Необходимость перемен, созревшая в Советском Союзе к началу так называемого "процесса перестройки" и его практически полный провал обострили традиционное внимание к проблеме истории и судьбы реформ в России. За этим стоит как общефилософское пессимистическое настроение, связанное с их нередкими неудачами, так и желание осмыслить уроки для эффективного продвижения страны вперед. Вполне естественно, что в центре внимания оказываются неудавшиеся и незавершенные реформы. Для одних, представителей "западнического" направления, истоки их поражений в сопротивлении консервативных и традиционалистских сил, недостаточной решимости реформаторов, для других, современных "славянофилов" - реформы были плохи тем, что разрушали некий "вековечный", "сущностный" уклад в России и потому были обречены, в силу своей чужеродности историческим традициям народа.
Следует отметить, что обе школы ведут речь обычно о неудавшихся реформах, что приводит к определенной абсолютизации темы "поражения". Обе школы рассматривают российский исторический процесс, как некое замкнутое, "холодное" явление и видят реформу как некое нарушение обычного российского состояния.
Оставаясь на почве верности историческим фактам, мы должны признать, что реформы были в нашей истории достаточно частым явлением и большинство из них бывали успешными. Успешными были реформы Ивана III, создавшего впервые единую систему государственного управления и начало правления Ивана IV, периода "Избранной Рады". По сути, с начала царствования Алексея Михайловича Россия вступает в длительную полосу сначала умеренного, а затем бурного реформаторства, не вполне завершенную только со смертью Петра Великого, когда было создано абсолютистское государство. Нельзя не признавать реформами полосу изменении при Екатерине Великой, создавшей систему "просвещенного абсолютизма". Ряд реформаторских задач удается решить в правление Александра I, целый комплекс административных и управленческих реформ осуществляется Николаем I, создавшим новый "бюрократический" абсолютизм. Общеизвестны реформы Александра II, предпринимается ряд реформаторских усилий после Революции 1900-07 г.г., многие из которых на тот момент оказались успешными. Насыщен реформаторскими поворотами советский период истории.
Другой вопрос, что реформы были разномасштабны - одни затрагивали те или иные частные стороны жизни общества, удалились и, будучи лишенными трагизма поражения, выпадали из сферы внимания. Другие проводились для решения глобальных задач, но предлагали меры, неадекватный глобальности целей. Третьи успешно решали глобальные задачи и выливались в глобальные, революционные изменения. В этом смысле, мы, с одной стороны, можем сказать, что, как правило, реформы терпели поражение тогда, когда они не находили в себе сил стать революциями, хотя ситуация того требовала, когда ими хотели подменить революционное развитие. С другой, - что они становились революциями тогда, когда охватывали своим влиянием более или менее широкие и активные слои общества.
Российскому развитию была свойственна, с одной стороны, тенденция снятия созревания сил для перемен развитием вширь - путем освоения новых пространств. Обращает на себя внимание то, что каждое новое крупное территориальное приращение большей частью вело к усилению крепостного права, что связанно было с необходимостью закрепления дефицитной рабочей силы на локальных участках в условиях обширной территории. С другой стороны, обширность территории всегда как бы затормаживала общественный процесс, растягивая коммуникации, как бы затормаживая течение крови в венах и артериях государства.
Интересно и то, что сторонники реформаторской линии обращают большое внимание на поражение либеральных реформ и игнорирую поражение авторитарных реформ, какой, например, была попытка Ивана Грозного создать отделенный от гражданского общества государственный аппарат в лице опричнины. С другой стороны, единственная попытка осуществления глобальной реформы относительно либеральной направленности в условиях монархий предпринятой Александром 11 увенчалась успехом. Общественное сопротивление было связано не с неприятием реформ, а с неприятием ее ограниченности.
Успех или неудача реформ были связанны не с их прозападной, либеральной направленностью, а со степенью их соответствия настроениям достаточно широких масс. И здесь мы должны обратить внимание на два следующих чрезвычайно важных момента. Во-первых, в России, в силу ряда причин, был чрезвычайно велик ценностный смысловой разрыв между более или менее просвещенной и европеизированной частью элиты и широкой массой - но в силу прежде всего большого разрыва между российскими элитами и массами вообще. Когда реформаторски ориентированная часть элиты пыталась проводить реформы, она, с одной стороны, часто абсолютизировала свои, либеральные ориентированные интересы и ценности, принимая их за всеобщие интересы, а, с другой стороны, опиралась в борьбе с традиционалистской частью элиты только на свои силы. В результате - терпела поражение. Во-вторых, она, как результат, ориентировалась на создание адекватных условий для своего общественного положения, преимущества которого, обеспечивались как раз не устраивающими ее политическими условиями, и не покушались на социальную систему общества. Аристократия выступала против самодержавия, когда как в глазах масс самодержавие было единственным их защитником от аристократий.
