерь (людских и территориальных), которые несли адыги в эти годы мы можем получить достаточно точное представление. Так, например, адыгская область Абадзехия (населенная адыгским субэтническим подразделением абадзехов, адыг. «абдзах») состояла из трех основных и равновеликих горных секторов — 1) От Белой до Пшехи; 2) От Пшехи до Пшиша; 3) От Пшиша до Псекупса. Сюда же следует добавить абадзехское население на восток от Белой (по ее правым притокам) и на запад от Псекупса (по его левым притокам).
Весьма ценный документ, превосходно иллюстрирующий плотность населения в 3-м секторе между Пшишем и Псекупсом, был составлен в сентябре 1863 г. штабс-капитаном Лебединским, офицером генштаба. Согласно Лебединскому, в этом районе Абадзехии насчитывалось 220 хуторов, в которых было 5798 дворов. (Проблемы Кавказской войны. С. 215-216). К ним еще присоединилось порядка 3000 семейств из других районов Абадзехии. Если мы будем исходить из численности одной семьи-двора в 10 человек, то «коренных жителей», как пишет Лебединский, сектора Пшиш-Псекупс было почти 58.000 человек, а вместе с беженцами — 90.000.
Ясно, что это не максимальный показатель: семья-двор в мирной обстановке могла достигать 20-30 и более человек. Культивировался каждый свободный клочок земли, а аулы, перерастая один в другой, тянулись непрерывными цепочками вдоль каждой речки, каковых здесь также великое множество.
«Страна между Пшишем и Псекупсом представляла слегка всхолмленную местность, перерезанную бесчисленным множеством горных ручьев и реченок. По качеству своему, грунт земли мог равняться с черноземом. Конечно, не удивительно после этого, что все балки, где едва только протекали струйки воды, были застроены сплошными линиями аулов. Мы в первый раз встретили следы такого огромного населения. Грустно было горцам оставлять эти места. Случалось видеть, что огонь уже охватывал сотни аулов, а в следующих едва только начинали выбираться для выселения…». (Гейнс К. // Военный сборник. № 4. С. 222).
Царское военное командование так и очищало Абадзехию от абадзехов, работая по секторам и повторно, и даже в третий раз, посылая команды для 100% изгнания населения. Точно также была уничтожена самая большая адыгская область — Шапсугия.
ПРОВОЦИРОВАНИЕ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ НА КАВКАЗЕ
Из письма военного министра А.И. Чернышева на имя и.д. начальника Отдельного Кавказского корпуса от 4 ареля 1834 г.
“поддерживая политическое влияние, которое мы имеем над некоторомыми горскими племенами, употреблять одно поколение против другого и обессиливать оных враждой между частными владельцами и независимыми обществами”. (РГВИА. Ф.13454.Оп.6.Д.1242.Л.1-12. цит. по Л.И. Цвижба Источники взаимоотношений России и народов Северо-Западного Кавказа в XIX веке). Особенно активно эта тактика применялась в Кабарде).
ДЕПОРТАЦИЯ
На протяжении 1829-1864 гг. адыги (черкесы) потеряли 97-98 % своих земель, которые были аннексированы Российской империей. На исторической родине в силу различных обстоятельств удалось остаться менее 5 % населения, если исходить из данных российского генерального штаба.
Население Западной Черкессии в 1831 году оценивалось в 1.080.000 человек, а в 1865 году в Кубанской области осталось менее 53.000 адыгов (черкесов). Но мы можем совершенно уверенно говорить о значительно большей численности адыгов(черкесов), чем 1 млн 80 тысяч человек в 1831 году. Согласно этим данным, шапсугское население составляло 200.000 человек. И, согласно официальным данным, в 1862-1864 гг. в Турцию было депортировано 195.000 шапсугов. В этой цифре — 1.080.000 — учтено крайне незначительно число жителей южного склона Главного Кавказского хребта. Так, убыхов в 1831 г. указано всего 7.000 (семь тысяч) человек. Тогда как по официальным данным в 1864 году в Турцию было депортировано 70.000 (семьдесят тысяч) убыхов. Военные потери адыгов (черкесов) за эти 35 летний период войны можно оценить, по меньшей мере, в полмиллиона человек, значительная часть из них — женщины, старики и дети.
