Франция, в связи с новыми инициативами главы государства, снова оказывается в центре общеевропейской полемики. Президент Николя Саркози, заявивший программу комплексной модернизации страны, в качестве своеобразного идеологического подкрепления «реформ» пытается сегодня инициировать дискуссию о «французской идентичности» - то есть предлагает соотечественникам поговорить о проблеме, которая долгое время оставалась табу в рамках французского «публичного пространства». Идеология «единой республики», пронизанная духом этатизма и эгалитаризма, закономерно привела к маргинализации любых разговоров о «национальных корнях», которые рассматриваются многими не иначе как формы «расизма» и «шовинизма». И не случайно, что некоторые страстные приверженцы «республиканизма» усмотрели в идеологических штудиях Саркози «вишизм», хотя именно сегодня во Франции политическое наследие Петэна и Морраса постепенно переоценивается.
Впрочем, надо признать, что инициировать разговор о «корнях» и «идентичности» Николя Саркози пытался еще в период своей борьбы за президентское кресло в 2007 году, когда шокировал многих заявлением о своей принадлежности к католическому вероисповеданию. Еще больший шок (прежде всего среди «левой общественности» и приверженцев мультикультурализма) вызвало заявление президента о том, что «для Республики было бы хорошо, если бы как можно больше ее граждан верили в Бога». За это Саркози был обвинен оппонентами в покушение на основы «светского государства», хотя вел речь не о придании католицизму «государственного статуса», но о «гражданской религии» в смысле Ж.-Ж. Руссо.
Не прошла без внимания и последняя президентская инициатива. Начавшиеся по инициативе правительства в конце октября дебаты о национальной идентичности дали толчок последующим общественным заседаниям и форумам на сайте правительства страны, посвященных этой теме. Главной целью было найти определение, что же такое «быть французом». Эту инициативу живо раскритиковала левая оппозиция, которая обнаружила признаки «расистских речей», но министр иммиграционной политики Эрик Бессон категорически это отрицает, назвав эти дебаты необходимыми, а их мнение по этому поводу ограничено.
Однако за дискуссионным пылом был упущен из виду тот факт, что «Пятая Республика» закончилась не только как политический, но и как идеологический проект. Задуманная президентом Шарлем де Голлем и воплотившая в себе принципы «национального единства» и «величия» и подразумевавшая гражданский патриотизм и уважение к наследию исторической Франции. Для де Голля, страстного патриота Франции, убежденного католика и выпускника иезуитского колледжа, эти ценности были неразделимы. Однако после ухода генерала политические оппортунисты, сдвигавшиеся в «леволиберальном» направлении и делавшие одну за другой уступки «мультикультурализму» и разраставшейся «улице», постепенно разрушали основы государственности и гражданские начала, заведя политическую систему страны в тупик.
Поэтому у Саркози не остается выбора: для того, что восстановить во Франции дееспособное государство, ему нужно восстановить гражданственность и патриотизм в качестве его «культурной основы». Однако шансов на такую реставрацию не слишком много: французы, которые лишь совсем недавно согласились на изучение в государственных учебных заведениях «истории религий», так и не смогли сформулировать внятное суждение о возможности публичного ношения платка мусульманскими женщинами и не в состоянии противостоять беспарданному вмешательству ювенальной юстиции в жизнь собственных семей – едва ли способны на реальную долговременную консолидацию (отдельные «вспышки» протеста не в счет).
В то же время реакция на «французскую инициативу» приверженцев «интегрального европеизма» последовала незамедлительно.
Вступая в дебаты по вопросам национальной идентичности во Франции, бывший лидер фламандских либералов и премьер-министр Бельгии, а ныне евродепутат от общеевропейской Либеральной партии Ги Верховстадт полагает, что сами эти дебаты – всего лишь «осознание затхлого вишистского духа» и признак того, что «что-то явно прогнило во Французской республике».
«Для своих соседей Франция часто становилась моделью, она вдохновляла и восхищала... А сейчас она стала источником подавленных настроений для своих союзников, которые видят, как она потерялась в «стерильной» полемике о национальной идентичности», - пишет глава либеральной группы Европейского парламента. «Политическая целесообразность этих дебатов, их неустойчивый характер и туманные конечные цели производят катастрофическое впечатление того, что Франция боится сама себя. Во Французской республике действительно что-то прогнило», - заключил он.
Бывший премьер-министр Бельгии обрушился с критикой на дебаты, которые «выдвинули на первый план тематику крайних правых». Для него дискуссии, организованные правительством и на Интернет-сайте министерства Иммиграционной политики и национальной идентичности стало «осознанием затхлого вишистского духа».
Если «все страны сталкиваются с проблемой иммигрантов», то еще «большую проблему, чем ислам, представляют собой недостаток образования и безработица», полагает Верховстадт. «От Франции, которую любят и в которой нуждаются, ожидают новых идей, проектов, а не отступления в болото самоидентификации старой боязливой нации, которая больше занята пережевыванием ошибок прошлого, чем подготовкой к успехам будущего», - полагает бельгиец.
С последним, впрочем, можно согласиться. Тем более, что современные модернизаторы Франции выглядят уж слишком неуверенно. Так, практически сразу после начала дискуссии об «идентичности», французский премьер-министр Франсуа Фийон в четверг объявил о принятии символических мер, способствующих улучшению гражданского образования и интеграции иммигрантов, что, по мнению оппозиции, является лишь попыткой сохранить лицо в ситуации спора.
Французский патриотизм, который, по мнению известного социолога Пьера Бирнбаума, основывался не на национально-культурном, а на государственном принципе, не привык говорить о значимости национальной идентичности в полный голос. Так, экс-президент Франции Валери Жискар д`Эстен, известный идеолог и практик евроинтеграции, в своем выступлении на телеканале France 2 в 2002 году открыто высказал свои опасения в связи с возможностью «растворения» французского суверенитета: «Существует очень сложная проблема, к которой я, как бывший президент и француз, весьма чувствителен… Это проблема нашей национальной идентичности». На вопрос о национальном суверенитете, имеющем политическую природу, бывший президент ответил, что «в большой Европе при всем существующем в ней разнообразии необходимо сохранить нашу национальную, историческую и культурную идентичность и одновременно следует сконструировать двойную систему – систему, в которой принадлежность к «большой Европе» неизбежна, если мы желаем существовать в мире, но есть и другая часть системы, в рамках которой мы действительно сохраняем наше лицо, нашу идентичность» (Bastille, Republique, Nation // Le Journal. – 2002. – 17 juin.).
Таким образом, в ситуации явного обострения проблем в сфере межнациональных отношений французам и европейцам предлагается некий «паллиатив», позволяющий элитам сохранить лицо, фактически потеряв страну. Однако таковы, по всей видимости, масштабы современного французского (да и общеевропейского) «политического класса». Что не оставляет оснований для «излишнего оптимизма».
