25–28 августа 2009 года в Новосибирске прошёл V Российский философский конгресс «Наука. Философия. Общество». Об итогах конгресса делится его участник – Николай Сергеевич Розов.
Николай Сергеевич Розов (род. 1958) – современный российский философ, специалист по социальной философии, философии истории, теоретической истории и макросоциологии. Доктор философских наук. Руководитель Центра социальной философии и исторической макросоциологии при Институте философии и права Сибирского отделения РАН и Новосибирском государственном университете. Член редакционного совета журналов «Социальная эволюция и история», «Философия и общество», «Global Studies» и др. Автор 160 научных трудов, в том числе книг: «Культура, ценности и развитие образования» (М., 1992), «Структура цивилизации и тенденции мирового развития» (Новосибирск, 1992), «Философия гуманитарного образования: Ценностные основания и концепция базового гуманитарного образования в высшей школе» (М., 1993), «Ценности в проблемном мире: философские основания и социальные приложения конструктивной аксиологии» (Новосибирск, 1998), «Философия и теория истории. Книга 1. Пролегомены» (М., 2002), «Историческая макросоциология: методология и методы» (Новосибирск, 2009). Составитель и научный редактор альманаха «Время мира», серии коллективных монографий «Теоретическая история и макросоциология». Перевёл (совместно с Ю. Б. Вертгейм) фундаментальный труд американского социолога и философа Рэндалла Коллинза «Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения» (Новосибирск, 2002).
– Николай Сергеевич, с какой целью проводился V Российский философский конгресс в Новосибирске?
– Регулярные национальные конгрессы – важная часть жизни и деятельности интеллектуальных сообществ, в том числе, философского. Поэтому цели обычные – поддержание коммуникации, установление новых профессиональных связей, обмен идеями и результатами и т. д.
– Могли бы вы сопоставить нынешний конгресс с предыдущим, проходившим в Москве в 2005 году?
– Это первый российский конгресс, в котором я участвовал, хотя на международных побывал два раза – в Стамбуле и Сеуле. По отзывам знаю, что участников в Москве было больше, а организация – хуже.
– Участие каких крупных философов (как отечественных, так и зарубежных) вы бы отметили на конгрессе?
– Было несколько ярких и значимых фигур. Назову одних, другие обидятся.
– Чем именно занимались философы на конгрессе?
– Как обычно представляли свои идеи, свои результаты (редко), чужие мысли (гораздо чаще), общались, решали организационные вопросы, знакомились.
– Как встроен философский истеблишмент российской провинции в систему консультирования и принятия решений в политике и культуре?
– На мой взгляд, вообще никак не встроен. Только в узких областях, таких как биоэтика, может быть, прислушиваются к экспертам.
– Каковы были основные темы конгресса? Какие темы оказались наиболее дискуссионными?
– Как правило, темы задаются широко и достаточно формально, поскольку есть огромное разнообразие философских направлений и дисциплин – всем нужно дать место. Основная заявленная тема – взаимосвязь науки, философии и общества. Об этом говорилось на пленарных заседаниях и некоторых секциях.
– Могли бы вы сравнить Российский философский конгресс с Всемирным философским конгрессом?
– Много схожего, прежде всего, по множественности направлений, интересов, огромному числу людей из разных мест и традиций. Дополнительная трудность на международных конгрессах – языковой барьер, причём, для нас он, увы, более высок, чем для философов большинства других стран, где английский преподают и изучают гораздо лучше. Кроме этого, на международных философских конгрессах не бывает такого большого числа откровенно слабых и невежественных участников, как это бывает у нас.
– Какова сегодня роль философа в обществе? Насколько оправданы усилия власти по привлечению внимания к публичной философии (public philosophy)?
– Роль философа в современном обществе мизерна, причём не только у нас, но и в других странах. Последними крупными публичными фигурами были Карл Поппер и Жан Поль Сартр в 1960-е годы. Сейчас продолжается кризис философии – глубокий спад и творчества, и общественной значимости. Об этом довольно подробно сказано в моей книге «Философия и теория истории» (М., 2002).
Я не замечал особых усилий власти по привлечению внимания к «публичной философии». Если имеется в виду «Русский журнал» в Интернете, организованный господином Павловским, то данный феномен, скорее, следует трактовать как попытку откровенного манипулирования сознанием, попытку навязать российской интеллигенции лояльность к власти, в том числе через имитацию «философствования». В этом контексте слово «публичный» заставляет вспомнить иные коннотации, связанные с обиталищем представительниц древнейшей профессии.