Не впервые, но в развернутом виде идея изгнания адыгов (черкесов) и заселения их страны казачьими, русскими, армянскими, греческими и прочими поселениями прозвучала в докладе начальника главного штаба Кавказской армии генерала Д. А. Милютина в 1857 г.: «Необходимо переселять их на Дон, потому что в Ставропольской губернии нет свободных земель, что водворение их в тылу казачьего населения было бы неудобно и отклонило бы нас от главной цели, т.е. развития русского населения на северной плоскости Кавказского хребта до решительного перевеса его над живущими там племенами азиатского происхождения. Не обращая там горцев в казаки, нужно устроить из них на Дону особенные поселения в роде колоний. Мы должны тщательно скрывать эту мысль правительства от горцев, пока не наступит пора для исполнения ее». (РГВИА. Ф.38. Оп.30/286. Д. 2. Л. 117.).
Д. А. Милютина поддерживал и главнокомандующий Кавказской армией князь А. И. Барятинский, обладавший значительным влиянием на Александра II: «Единственным средством прочного утверждения нашего в Закубанском крае признано водворение казаков на передовых линиях, чтобы постепенно стеснять горцев и лишать из средств к жизни. Нет причины щадить те племена, которые упорно остаются враждебными, государственная необходимость требует отнятия у них земель». (Там же. Л. 117.).
Как видим, царский сановник совершенно откровенно формулирует задачи Российской империи в Черкессии и обосновывает жестокость, и истребление государственной необходимостью.
В отношении каждого из западноадыгских этнотерриториальных объединений, планировалась и осуществлялась акция по депортации. Так, полное выселение натухайцев, осуществленное в 1861 г., было спланировано еще в первой половине 1857 г. «По значительности означенных работ, — писал генерал-адъютант князь Барятинский, — только в 1860 году может быть приступлено к окончательному изгнанию натухайцев и к заселению их края в обширных размерах. Это последнее предприятие должно занимать одно из важнейших мест в общем плане будущих наших действий на Кавказе, ибо в случае новой войны внешней, морской берег между устьями Кубани и Геленджикскою бухтою доставит неприятелю выгоднейшее против нас основание действий, если мы оставим этот край в обладании внутренних наших врагов». (РГВИА. Ф. 846. Д. 6669: Предположение о действиях и занятиях войск Отдельного Кавказского корпуса с осени 1857 по осень 1858 г. Л. 15.).
Наряду с Д. А. Милютиным и А. И. Барятинским, одним из главных вдохновителей изгнания непокорных черкесов был командующий войсками правого фланга Кавказской линии и Черномории генерал Н. И. Евдокимов. Его план состоял в том, чтобы «решительно вытеснить из гор туземное население и заставить его или переселиться на открытые равнины, позади казачьих станиц, или уходить в Турцию». (Цит. по: Касумов А. Х., Касумов Х. А. Геноцид адыгов. Нальчик, 1992. С. 146.). В 1863 году Евдокимов докладывал Александру II: «Можно с уверенностью сказать, что в течение зимы (с 1863 по 1864 г. — А. С.) все непокорное нам население, остающееся на северном склоне хребта, будет изгнано оттуда и весь этот край будет очищен». (ГАКК. Ф.347. Оп. 1. Д.52. Л.6-7.).
Великий князь Михаил Николаевич, командующий Кавказской армией, в письме военному министру подчеркивал:
«Непремен¬ным условием окончания этой войны должно быть совершенное очищение восточного Чер¬номорского прибрежья и переселение горцев в Турцию». (Отзыв командующего Кавказской армией великого князя Михаила Николаевича военному министру. // Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи. Сб. архивных материалов. Нальчик, 2001. С. 264.).
В ноябре 1863 г. последовало осо¬бое распоряжение Александра II командующе¬му войсками Евдокимову:
«Совершенно необ¬ходимо довести границу русских поселений по берегу до реки Бзыбь, ибо в противном случае и небольшая часть горцев, оставшихся на берегу, на каких бы то ни было условиях будет в случае внешней войны составлять приманку для наших неприятелей». (Отношение начальника Главного штаба Кавказской армии Карцова командующему войсками Кубанской области Евдокимову. // Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи. Сб. архивных материалов. Нальчик, 2001. С. 233.)
Этот документ со всей очевидностью показывает нам, что на изгнании адыгов настаивал лично император Александр II . Симптоматична и реакция Императора на завершение этого варварста.
