Данный текст про Кавказский протекторат был написан мною месяц назад, но за этот месяц произошло слишком много событий, непосредственно связанных с озвученной в нем идеей. Из них главным образом можно ответить два.
Первое, Кремль озвучил идею учреждения нового политического института в виде своего рода наместника России на Кавказе — официального лица, ответственного за проведение политики государства в этом регионе. Само по себе это событие можно рассматривать абсолютно индифферентно — чиновником больше, чиновником меньше — без определения самой концепции и стратегии поведения России на своем Кавказе эта новация не дает ровным счетом ничего.
Второе представляется мне куда более важным. В минувший месяц между РФ и КНР был подписан пакет документов, фактически означающий передачу Сибири и Дальнего Востока в концессию Китаю, а также масштабный запуск китайских инвестиций в стратегические российские предприятия. Несмотря на то, что это событие не вызвало существенного резонанса у российской общественности, на мой взгляд, мы имеем дело с эпохальным событием, которое фактически может означать осознанное превращение Кремлем России в протекторат Китая.
На фоне такой перспективы рассуждения о необходимости установления Протектората России на Северном Кавказе, конечно, выглядят достаточно иронично. Тем не менее, Россия — это страна, известная своей непредсказуемостью, и пока она продолжает существовать в качестве единого государства, де-юре и де-факто контролирующего территорию Северного Кавказа, обсуждение путей политического урегулирования кризиса в данном регионе может представлять интерес для всех, кто ищет выход из сложившегося тупика.
Сценарий протектората также соответствует интересам мусульман — последователей традиционного ислама (далее, мусульман-традиционалистов) и на Кавказе, и собственно в России.
Последнее утверждение может показаться нелогичным, так как в случае вычленения исламского Кавказа из национально-государственного организма России, удельный вес в последней мусульманского меньшинства значительно снизится. Однако если мусульмане России и потеряют в этом случае в количестве, то определенно можно сказать, что эта потеря будет с лихвой компенсирована качественным усилением позиций российской исламской уммы.
В настоящий момент у российских мусульман есть две серьезные внешние проблемы, которые препятствуют их превращению в полноценную и значимую внутреннюю силу российского общества. Это отождествление Ислама в России, во-первых, с кавказским терроризмом и бандитизмом, во-вторых, с неконтролируемой лавинообразной иммиграцией из Средней Азии. Выделение Кавказа в отдельный от России регион, могущее стать первым шагом на пути к ее самоопределению как национально органичного государства, стратегически может способствовать решению обеих этих проблем.
Кроме того, превращение Кавказа для России из внутриполитической проблемы в геополитическую может состояться и быть эффективным только в случае переоценки модуса существования страны как таковой. В России уделяется незаслуженно малое внимание крайне актуальной геополитической концепции В.Л.Цымбурского, который в своих работах блестяще обосновал необходимость переноса центра тяжести страны в Урало-Сибирский регион, что позволило бы России в ее нынешних границах ощутить себя самодостаточным государством.
При таком геополитическом видении страны станет уже невозможным не замечать того обстоятельства, что вторым по численности народом после русского в России является мусульманский татарский народ, компактно проживающий не только в Татарстане, но и на всем пространстве Урала и Сибири. Думается, что именно решение Россией «кавказской» и «гастарбайтерской» проблем позволило бы русскому обществу по-другому взглянуть на своих отечественных мусульман — близких и понятных татар, уже не говоря о самих принимающих Ислам русских. Ситуация с последними сегодня, кстати, также далеко не простая, и вброс в информационное пространство России утки о взрыве Саяно-Шушенской ГЭС мифическим «русским джамаатом «Муввахидун ар-Руси» является хоть и явной провокацией, но в то же время и первым звоночком, указывающим на то, что если организацией и интеграцией русских мусульман не займется российское общество, их будут использовать против него внешние силы.