– Расскажите о вашем личном участии на конгрессе.
– Я организовывал и вел секцию «Философия истории», участвовал в обсуждении моей статьи «Социологическая отмена философии – вызов, заслуживающий размышления и ответа» (Вопросы философии. 2008, № 3), на общем итоговом заседании рассказал о своем видении «Семи смеШных философских грехов» (собираюсь написать про это).
– Как современные философы отвечают на глобальные вызовы?
– Большинство никак не отвечают, поскольку заняты своими вопросами (от изучения античной философии до философии сознания или виртуалистики). Некоторые известные фигуры, такие как Юрген Хабермас, пытаются отвечать, но без особого успеха и резонанса. У меня есть статья о глобальном экономическом кризисе и его вероятных последствиях для России (Полис, 2009, № 3), но здесь я выступил, скорее, не с философских, а с исторических, макросоциологических и политологических позиций.
– Что вы можете сказать о роли РФО в подготовке к конгрессу, а также об организации в целом философской жизни в стране?
– Насколько мне известно, руководство РФО весьма заинтересовано и ответственно участвует в подготовке всех конгрессов. Организация философской жизни в стране не централизована, каждое региональное отделение работает (или не работает) как может. Если начнутся попытки централизованного управления, например, навязывания идеологии философам со стороны каких-либо властных структур или партий, то уважающие себя философы будут сопротивляться, либо просто покинут сообщество. Крайне важным является издание «Вестника РФО», причём дело здесь не в качестве публикаций, а в оперативном отражении происходящего в российской философии. А из сосуда, как известно, можно налить только то, что в нём уже есть.
– По словам некоторых участников конгресса, общий уровень докладов оставляет желать лучшего, а философы из провинции подтвердили свой провинциальный уровень. Почувствовали ли вы провинциальный фон конгресса?
– Разумеется. Кстати, первый смеШной философский грех я определил, как «невежественная доморощенность». Это отнюдь не означает отсутствия грамотных и ярких фигур из провинции, но последние, увы, в меньшинстве.
– Как сказалась «аналитическая интрига» на работе конгресса, когда представители аналитической философии попытались перетянуть одеяло на себя?
(Дмитрий Иванов, философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова: «Конечно, присутствие аналитической философии с ее ориентацией на логически строгое мышление, вниманием к деталям, нюансам, стремлением прояснить ключевые понятия, которыми мы оперируем, по-видимому, многими участниками конгресса было воспринято негативно. Как мне кажется, участники конгресса почувствовали, что им предлагают иной образ философии, иные стандарты философствования, более требовательные, строгие, которым многие из них не смогут следовать. По крайней мере, я бы так объяснил эту негативную реакцию.
Оценивая в целом уровень философствования участников конгресса, я бы не назвал его высоким. В своей массе это по-прежнему такие формы философствования, которые характеризуются произвольностью, нечеткостью выводов, пренебрежением средствами логического анализа, злоупотреблением различного рода метафорами, аналогиями, оставляющими без прояснения обсуждаемые понятия. Как правило, в этом можно упрекнуть континентальную философию, например, различные формы ницшеанской, пост-хайдеггерианской, постмодернистской мысли, которые получили в нашей стране свое особое развитие, где-то вытесняя, где-то смешиваясь с различными формами советского марксизма или дореволюционной русской философии».
Один из участников конгресса: «Профессора Целищев и Суровцев воспользовались пленарными заседаниями для пропаганды пользы и целительности ясного мышления вообще и аналитической философии в частности. Но получили жёсткую отповедь академика Лекторского, который поставил зарвавшихся профессоров на место»).
– Действительно, основная линия конфликта пролегла между новосибирскими, томскими адептами аналитической философии и большинством приехавших философов (преимущественно из других провинций), больше ориентированных на соборность-духовность. О последнем «направлении» я умолчу, а к аналитической философии у меня отношение двойственное. Всемерно поддерживаю установку на точное словоупотребление, ясность и логичность утверждений, однако надежды аналитических философов на обнаружение каких-то «истин» относительно онтологии, познания, мышления, культуры, истории и т. д. через анализ языковых выражений и дискурса считаю совершенно безосновательными и безнадёжными.
– Знакомы ли вы со статьёй Дмитрия Кралечкина и Андрея Ушакова об итогах IV Российского философского конгресса, опубликованной в журнале «НЛО», в которой авторы пришли к парадоксальному выводу о том, что в России есть философы, но нет философии?