В марте 1864 г. ве¬ликий князь Михаил Николаевич доносил во¬енному министру: «Все пространство северно¬го склона к западу от р. Лабы и южный склон от устья Кубани до Туапсе очищены от враж¬дебного нам населения». На документе рукой императора Александра II начертано: «Слава богу». (Отношение генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича военному министру о завершении заселения предгорной зоны и об успешных действиях Даховского и Джубгского отрядов. // Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи. Сб. архивных материалов. Нальчик, 2001. С. 260.).
Более того, проводились специальные поиски тех, кто прятался в горах и пытался остаться на родине. Их окружали и сгоняли в концентрационные лагеря на берегу Черного моря, а уж оттуда была одна дорога — в Турцию. Так, начальных штаба войск Кубанской области в своем приказе №1040 от 8 августа 1864 г., адресованном начальнику Шапсугского округа, писал: «Командующий войсками усмотрев из рапорта Вашего Высокобл. Нач. Шапсуг. округа, от 24 июля №499, что шапсуги, жившие в верховьях р. Туапсе удалились с своих мест жительства и в настоящее время в большом количестве скитаются в ущельях, между Ту и Папаем, поручил мне просить Ваше Высокоблагородие, совместно с командиром Абинского Конного полка Кубанского казачьего войска, с которым вместе с сим сделано сношение, произвести поиск в окрестностях названной местности для открытия скрывающихся там горцев и передачи их в распоряжение Нач. Натухайского округа для переселения в Турцию». (РГВИА. Ф. 14257. Оп. 3. Д. 210. Л. 3.).
Двумя годами ранее, когда абазины-баракаевцы подали через полковника Абдурахманова прошение о том чтобы их не изгоняли в Турцию, последовал характерный ответ: «Главнокомандующий войсками (т.е. Евдокимов — Прим. А. С.) приказать изволил: на будущее время от баракаевцев подобных неосновательных просьб не принимать и объявить им, что они должны... отправиться к назначенному сроку в Турцию, и что с теми, которые не исполнят сего до истечения означенного срока, будет поступлено как с неприятелем, приказание генерал-адъютанта Графа Евдокимова имею честь сообщить Вашему Высокоблагородию для надлежащего исполнения». (РГВИА. Ф. 14257. Оп. 3. Д. 528. Л. 21.).
Наиболее важным источником, характеризующим российскую концепцию аннексии Черкессии, является отчет гр. Евдокимова о военных действиях с 1-го июля 1863 г. по 1-е июля 1864 г. Задачи на этот период ставились следующим образом: «удалить туземцев, оставшихся в горном пространстве между Пшехою и Пшишем, занять весь вообще край между сею последнею и Шебшем, и таким образом, очистив совершенно всю северную покатость от неприятельского нам населения, водворить на ней русских переселенцев…». (Отчет гр. Евдокимова о военных действиях, исполненных в Кубанской области в период времени с 1-го июля 1863 г. по 1-е июля 1864 года // Кумыков Т. Х. Выселение адыгов в Турцию — последствие Кавказской войны. Нальчик, 1994. С. 49.).
Самые распространенные действия в рассматриваемом документе: «уничтожить», «изгнать», «очистить», «удалить».
Анализ одновременных источников, в том числе и отчета Евдокимова, не оставляет сомнения в том, что адыги (черкесы) всеми силами пытались остаться на родине и покидали ее лишь под тотальным военным натиском. Приведем характерный в этом отношении отрывок:
«С 15-го по 19-е сентября (1863 г. — А. С.) отдельные колонны исходили все местности по обе стороны главного хребта, от Адагумской линии до Абина и Геленджика, куда в течение весны и лета возвратилось значительное число туземцев, уничтожили все найденные запасы и постройку, и в видах окончательного изгнания последних горцев произвели движение по разным направлениям» (Там же. С. 55).
Еще раз о повторных этнических чистках:
«…последние рекогносцировки показали также, что остатки туземцев укрывались еще в лесных ущельях, между Пшехою и Пшишем, почему с половины сентября как Пшехский, так и Даховский отряды открыли совокупные действия для изгнания этих туземцев». (Там же. С. 57.).