Поэтому то, что среди коренных российских мусульман — татар и русских — существует сознательная поддержка идеи выведения горского Кавказа за рамки национально-государственного пространства собственно России вполне закономерно.
Однако сценарий протектората полностью соответствует интересам и мусульман-традиционалистов самого Кавказа. В данном случае речь идет о вайнахско-дагестанском треугольнике (Ингушетия, Чечня, Дагестан), где свирепствует настоящая гражданская война, в том числе по внутриконфессиональному признаку — между ваххабитами и суфиями-традиционалистами. И если для России победа в этой войне ваххабизма будет означать угрозу дестабилизации всего ее Юга, то традиционному исламу она несет с собой реальную угрозу исчезновения, более серьезную, чем это было в советские времена.
Поэтому противоборство, которое сегодня идет в вайнахско-дагестанском треугольнике, критически важно как для России, так и для его мусульман-традиционалистов, которые объективно находятся на одной стороне. Россия опытным путем осознала, что победить в мятеже-войне против джихадистского интернационала возможно, только опираясь на традиционалистов самого Кавказа.
Однако лучшее, что Россия может сегодня сделать, чтобы поддержать кавказских традиционалистов (а значит, и саму себя) в идущей войне — это развязать им руки и перестать их сковывать абсолютно искусственными, неработающими, а потому вредными ценностями и принципами.
Речь идет не столько о решении оперативных силовых задач, сколько о главном — идеологической основе. При том, что в действительности каждая из противоборствующих сторон в этом «треугольнике» живет «по законам военного времени» и своим представлениям, имеющим мало общего с юридическими нормами (и российскими, и шариатскими), против традиционалистов решительно работает то обстоятельство, что на словах они признают верховенство российской конституции и закона.
Значение этого фактора в условиях, когда другая сторона прямо заявляет о том, что борется за «верховенство Шариата», не сможет переоценить ни один аналитик, хоть сколько-то понимающий логику Ислама.
В действительности джихадисты, конечно, не несут с собой Кавказу никакого верховенства Шариата, а только хаос, бойню, бесконечную и выматывающую конфронтацию с соседями. Однако при всем при этом, пока они заявляют, что борются за верховенство Шариата, а традиционалисты заявляют, что борются за верховенство российской конституции, исламское право дает формальные основания для того, чтобы считать первым борцами на пути Аллаха, а вторых — вероотступниками и цепными псами врагов Ислама против мусульман.
Естественно, никакой пользы от этого нет и для России, ибо тем самым она выбивает почву из под ног у своих геополитических союзников в регионе. Меж тем, если бы Россия сделала ставку не на республики, формально находящиеся в конституционном пространстве РФ, а на жизнеспособные национально-религиозные образования, находящиеся под ее паттерном, эта основополагающая для идеологической войны проблема могла быть решена.
Ряд школ и ученых Ислама предоставляет правителю мусульман законное право принимать военную помощь немусульман для подавления внутриисламских мятежников и экстремистов (хариджиты). Фактически именно этой логикой руководствовался покойный муфтий Ичкерии Ахмад-хаджи Кадыров, который заключил союз с Кремлем для обуздания внутренней смуты. Однако пока во главе трех мусульманских республик (Ингушетия, Чечня, Дагестан) стоят руководители, признающие приоритет российской конституции над законами Шариата, смещаемые и назначаемые из Москвы, воспринимать их как законных правителей мусульман будет крайне сложно.
В данном случае я неслучайно выделяю именно «треугольник», ибо в отличие от других гораздо более светских республик Кавказа цельная мусульманская основа его обществ, обрекает на провал любые попытки навязать им неорганичные для Ислама социальные и правовые конструкции, особенно в условиях идейного наступления «исламских экстремистов».
Означает ли это, что России надо отказываться от своего контроля за этими территориями и признавать их независимость в международно-правовом порядке?
