Когда большевики брали власть в Октябре 1917 года – они очень хорошо понимали и чувствовали, что всем предшествующим революциям больше всего вредили комплексы, нерешительность и непоследовательность. Самих. В конечном счете, якобинцы проиграли не потому, что пролили слишком много крови и настроили протии себя Францию – Франция многие десятилетия после их гибели считала их героями и освящали их именем новые революции – хотя в большинстве своем последние оказывались не достойны твердости якобинцев.
Якобинцы проиграли потому, что в некий решающий момент усомнились в своем праве на твердость и на подавление противников. Арестованный было термидорианцами, но освобожденный коммуной Робеспьер, держа под прицелом пушек Национальной Гвардии взбунтовавшийся Конвент – колебался и сомневался до тех пор, пока батальоны парижан, вставшие на его сторону - не пресытились ожиданием и не разошлись по домам.
Внеочередные, и не слишком удачные для правящей коммунистической партии Молдавии парламентские выборы оцениваются и комментируются по разному разными лицами. В основном - в зависимости от субъективного отношения к компартии.
Противники – радостно кричат о поражении и утрате власти коммунистами «в последней из стран Европы, где продолжала править компартия». Естественно, они радостно славят апрельских погромщиков и демонстрируют всяческий энтузиазм по поводу создания антикоммунистической оппозиции и будущего «процветания Молдавии». Впрочем, эти оценки как минимум не вполне точны, во-первых, потому, что Молдавия, скорее не «последняя из стран Европы, где правили коммунисты» - а первая из этих стран, в которой коммунисты вернулись к власти послед ее потери на рубеже 1990-х. Во-вторых, потому, что коммунисты у власти остаются еще на Кипре, что, впрочем, не столь существенно.
В третьих, потому, что если даже коммунисты в результате этих выборов и уйдут от власти, с одной стороны, у Молдавии впереди время довольно большой нестабильности. Кроме них, силы, в республике силы реально способной эффективно править нет, будет нечто напоминающее украинский паноптикум. С другой – подобный уход в известной степени покажет другим республикам СССР, что в возврате коммунистов нет того ужаса, который им приписывают, и что они спокойно расстаются с властью – то есть в известной степени это работает на пропаганду компартий в других республиках.
Сторонники напротив, радостно поздравляют компартию Молдавии с победой, акцентируя внимание на их лидерство на выборах и троекратный отрыв от ближайшего преследователя. Они-то ли не видят, то ли притворяются, что не видят как минимум двух обстоятельств. Первое, это то, что ПКМ сократила свою электоральную поддержку за четыре месяца на четыре с лишним, почти на пять процентов – а это очень плохо, и, соответственно, потеряла более десяти мандатов из прежних 60 при общем числе в 101. Второе, это очевидное – ранее она могла избирать своего Президента и назначать Правительство – теперь не может. Радоваться – нечему. Это поражение.
Если Г.Зюганов при этом радостно прочит ПКМ создание коалиционного левоцентристкого правительства – его радость непонятна. Были у власти самостоятельно – теперь если и будут – то в качестве одного, пусть и старшего, партнера – все равно потеря. Понятно, что Зюганов столько времени твердит о левоцентристском правительстве в России, и так гордится ролью младшего партнера, которую КП РФ играла в правительстве Примакова (и на которую сменяла потенциально возможный в 1998 году полноценный приход к власти) – что для него такое правительство давно стало куда более желательным, чем собственно приход коммунистов к власти или та же социалистическая революция. Плюсов много – положение привилегированное, а ответственность – нулевая. При провале всегда можно сказать – «Ведь у нас не было всей полноты власти».
Боле здравые комментаторы отмечают сложность ситуации, ее патовый характер. Одни из них видят в успехе Демократической партии во главе с Лупу, иезуитский шаг Воронина и ПКМ, которым последние обеспечили возможность в необходимый момент утвердить своего президента. Вместе ПКМ и Демпартия имеют необходимое количество голосов, чтобы провести это избрание – и обоснований у Демпартии для этого решения достаточно.
Другие отмечают, что без такой коалиции ситуация вообще выхода не имеет: даже если четыре некоммунистические партии выступят в месте и ни одна из них не пойдет на союз с коммунистами, ситуация складывается хуже украинской. «Союз 4-х» имеет достаточно голосов, чтобы утвердить свое правительство и премьер-министра – но внести кандидатуру последнего может только президент. Президента, обладая 53 голосами, они избрать не могут. Значит, президентом, за неизбранием следующего, остается Воронин – сверх всякого срока.