В другом месте говорится:
«Джубгский отряд, прошел несколькими колоннами, уничтожая население, после чего, поднявшись вверх по Шапсуго и перевалившись в бассейн Псекупса, очистил от туземцев левый берег этой реки,…». (Там же. С. 62-63.). Текст отчета изобилует примерами того, что однажды изгнанные и испытавшие все ужасы погрома, адыгские горцы возвращались на свои пепелища либо пережидали, а, точнее, пытались переждать глобальное наступление во временных жилищах в труднодоступных районах: «…а силы Пшехского и Даховского отрядов обратить к изгнанию туземцев, водворившихся во временных жилищах по вершинам Пшехи и Пшиша и между этими реками».
Во второй части отчета, в которой сообщается о военных действиях в первой половине 1864 г., вновь многократно поднимается тема необходимости повторного изгнания. Войска расходились по разным направлениям и по секторам прочесывали все пространство Западного Кавказа — не осталось ли где-нибудь в трущобах горских жилищ».
Верхним абадзехам на оставление своих поселений и уход на побережье, где им суждено было ждать прихода судов под открытым небом, было предоставлено 7 дней. По истечении срока Пшехский, Джубгский и Даховский отряды выступили «чтобы осмотреть каждому отряду свои районы, действительно ли все выселились, а если бы нашлись некоторые аулы еще занятые абадзехами, то такие аулы немедленно выселить». (Там же. С. 65-67.).
Согласно докладу переселенческой комиссии от 18 февраля 1865 г. из пределов Черкесии на протяжении 1861-1864 годов в Османскую империю было депортировано 470.703 человека. (Доклад комиссии по делу о переселении горцев в Турцию 18 февраля 1865 года г. Тифлис // Кумыков Т. Х. Указ. соч. С. 46.). Официальные прави¬тель¬ствен¬ные данные не просто занижены, но занижены умышленно, дабы в глазах русской и европейской общественности преуменьшить масштабы разыгравшейся трагедии.
«Поразительное зрелище представилось глазам нашим по пути, — писал очевидец адыгского изгнания И. Дроздов, — разбросанные трупы детей, женщин, стариков, растерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие ноги от слабости, падавшие от измождения и еще заживо делавшиеся добычею голодных собак… Живым и здоровым некогда было думать об умирающих: им и самим перспектива была неутешительнее: турецкие шкиперы, из жадности, наваливали, как груз, черкесов, нанимавших их кочермы до берегов Малой Азии, и, как груз выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни. Волны выбрасывали трупы этих несчастных на берега Анатолии... едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла в месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество. (Дроздов И. Последняя борьба с горцами на Западном Кавказе // Кавказский сборник. Тифлис, 1877. Т. 2. С. 457.).
Адольф Берже ужаснулся черкесской трагедии:
«Никогда не забуду я того подавляющего впечатления, какое произвели на меня горцы в Новороссийской бухте, где их собралось на берегу около 17.000 человек. Позднее, ненастное и холодное время года, почти совершенное отсутствие средств к существованию и свирепствовавшая между горцами эпидемия тифа и оспы, делали положение их отчаянным. И действительно, чье сердце не содрогнулось бы при виде, например, молодой черкешенки, в рубищах лежащей на сырой почве, под открытым небом, с двумя малютками, из которых один в предсмертных судорогах боролся со смертью в то время, как другой искал утоления голода у груди уже окоченевшего трупа матери. А подобных сцен встречалось немало…». (Берже Ад. П. Выселение горцев с Кавказа. // Русская старина. 1882. Т. 33. Кн. 2. С. 362-363.).
Весь адыгский берег Черного моря царские колонизаторы превратили в единый концентрационный лагерь.
«Все это время черкесы оставались на берегу моря, под открытым небом, — писал Яков Абрамов, — без всяких средств к жизни. Страдания, которые приходилось выносить в это время горцам, нет возможности описать. Они буквально тысячами умирали с голоду. Зимою к этому присоединился холод. Весь северо-восточный берег Черного моря был усыпан трупами и умирающими, между которыми лежала остальная масса живых, но до крайности ослабевших и тщетно ждавших, когда их отправят в Турцию. Очевидцы передают ужасные сцены, виденные ими в это время. Один рассказывает о трупе матери же, носившей на руках замерзших детей и никак не хотевшей расстаться с ними; третий — о целой груде человеческих тел, прижавшихся друг к другу, в надежде сохранить внутреннюю теплоту и в этом положении застывших и т.п.». (Абрамов Я. Кавказские горцы. Краснодар, 1927. С. 7.).