– Прочитал с вашей подачи. Вполне типичный текст с потугами на ироничность, «глубокомысленной» конспирологией и обидами за постмодернизм (в качестве философских «светил» прокламируются принципиально невнятный Валерий Подорога и эпатажно маргинальный Дмитрий Галковский).
– Отмечался ли интерес со стороны региональных и федеральных СМИ к конгрессу?
– Точных сведений не имею. По-моему, интерес был, но умеренный.
– В какой мере подобные философские мероприятия решают собственно философские проблемы? Какая польза от «фуршетной философии»?
– Собственно философские проблемы решаются в процессе философского творчества (за письменным столом, компьютером, во время прогулок, долгих обсуждений с коллегами и учениками, а иногда и во сне). Зато стимулом для такого творчества часто является личное общение, столкновение с непривычными взглядами. См. об этом переведенную мной (совместно с Ю. В. Вертгейм) книгу Рэндалла Коллинза «Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения» (Новосибирск, 2002).
Уж извините, но слова о «фуршетной философии» – это типично журналистская попытка заранее оболгать предмет обсуждения. Сообщаю, что философы – вполне нормальные люди, которые любят общаться между собой, в том числе, с вином и закусками. А среди журналистской братии я никогда не замечал особого презрения к фуршетам, подозреваю даже, что они пользуются благами фуршетов гораздо чаще и охотнее философов.
– Согласны ли вы с мнением о том, что российское философское сообщество непроизводящее в том смысле, который изложен в книге французского философа Жан-Люка Нанси «Непроизводящее сообщество»?
– Эту книгу я не читал и, просмотрев несколько текстов этого автора в Интернете, особенно не сожалею об этом. Поэтому о «непроизводящем сообществе» буду говорить не в смысле профессора Нанси, а в смысле профессора Розова.
Философы, как и учёные, политики, религиозные деятели ни в России, ни за рубежом не производят товаров (кроме книг). Если расширить понимание «производства» на сферу символических продуктов (идей, концепций, методов) и на сферу развития человеческих качеств (широта и критичность мышления подрастающих поколений, способность обсуждать основания действий и суждений), то философы оказываются вполне производящим сообществом. Качество производимых продуктов и их востребованность – отдельные вопросы. В России планка качества результатов философствования драматическим образом упала вместе с отплытием двух рейсов «философского парохода» в 1922 году и с тех пор, несмотря на редкие всплески талантливых одиночек, так и не восстановилась.
– Разделяете ли вы точку зрения одного из участников конгресса Михаила Немцева: «Так вот: протусовавшись в среде членов Российского философского общества все три дня, вижу, что
1) РФО – это почти политическая партия,
2) критерии профессионализма в среде российских философов потеряны.
Первый вывод можно сделать, понаблюдав изнутри за голосованием. Выборы безальтернативные и единогласные. (Я не имею в виду, что это плохо). Ставшая форма.
Второе... тем более бросается в глаза, когда на пленарном заседании, сразу после Целищева и Суровцева, которые чётко и внятно со сцены говорят об идеалах адекватности внятности и вменяемости в философском исследовании, выходит на сцену джентльмен, и рассказывает нечто, в рамках одного слайда ухитряясь упомянуть Большой взрыв, расширение Евросоюза и абиогенные формы жизни – и ничего! Изнутри РФО трудно понять, чем аналитики типа Суровцева с занудным призывом к адекватности и внятности лучше тех, кто за один доклад решает все метафизические проблемы современности. Молодой «философ» явно будет следовать путями второго, а не первого. Философия ведь для миропознания, да? Содержание большинства докладов на секциях доказывает, что в РФО философом может называть себя любой сумасшедший, используя это слово для легитимации своей эпистемологической крейзы»?
– Рад за Михаила, моего бывшего студента и ученика, что вы его обильно цитируете. В целом его пафос понятен и вполне приемлем. В частностях многое можно поправить. 1) РФО – никакая не партия, за власть не борется (слава Богу), а обычная весьма обширная и рыхлая профессиональная ассоциация. Внутри небольшого аппарата, разумеется, есть интриги и борьба, а как без этого? То, что аппарат пришёл к согласию и навязывает единую позицию остальным членам общества, которые её принимают – следствие рыхлости и пассивности большинства. То, что выборы безальтернативные и единогласные, я как раз считаю весьма порочной, исконно советской, практикой, а не просто «ставшей формой». 2) Чрезмерные обобщения ошибочны. У кого-то утеряны (или никогда не имелись) критерии профессионализма, может быть, даже у большинства российских философов, но у меньшинства они сохранились.