Новые выборы провести ранее, чем через год, тоже нельзя. Утвердить нового премьера от некоммунистических партий, за неимением некоммунистического президента – нельзя.
Значит, на этот год, обязанности исполняют министры и премьер, утвержденные прежним «коротким парламентом», под руководством старого президента.
То есть, в этом случае власть, по-прежнему, в руках компартии, а как будто находящаяся в большинстве коалиция потешает молдаван и весь мир спектаклями в парламенте.
Для коммунистов тут широчайшее поле деятельности: можно забавляться выставляя оппонентов идиотами – особенно если ввести прямую трансляцию заседаний парламента – забава на год, после чего новые выборы. На которые оппоненты идут опять-таки в качестве клоунов и болтунов, ответственных за все неполадки данного года. А коммунисты – с укоряющей обращенной к избирателям сочувственной улыбой – «Ну, мы же вам говорили… Клоуны… С ними нельзя иметь дело… Вы посмотрите, как они вели себя в парламента…»
Можно, не дожидаясь этого, вынести что-нибудь на референдум: новую конституцию, изменение системы выборов – например, сделать что-нибудь итальянское – партия, набравшая скажем, более сорока процентов голосов, получает приз в виде энного количества мандатов. Или защитить в ее пользу те мандаты, которые могли бы достаться не прошедшим в парламент партиям. Или – «Доверяете ли вы президенту? Доверяете ли вы парламенту?» Или еще что ни будь, забавное. Но такое, чтобы рейтинга Воронина и компартии – точно хватило.
В общем, при всей своей электоральной неудаче – у коммунистов Молдавии большой выбор вариантов. Играть можно. Де Голль, или даже Ельцин вдоволь бы развлеклись, играя в кошки-мышки с «парламентским большинством».
Однако, тем не менее, неудача все же была. А неудачи – просто так не проходят. За два срока своей власти, ПКМ и Воронин добились как минимум следующего:
Они сформировали вокруг себя образ солидности и долговременности, образ ведущей политической силы республики, с которой только и следует иметь дело. Причем сформировали его у
1). Европейского истеблишмента, который к апрелю 2009 года принимал коммунистическое руководство Молдавии с некоторыми сомнениями – но, как некую данность, на которую надо опираться, и которая приемлемее тех или иных экстравагантных «цветных правительств»;
2). Российского руководства, которое в целом решило, что у Воронина есть свои недостатки, но решать вопросы и находить язык с ним можно;
3). Конформистски настроенного сегмента молдавского общества, для которого нынешняя власть, если не слишком досаждает – всегда лучше неожиданностей при ее смене.
Коммунисты Молдавии сформировали вокруг себя образ уверенности, надежности, и силы.
Они не оправдали всех возлагавшихся на них их избирателями надежд – но и не слишком разочаровали их.
Теперь они поставили этот образ под вопрос.
В неустойчивых обществах, в рак называемом «массовом обществе» - всегда привлекателен образ силы. Связи разрушены. Традиционных институтов нет, ценности отброшены – человек массового общества стоит как бы голый на ветру, одинокий и исполненный ощущения слабости себя и непредсказуемости мира.
Когда он видит в этих условиях нечто, что имеет облик силы – и подтверждает его – он к нему тянется, примыкает, ощущает в нем свою надежду и защитника.
ПКМ было, приобрела такой облик и образ.
Но в апреле-июне он оказался, если и не разрушен, что существенно поколеблен.
И это опасно. Потому что когда тот, кто производил впечатление силы и надежности – его утрачивает – он встает перед опасностью ряда утрат. Во-первых, его начинают покидать те, кто примкнул к нему и поддержал его не в силу общности идей или интересов – а как носителя силы. Не по принципу – сильный всегда прав – а как начала, в котором они видели источник силы, источник их надежды на их защиту. Своего патрона и покровителя.
Во-вторых, ненависть, способная сменить определенного вида любовь, как писал Бальзак, равна не ушедшей любви – она равна по силе несбывшейся надежде.
В-третьих, когда подобного рода политический клиент, принимавший и чтивший своего патрона, видит поражения и унижения последнего – он начинает испытывать неодолимое стремление самому также обойтись с начавшим проигрывать, как тот позволил обойтись с собой своим противникам.