Интересно, что успех сопутствовал либерализации в России, когда она совпадала с подъемом длинных волн на Западе, а поражение, - когда длинные волны начинали опускаться.
Одновременно заслуживает внимания и тот факт, что реформы в XVII веке начинает не столько Петр, сколько его отец - но умеренность последнего, при общей ориентации на постепенное расширение круга элиты и ее смену, приводит в основном к дестабилизации общества - "бунташному веку". Петр же начинает реформы не в противостоянии со стрельцами, как их противниками, - первая реформа (1798г.) проводится уже после последнего стрелецкого бунта, - а скорее по требованию этого служивого сословия, прототипа его будущего "нового дворянства." И уже его радикализм переворачивает Россию.
Другое дело, что, как это часто бывает в истории, для того, что бы выполнить суть требований стрельцов – а она заключалась в обеспечении их положения как именно «служилого сословия», т.е. людей. находящихся на государственной службе и получающих за исполнение этой службы жалованье от государства – для того, чтобы исполнить это требование и действительно создать в России подобный слой – Петру пришлось уничтожить стрельцов как его протообраз – но и выполнить, по сути, их требования.
Кстати, в разговорах об авторитаризме Петра подчас игнорируется то факт, что первая петровская реформа - создание бурмистрских палат, - это реформа либерального толка. На деле этот полузабытый орган был органом местного самоуправления с самыми широкими полномочиями и подчинением ему структур местной исполнительной власти. Причем органом представлявшим то, что принято называть «Третьим Сословием», а потому – являлся структурой, элементом уже буржуазно-демократического устройства.
Особо следует остановится на том, что в силу выше рассмотренной ориентаций на поиск некой высшей истинны, в России, как правило, удавалось то действие, которое удавалось осветить ориентацией на глобальную ценность, на глобальный образ. Реформы, имевшие целью прозаическое улучшение жизни, как правило, проигрывали на фоне освящавшего старый порядок высокого идеала. Но если достаточно серая жизнь в условиях традиционной системы ценностей, в условиях, "найденной истины" оправдывалась этой истинной, то поиск новой истины и признавался истинным только если приносил реальный результат, улучшение жизни. Старая истина держалась верой прежних поколений, новой всегда для удержания нужен был материальный прогресс, как ее критерий.
Перевод борьбы субъектов политики в сферу борьбы не просто идей, не просто социально-политических проектов, а в сферу борьбы высших истин по определению означал ее предельный радикализм. Если привычный порядок подлежит улучшению, значит - он плох. Но если плох - его надо разрушить. Если новое хорошо – значит, оно должно не быть соединенным со старым, а реализовано полностью, навечно и кратчайшие сроки. Духовный мир России не признавал двух правд, двух борцов и двух центров власти.
Но если на лицо высшая истина - то перед ней равны все. Поэтому признавались по преимуществу истины элитарные.
Таким образом, чтобы осуществить реформу в России, надо было быть революционером, открыть некую истину для всего мира и быть эгалитарным.
Российское общество и российская власть часто замечали необходимость реформ тогда, когда этой терапии – если считать реформы терапией, было уже не достаточно – и необходимо оказывалось хирургическое, революционное вмешательство. Соответственно, реформы в России терпели поражение тогда, когда не находили в себе сил стать революциями.
То же, что подчас называют «либеральными реформами» - служило интересам тех, кто в это время относился к «либералам» - но им, ка кит говорилось, всегда было свойственно принимать свои интересы части господствующей элиты за интересы всего общества. И проводя свои начинания, они, даже искренне желая блага – сталкивались с тем, что их интересы чужеродны как основной части элиты, так и основной части населения. Когда же им, как скажем, в 90-е годы и давалось провести свои начинания в силу либо обмана масс, либо относительно случайного совпадения факторов наделявших их властью – их начинания и оказывались трагедией для большинства народа.
В результате уделом их становилась народная ненависть с одной стороны, и печальные рассуждения о неблагодарной участи реформаторов в России – с другой.
Хотя, как же было сказано, реально реформ удавшихся в России всегда было значительно больше, чем не удавшихся – и просто лишенные ореола печали проигрыша они выпадали из сетований о судьбе реформаторских поражений.