Действительно, десятки тысяч адыгов умерли в лагерях на турецком побережье: но начали умирать они от голода, холода и эпидемий в тех лагерях, куда их согнала кавказская администрация.
«Весь северо-восточный берег Черного моря был усеян трупами и умирающими, — писал А. Цаликов, — между которыми сохранялись небольшие оазисы еле живых, ожидавших своей очереди отправления в Турцию».
Так, к 21 ноября 1864 г. в Новороссийске скопилось около 24.790 абадзехов, бжедугов и шапсугов, из которых выжило и отправилось в Турцию лишь 14.900 человек. Согласно данным генерала М. Ольшевского, временно командующего войсками Кубанской области (рапорт от 9 января 1865 г.), только на северо-восточной стороне бухты Константиновского порта, где расположились лагеря адыгов, почти на протяжении пяти верст были новые могилы, в которых погребено до 1.480 трупов. Причем войсковое оцепление было усилено, чтобы отчаявшиеся «переселенцы не могли бродить по горам и разбойничать». (Цит. по: Дзидзария Г. А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми: «Алашара», 1982. С. 219.).
«Тесно скученные в тысячных массах на небольшой равнине, возле Вельяминовского форта под открытым небом, пронизываемые постоянно холодным ветром, обливаемые частыми дождями, терпя недостаток в продовольствии и оставаясь без горячей пищи, дети, женщины и старики начали сильно болеть и умирать, в особенности от тифа и дизентерии. Большие и частые могилы свидетельствовали о множестве жертв, погибших на родном берегу». (Ольшевский М. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб.: Журнал «Звезда», 2003. С. 550.).
Главный палач адыгского народа, гр. Евдокимов, сам признавался в масштабах совершенного преступления: «В настоящем 1864 году совершился факт, почти не имевший примера в истории, огромное горское население, обладавшее некогда большим богатством, вооруженное и способное к военному ремеслу, занимавшее обширный Закубанский край от верховьев Кубани до Анапы и южный склон Кавказского хребта от Суджукской бухты до р. Бзыба, владея самыми неприступными местностями в крае, вдруг исчезает с этой земли;…». (Отчет гр. Евдокимова. С. 88.).
В заключении хотелось бы отметить вот что. Безусловно, описываемые события относятся к эпохе колониальных войн. Но даже в то время они встречали протест и осуждение в русском обществе. По существу вся великая русская литература XIX века, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Л.Н. Толстой, и многие, многие другие современники этих событий в своем творчестве дали им нравственную оценку. Даже в среде части высших российских военных эта война вызывала протест. Показательным в этом плане является Рапорт об отставке генерала Н.Н. Раевского:
«С присоединением сего края местное начальство предложило меры, состоящие в запрещении с нашей стороны всяких мирных и торговых сношений... Таким образом полагали держать в тесной блокаде восемьсот тысяч жителей, обессиливая их голодом и недостатком и, наконец, покоряя их вторжениями в горы. Хотя мы не успели ни в одном, ни в другом, и хотя наше положение на Кавказе не улучшилось, система сия находит еще защитников...