Отнюдь нет. Единственное, что требуется от России в этом вопросе в правом отношении — это сменить (для начала на Кавказе) формалистское («римское») отношение к писаному праву на обычное («варварское»). Грубо говоря, Россия не только на прикладном, но и на доктринальном уровне должна перестать замечать свою Конституцию, когда речь идет о горском Северном Кавказе (в первую очередь его «треугольнике») и приступить к формированию его политической архитектуры на основе двухсторонних договоров и вассальных соглашений. Ничего одиозного в этом нет — огромная масса идиотских, но формально действующих писаных законов просто игнорируется в тех же США, где действует общее право. Россия также имеет подобную правовую традицию, когда в составе Империи существовал, например, Бухарский эмират, внутри себя живущий по законам Шариата.
Поэтому не только превращение Ингушетии, Чечни и Дагестана (в каждом случае по-своему) в исламские образования (султанат, эмират и т.п.), но и провозглашение их таковыми на местном уровне с переводом регулирования общественных отношений в них на шариатскую основу, позволило бы России просто выйти из объективно ненужной ей идеологической войны, сохраняя контроль за своими территориями и в международно-правовом, и в геополитическом отношениях. Это и есть ничто иное, как протекторат.
Протекторат означает защиту, и в данном случае он будет должен защитить обе стороны — Россию от хаоса в ее геополитическом пространстве в непосредственной близи от собственно национального ядра, а традиционные мусульманские общества от смуты и геноцида внутри них.
Поэтому к созданию и существованию протектората нужно подойти не только ответственно, но и требовательно — условием действенной поддержки со стороны России ее мусульманских правителей-вассалов должно быть проведение ими эффективной политики, способной устранить не только следствия, но и причины смуты. Это значит, что пестовать нужно не надсмотрщиков, навязывающих свою власть исключительно силой, но национальных лидеров, опирающихся на несущие конструкции своих обществ — тейпы, тарикаты и, в конечном счете, местные традиционные общины, возрождение и структурирование которых только и способно выбить почву из под ног террора и партизанщины. Ради этой задачи должна быть проведена самая широкая национальная консолидация, предполагающая объединение традиционалистов, националистов, религиозно ориентированных демократов и способной к компромиссу части боевиков, соотношение которых в правящем слое должно быть своим для каждого из подобных образований.
В Дагестане это может быть мягкий вариант исламского государства по пакистанскому образцу на центральном уровне, с сильными религиозными общинами на местах, а также институтами, пронизывающими общество. В Чечне и Ингушетии это авторитарное правление, опирающееся на совет тейповых и религиозных авторитетов, фундаментом которого должна быть низовая традиционная община.
Что касается остальных мусульманских республик Кавказа, им наиболее подошла бы современная пост-кемалистская турецкая модель, к которой стремится нынешний премьер-министр Эрдоган, и которая позволяет сосуществовать как светской, так и исламизированной частям общества.
Кстати, если уж речь зашла о Турции и Эрдогане, надо указать и на их возможное участие в таком сценарии политического урегулирования.
Мне представляется, что отчуждение между Россией и мусульманами Кавказа, вызванное крайне непродуманной и подчас преступной политикой Кремля, зашло столь далеко, что вернуть себе доверие мусульман, необходимое для сколь либо прочного умиротворения региона, в одиночку России будет нереально. Поэтому, если говорить об идее «Кавказского протектората» всерьез, надо исходить из того, что у него должен быть внешний гарант, которому могли бы доверять обе стороны.
Сегодня Турция во главе с исламским правительством Тейипа Эрдогана уже открыто заявляет себе как о преемнике османской политики в новых условиях. В этом контексте нелишне будет вспомнить, что по ряду договоров между Российской Империей и Османским Халифатом последний признавался моральным гарантом интересов российских мусульман, в то же время, принимая на себя договорные обязательства за них перед Россией.
Конечно, закрепление такой конструкции российско-кавказско-турецкого партнерства на уровне международного права на данный момент не представляется возможным. Однако за основу любого действенного урегулирования в регионе, на мой взгляд, неформально должна быть принята именно эта модель.
