Средний класс как символ деградации России

В «Литературной газете» № 8 (6212) за 2009 год в статье Дмитрия Каралиса под названием «Кому пора менять профессию?» прозвучала очень важная, своевременная и ярко выраженная мысль: «Кризис 90-х годов, названный “рыночными реформами”, уже нанес нам невосполнимый ущерб. Инженеры, конструкторы, ученые, офицеры, педагоги, получившие образование в лучших вузах страны, не по своей воле резко поменяли профессии… Уцелеет ли страна без специалистов своего дела, которых сейчас сокращают под призывы “переквалифицироваться”? Кончится кризис, а вокруг – одни охранники, грузчики, дворники и постаревшие телевизионные юмористы». Автор спрашивает, почему «первой скрипкой в нашем обществе стали крупные банкиры, а не инженеры, ученые, рабочие, учителя, крестьянство – те, кто на самом деле составляет соль земли русской?». Однако Каралис посмотрел на вскрытую им проблему с точки зрения экономиста и моралиста. Должно быть поэтому он не поднялся выше постановки вопроса. Ибо ответ на него лежит совсем в другой области: политической.

В происходящих негативных процессах, отмеченных автором, нет ничего случайного и необъяснимого, все детерминировано текущей осмысленной и целенаправленной государственной политикой.

Дело в том, что оставшееся новому режиму в наследство постсоциалистическое общество строилось Советской властью, исходя из государственной потребности в специалистах той или иной квалификации, с прицелом на дальнюю коммунистическую перспективу. Справедливо полагая, что соль земли – есть человек, гармонический развитый, имеющий высокий интеллект и творческую мотивацию своей деятельности (наивысшую по сути), большевики еще с ленинских времен самым активным образом принялись ковать кадры социалистической интеллигенции. Включая с этой целью разнообразные механизмы – от института выдвиженчества и рабфаков до создания элитных в лучшем смысле слова вузов. Одним из важных этапов на этом пути, кстати, было введение обязательного десятиклассного образования (на мой взгляд, крайне разрушительного для советского общества, но речь не о том). Итогом целенаправленной государственной социальной политики был высочайший процент интеллигенции – специально образованных людей умственного труда – в РСФСР: аж 30% занятого населения. Больше, чем у нас, из всех стран мира интеллигенции было только в ФРГ (35%) и США (40%). Составляя накануне Октябрьской революции всего-навсего 2,7% среди трудоустроенных лиц, интеллигенция выросла за годы Советской власти более чем в 10 раз и сложилась в мощный класс, класс-гегемон конца ХХ века, определяющий судьбы страны. Принадлежность к этому классу при социализме определялась, однако, не через отношение к производительным силам, власти, собственности (в этом все советские классы были более-менее уравнены), а совсем другим – общественной ролью, функцией субъекта духовного производства, статусом.

По своим политическим пристрастиям в своем решающем большинстве этот класс изначально и непреложно придерживался и придерживается принципов буржуазной демократии. Об этом прозорливо писал еще Ленин, считавший вообще всю русскую интеллигенцию насквозь буржуазной и неперевоспитуемой (отсюда ее широко известная оценка как «говна» со стороны вождя пролетариата). Об этом же красноречиво сказали нам опросы выборов 1996 года, показавшие, что две трети голосов интеллигенция отдала Ельцину и Явлинскому, и только одну треть – Зюганову.

Занимаясь как культуролог с 1973 года историей и теорией интеллигенции, я еще в 1980-е напророчил грядущую интеллигентскую революцию. Убежден, что буржуазно-демократическая революция 1991-1993 гг. именно таковою и была по своей основной движущей силе. Выращенная коммунистами для коммунистического стоительства интеллигенция похоронила, в силу ряда имманентных причин, коммунистический проект со всеми потрохами. Такой парадокс. Сегодня эту точку зрения разделяют многие политологи. Ведь буржуазии в прямом смысле слова, кроме подпольной, в СССР не было, и никакого революционного «третьего сословия», как в Европе, наша страна не знала. Его аналогом (очень условным) можно считать интеллигенцию, которая, однако, была движима не только и даже не столько социально-экономическими, карьерно-имущественными, сколько социально-политическими, идеальными мотивами, требуя всей полноты демократических свобод. Ибо названные свободы есть главное условие полноценного существования интеллигенции.

Одна из закономерностей мировой истории состоит в том, что вслед за буржуазно-демократической революцией как правило следует «вторая волна» – революция национальная. Аналогичная по своим движущим силам «первой волне». Так было когда-то во Франции, в Германии… Конкретно, в нашей стране этой движущей силой должна стать русская интеллигенция, продвигающая задачи построения национального государства.