– Как вы относитесь к «конференц/конгресс-философии»? Каков КПД участия в таких мероприятиях?
– Смотря, что имеется в виду под «конференц/конгресс-философией». Если отсутствие действительного личного творчества у некоторых «философов», которые только разъезжают по конференциям и выдают пустопорожнюю болтовню – то плохо. А если конгрессы понимаются как часть жизни профессионального сообщества, то вполне нормально. Вряд ли можно и нужно вычислять общий КПД как «среднюю температуру по больнице». У кого-то он больше (нашёл коллег, познакомился с новыми взглядами на свою проблему, узнал о ранее неизвестных идеях, авторах, книгах и т. д.), у кого-то – меньше (приехал, отчитал, послушал – никого и ничего нового). Таким образом, этот КПД для каждого участника зависит и от общей организации собрания, и от уровня участников, и от случайности (кто-то смог приехать, а кто-то нет, встретились с интересными коллегами – не встретились), и от активности самого человека.
– Как вы предполагаете, какие «философские велосипеды» были изобретены на конгрессе?
– Поздравляю с хорошим примером софистического вопроса: если изобретены, то только «велосипеды» (давно известное старьё), а если даже они не изобретены – то и вовсе позор философам.
– Как прошла работа вашей секции? Какие доклады вы бы отметили?
– Секцию я организовал как серию панельных заседаний, для каждого из которых заранее были определены тема, ведущий, диспутант, и 4–5 докладов, причём диспутант в своём заключительном обобщающем выступлении опирался на полные тексты докладов, с которыми предварительно знакомился. Такова давно установившаяся практика на международных научных конференциях, и я твёрдо убеждён, что её надо распространять и для наших философских конгрессов. Не всё получилось, как было задумано, прежде всего, поскольку некоторые значимые участники не сумели приехать (профессор И. А. Гобозов, профессор Л. Е. Гринин, профессора А. П. Назаретян), однако, в целом все участники и я в их числе оценили опыт как положительный. Выражаю отдельную благодарность профессору А. И. Липкину за содержательный доклад, участие в качестве диспутанта и за предварительное вывешивание всех тезисов докладов по философии истории на своём сайте. Также хочу отметить доклад профессора Т. В. Панфиловой, которая, говоря о такой сложной и рискованной теме, как «смысл истории», продемонстрировала ясную и взвешенную логику и внятную цепочку рассуждений. Порадовали некоторые молодые участники, например, Николай Проценко из Ростова-на-Дону, показавший хорошее знакомство с литературой по своему вопросу, способность мыслить и говорить ясно и чётко (вне зависимости от того, насколько я согласен со всеми упомянутыми участниками).
– Запомнился ли вам доклад питерского философа Александра Секацкого об имперской государственности?
– Не присутствовал, поскольку был занят на своей секции. К имперству я отношусь двойственно. С одной стороны, многие прежние империи (начиная от Римской и арабских халифатов) создавали обширные зоны безопасности, что способствовало торговле и культурным коммуникациям – это почти всегда ведёт к ускоренному развитию, социальной эволюции и прогрессу. С другой стороны, империя, по определению, – это государство с принудительным удерживанием провинций, часто инокультурных, нередко угнетаемых. По моему глубокому убеждению, в нравственном и эволюционном отношении век империй давно кончился, а призывающие к имперству отстали, как минимум, на 200 лет (последний «великий император» – Наполеон Бонапарт). Однако это вовсе не означает невозможности будущих имперских рецидивов. История не обязана соответствовать нашим представлениям о том, что хорошо и что плохо (мысль à la Александр Блок).
– Какие итоги конгресса можно подвести с точки зрения глобальной теории интеллектуального изменения американского философа Рэндалла Коллинза?
– Спасибо, что вспомнили книгу, над переводом которой я столько трудился. Однако от подведения итогов откажусь, поскольку не знаю основных требуемых данных о структуре наших философских сетей, о том, была ли она преобразована и как именно в результате конгресса. Залихватские публицистические заявления – не мой профиль. О причинах стагнации интеллектуального сообщества в России (как философского, так и социально-гуманитарного), смотрите мою статью, в которой я использую идеи Коллинза, «(Не)мыслящая Россия: антитеоретический консенсус как фактор интеллектуальной стагнации» (Прогнозис, 2007, № 3).
Беседовал Алексей Нилогов