...Я здесь первый и один по сие время восстал против пагубных военных действий на Кавказе и от этого вынужден покинуть край. Наши действия на Кавказе напоминают все бедствия первоначального завоевания Америки испанцами, но я не вижу здесь ни подвигов: геройства, ни успехов завоеваний Пицара и Кортеца. Дай бог, чтобы завоевание Кавказа не оставило в русской истории кровавого следа, подобного тому, который оставили эти завоеватели, в. истории Испанской.»(АКАК,т IX Док. 434.c.504)
Столь тяжелое прошлое, очевидно, нуждается в осмыслении с гуманистических, нравственных позиций, а жестокость и бесчеловечность — в осуждении. Именно этим вызвано наше стремление добиться признания и осуждения геноцида адыгов (черкесов) на государственном уровне именно в Российской Федерации являющейся нашим общим Отечеством. Внести свою лепту в этот процесс гражданский долг нашего поколение. Уверен, что наше многонациональное общество твердо осознающее свое историческое единство, опирающееся на единые ценностные ориентиры способно подвести нравственную черту под прошлым.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Воспоминания очевидца
«По-моему, закон возмездия составляет один из замечательных выводов философии истории. Во взгляде этом, пожалуй, может быть усмотрена избитая мораль старинных романов, по которой добродетель должна торжествовать, порок — нести заслуженную кару. Смейтесь, сколько угодно, — но оно так; почему так — этого вам никто не скажет, как не объяснит никто и причины взаимного притяжения тел; но, что закон возмездия в жизни народов должен находить применение — к этому заключению можно приблизиться, независимо от наблюдения фактов, отчасти и путем дедукции. Зло, совершаемое над другим, возникает из внутренних побуждений самого совершающего. Этого, полагаю, оспаривать не станете. Далее: побуждения эти, воплощая свою сущность в формы гонений или насилия, вместе с тем не иссякают в своем источнике; напротив, они неизбежно оставляют в самом совершающем осадок или зародыш зла, которое, если не встречает противодействия в каких-либо особых обстоятельствах, естественным путем развивается в приютившем его организме и постепенно подтачивает его, пока, набрав силы, не обнаружится каким-нибудь острым или хроническим недугом. Чтобы не ходить далеко за примерами, возьмем хотя бы поголовное изгнание с западного Кавказа горцев, о котором у меня идет теперь речь.
Мы решились изгнать их, очевидно, в виду затруднений или неуменья устроить дело так, чтобы, продолжая по прежнему жить в горах, вдоль берега Черного моря, они могли стать полезными, или, по крайней мере, безвредными для государства. Неспособность разрешить эту задачу, или нежелание потрудиться над нею, и составляли именно то пребывающее в нас самих внутреннее зло, которое должно было конкретно выразиться цепью неудач, встреченных при попытках заселения края. Неудачи эти хорошо известны. Ряд глубочайших, крутых ущелий, покрытых подавляющею всякую искусственную культуру природною растительностью; узкую прибрежную полосу, усеянную глыбами наносных каменьев и перерезанную трудно проходимыми оврагами; полное бездорожье и безлюдье на пространстве не менее 5.000 квадратных верст, — вот что оставляли мы за собою в этой местности, отпраздновав окончание полувековой борьбы…
Частью по службе, частью из любопытства, почти что каждый день приезжали мы из своего лагеря посмотреть на этих несчастных. Говорю, именно из любопытства, так как слово «участие» было бы здесь совсем неуместно: несмотря на весь ужас возмущающей душу картины, чем мог облегчить положение страдальцев какой-нибудь маленький штабной чин? Изгнание их было решено в качестве государственной необходимости; в перевозке на турецких фелюгах усмотрен самый удобный или даже единственно возможный способ исполнения.
И действительно, нужны были особенно крепкие нервы и немалая доля самообладания, чтобы в бессилии своем оставаться спокойным зрителем того, что совершалось на этом берегу. Верстах в двух-трех от впадения речки в море, по течению ее, на песке и голышах, наносимых половодьем, неделями оставались партии бесприютных, лишенных крова и очага. По нескольку тысяч душ помещались одновременно на небольшом пространстве, отведенном им для стоянки и наблюдавшемся военными постами. Дни и ночи проводили они то под палящими лучами солнца, то под дождем и ветром; ни деревца, ни другой тени вблизи; остатков сухой растительности, в районе дозволенных им передвижений, едва хватало на то, чтобы изредка изжарить кусок мяса или сварить какую-нибудь болтушку (подобие супа). Не более как в трех-четырех местах одновременно курился скромный огонек для этого торжественного акта, по труднодоступности своей составлявшего нечто вроде священнодействия. Кое-где замечались прикрепленные на нескольких кольях бурки или обрывки какой-нибудь грубой ткани, для укрытия от зноя и непогоды только малолетних детей, стариков или больных. Остальные не могли и мечтать о подобной роскоши. Атмосфера заражена была от накопления на небольшом пространстве животных и всяких других отбросов.
Так совершался разгром, разгром полный и бесповоротный — того, что строилось и крепло веками. …Как бы то ни было, но племена, народы эти жили; веками развивали и упрочивали свой быт, соответствующий климату, почве, флоре, фауне, условиям сообщений, обмена и прочее. И вот, все, что в строении жизни вносилось многими годами опыта, как результат приспособления к особенностями совсем своеобразной обстановки, как плод ежедневного кропотливого труда, заботы, бережливости, все это вековое здание падало, рушилось до основания, отч