В силу сказанного понятно, почему интеллигенция была столь необходима Ельцину на стадии исполнения им роли главного тарана по сокрушению прежнего, советского режима. Недаром он всячески заигрывал с интеллигенцией и с улыбкой спускал ей даже самую грубую критику. Но для его преемников (своего рода директории), пытающихся новый режим стабилизировать, интеллигенция стала обременительной обузой, скорее опасной, чем необходимой. Ведь новая, национальная революция «второй волны», неизбежность которой ощущается в атмосфере, ни в коем случае этим преемникам не нужна. Естественно, что из двойственного содержания первой, буржуазно-демократической, революции они охотно приняли буржуазную составляющую и занялись ее насаждением во всем жизнеустройстве. Но при этом взяли под подозрение и ограничили как только могли составляющую демократическую. Придя тем самым в непримиримое противоречие с интеллигенцией России.

Отсюда вполне осознанная и целенаправленная задача для власти: «переквалифицировать» доставшуюся в наследство от СССР огромную и вольнолюбивую русскую интеллигенцию с ее гигантским интеллектуальным потенциалом – в некий «средний класс», о коем еще двадцать лет назад у нас и слыхом не слыхивали. Ведь в те времена это понятие существовало лишь в парадигме «буржуазной социологии» и практически не использовалось в лексиконе советских ученых.

Однако, новое время – новые песни. Сегодняшнее общественное строительство, инициируемое новым режимом, имеет совсем иные задачи и мотивировки, нежели в 1920-1980-е годы. Расценка общества в категориях преуспеяния, классификация людей по уровню заработка, свойственная для современной политологии, означает ни много ни мало смену социологической парадигмы. В этом – суть перехода на «новояз», суть интервенции в Россию западной социологии и ее специфических терминов, оказавшихся на острие атаки. Сегодня нас призывают мыслить в категориях чистогана, нам навязывают социологические понятия, отражающие не общественную функцию человека, не его роль и значение в мире, а лишь характеризующие его достаток. И сам достаток уже претендует на роль критерия человеческой личности, ее успеха, ее значения и т. д.

На наших глазах происходит попытка растворить интеллигенцию в некоем морально и политически индифферентном среднем классе, который, собственно, никаким классом не является вообще, а представляет собой всего лишь общественную страту с имущественным цензом. Дело в том, что в средний класс социологи зачисляют представителей различных групп вне зависимости от характера труда: умственного или физического, наемного или свободного, творческого или рутинного (даже: конвейерного), управленческого или исполнительского. Профессор, писатель или художник может оказаться в среднем классе на равных основаниях с высококвалифицированным рабочим или мелким предпринимателем, в перверсированном общественном сознании он не сегодня-завтра встанет на одну доску с «офисным планктоном», мелким лавочником или охранником. Что общего у них между собой? О каком классовом сознании может идти речь? Это запланированное сведéние интеллигента с традиционного в России пьедестала призвано определенным образом модифицировать самосознание целого класса. Еще вчера мы могли гордо говорить о себе: мы – русские интеллигенты. Но завтра нам придется, как видно, забыть о своем экзистенциальном предназначении и скромно (если не униженно) представляться: средний класс-с. Вспоминается старый актерский анекдот о том, как работник кулис, срочно призванный на замену заболевшему артисту, исполнявшему роль Димитрия Самозванца, вместо слов «Царевич я! Довольно! Стыдно мне пред гордою полячкой унижаться!» смог пролепетать только: «Царевич я… Довольно стыдно мне…».

Мне могут возразить: на Западе-де бóльшая часть интеллигенции так-таки входит в средний класс именно наряду с мелкой буржуазией и высококвалифицированными рабочими; в чем различие интеллигенции и среднего класса – непонятно.　Но все дело в том, что наша интеллигенция как феномен русского общественного сознания – это не интеллигенция в западном понимании слова. У нее, повторюсь, традиционно иной статус. Для социолога эти две интеллигенции – практически одно и то же. Но не для обществоведа, не для политолога.

Итак, изменение общественной структуры России, встревожившее и озадачившее Дмитрия Каралиса, равно как и переход в этой связи на новую социологическую парадигму, – есть прямые последствия смены политического режима (революции 1991-1993 гг.). Только так можно объяснить настойчивую попытку превратить класс интеллигенции (с ее классовыми правами, интересами и солидарностью, классовым сознанием) – в неконсолидированную страту. Попытку, усиленную пропагандой «прелести» этого самого фантомного среднего класса.

На деле никакой прелестью там и не пахнет. Что такое в реальности средний класс? Попробую объяснить, отчасти используя собственную книгу «Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса» (М., «Книжный мир», 2009).