Ошибка и слабое место коммунистов Молдавии в том, что они трижды допустили нерешительность и нетвердость. Что может привести к формированию вокруг них образа слабости.
В апреле месяце они не ответили адекватно на погромы политических хулиганов. Да, они удачно обыграли ситуацию – выставили оппозицию в нецивилизованном виде, проявили великодушие, отказавшись от преследований участников беспорядков – обошлись укорительными кивками.
Но это – та же ситуация, которая описывается известным анекдотом: человека, ругавшего власть за то, что у нее кончился хлеб, порошок, икра и т.д. – мягко укорив, отпускают после беседы в соответствующей службе – а он выходит со словами: «И патроны у них тоже кончились».
Определенная часть общества приняла мягкость власти за ее слабость. Но власть, которая дала основания оценивать ее как слабую – сама теряет часть своей силы.
Мягкость коммунистов в апреле, неготовность или нежелание на погромы политических бандитов ответить так, как надо отвечать бандитам: пулеметными очередями, картечью, ударом огнеметов, чтобы хулиганствующая протоплазма с румынскими паспортами метались в пламене на площади, скользила в собственной крови и тонула в ужасе от безысходности и отчаяния, рожденных безжалостностью ответного удара, – привела к жесткости на переговорах с ней прошедших в парламент оппозиционных сил.
Партии, официально призывавшие к сбору толпы на площади перед парламентом в апреле – должны были либо быть лишены мандатов, а их руководители – пройти по самым тяжким статьям молдавского УК, либо поставлены перед выбором: полное политическое послушание в замен – не на прощение, нет, на отложенное наказание, - либо наказание немедленное, страшное, и тяжелое.
Воронин на это не пошел. В результате, это было воспринято как слабость и неуверенность – и его оппоненты заняли жесткую позицию при выборах президента. Продолжая их уговаривать, и апеллирую к их разуму – он лишь стимулировать их наглость и неуступчивость, разжигал их аппетиты. Не сломив их и дав им сорвать выборы президента, он как минимум продемонстрировал и внутри Молдавии, и за ее пределами – что его оппоненты что-то из себя представляют. Что-то могут. То есть – сами являются носителями силы. А значит – на них можно делать ставку.
Раз уж ситуация дошла до этого – нужно было ломать наметившуюся тенденцию, нужно было показать, что коммунисты, действующая власть – сильнее. Что бой идет всерьез. Все партии, на которые ложилась как минимум тень подозрения в организации погромов в апреле – а также, подозрения в сотрудничестве с иностранными политическими субъектами (в первую очередь Румынией) – должны были быть лишены регистрации или как минимум не допущенным к выборам. Лидеры их должны были быть интернированы и привлечены к ответственности. А избирательную кампанию вести в стиле: «Здесь твой Сталинград!», «Не пропустим в парламент агентуру врага!», «Голосуя за коммунистов – ты голосуешь за свободу и независимость Родной страны! Проголосуй за свободу!» - ну, и так далее, стиль понятен. Нужно было демонстрировать не соответствие европейским стандартам – нужно было демонстрировать соответствие образу силы.
Кто сказал, что стандарты Европы – это «права человека»? «Права человека» - это троянский конь, которого европейцы запускают в лагерь врага.
Стандарты Европы – это мужество крестоносцев, ярость Барбароссы и воля Наполеона и стойкость де Голля.
Да, в массе своей европейцы сами на это сегодня не способны. Но они помнят об этом – и мечтают о соприкосновении с чем-то подобным.
Прояви компартия волю и силу – по Европе прокатилась бы волна осуждения – и через год сменилась интересом к «молдавскому эксперименту».
А европейские либералы заговорили бы о чем ни будь, «вроде молодого сильного начала, рождающегося в Кишиневе».
Но коммунисты решили играть по правилам слабых, – и проиграли. И тем самым подтвердили гипотезу о своей слабости. Дали всем возможным шакалам начать вопить: «Акелла промахнулся!».
Они сами, и в том числе Ворони, оказались творцами собственной слабости, и собственной неудачи.
И, однако, эта неудача еще не означает поражения и разгрома.
Как уже было сказано, все возможности для игры у них есть.
Нужно лишь, чтобы они подкреплялись волей. Волей к победе.
И умением демонстрировать и на деле применять силу.