«Средний класс» – понятие, устоявшееся у западных социологов, но для России новое, неразработанное. В СССР такого понятия марксистская социология не терпела, не изучала его. А при Романовых о среднем классе никто и не подозревал, предпочитая простое, всем понятное слово «обыватели».

В среднем классе нет и по определению не может быть ничего революционного. В отличие от истинного класса-революционера, среднему классу есть, что терять, а то, что он способен приобрести, завоевать, он и так приобретет и завоюет, не прибегая к революции. Недаром Егор Гайдар и его правительство так были озабочены скорейшим ростом этого класса, так со всех трибун расписывали нам необходимость и пользу его. Что же, они ударными темпами готовили себе могильщика? Конечно же, нет! Превращение основной массы населения в средний класс (именно так ставят задачу реформаторы) есть наилучшая гарантия от всяких социальных потрясений. По мере того, как средний класс растет, укореняется и пухнет, с ним растет и общественная инертность, миролюбие и трижды проклятая толерантность. «Лишь бы не было войны!» – вот самый излюбленный лозунг среднего класса.

Гайдар, как известно, с 1991 года «шагает впереди». Кто же идет за ним? Сладкие слова о среднем классе не раз говорил Путин. А уже избранный, но еще даже не вступивший в должность президент Дмитрий Медведев заявил на заседании Госсовета 27 марта 2008 года, что к 2020 году доля среднего класса в населении России должна достичь 60-70%, а магистральный путь к этому – развитие малого и среднего бизнеса (http://www.apn.ru/news/article19584.htm). Страна лабазников и чиновников: вот точная социологическая расшифровка этой мечты. Мелкобуржуазный раек. Можно подумать, мелкий предприниматель или иной индивид, оторвавшийся от людей наемного физического труда, но так и не выбившийся в хозяева жизни, – а именно таков и есть весь пресловутый средний класс! – это сливки сливок…

Из чего же исходят наши президенты, вслух мечтающие о превращении российского общества на 60-70% в средний класс?! Как представлю себе чаемое ими «светлое среднеклассное будущее», так всего и передергивает от недобрых предчувствий. Дело в том, что жизнь среднего класса (насмотрелся я на него на Западе) – это жуткое беличье колесо, из которого нет выхода. В хозяева жизни выбиваются единицы, это участь немногих, а вот скатиться вниз, разориться, потерять свой кусочек хлеба с маслом – это реальная перспектива, дамоклов меч! Рабочий отпахал свою смену – и свободен. Представитель среднего класса всегда во власти своих проблем, не отпускающих ни на минуту, ни днем ни ночью. Ибо рабочему низкой квалификации потерять работу в наше время так же легко, как найти новую: спрос на грубую физическую силу растет с каждым годом в связи с прогрессом всеобщего образования. Но если свой статус теряет «среднеклассовец», ему восстановиться очень трудно, если не невозможно.

Средний класс, что самое смешное, живет во власти иллюзий по поводу собственной свободы, он кажется себе хозяином собственной судьбы, селфмейдменом, но ближайший же кризис может смять и выкинуть этого «свободного деятеля» за борт жизни, превратить в люмпена и положить жестокий конец его мнимой свободе. А его уцелевшие братья по классу с удвоенной энергией начнут вращать свое беличье колесо, выйти из которого им не дано (разве что вывалиться).

Понятно, почему общество, на 70% состоящее из среднего класса – крутящих свои персональные колесики мелких грызунов, – голубая мечта власть имущих: потому, что это общество абсолютно лояльное к власти, ведь всем этим людям уже есть что терять, а обрести что-то путем революций и баррикад им не светит, свое колесико надежней. Они поддержат всей своей инертной массой любое правительство, лишь бы оно не препятствовало их частной инициативе (проще говоря, не мешало барахтаться в груде мелких личных проблем, составляющих самую суть их экзистенции). Средний класс живет, не поднимая головы, уткнувшись рылом в землю, в почву (в лучшем случае – в кормушку), ему не до высокого вообще и не до политики в частности. И революционер, преобразователь общества из него – как из дерьма пуля. Средний класс повсеместно социально инертен, его задача – приспособиться, встроиться, выжить. Поэтому в эпоху, когда интересы общества и власти так радикально разминулись, как в России, в существовании обширного среднего класса максимально заинтересована власть и минимально – нация.

Приходится сталкиваться с мнением, что средний класс, не слишком правомерно отождествляемый с т.н. «третьим сословием», был основной революционной силой на излете феодализма. А посему-де он и сегодня является классом-революционером. Но это не так. Третье сословие стремилось сломать сословно-классовые перегородки в феодальном обществе и установить формальное равенство людей, чтобы расчистить себе путь наверх. Стремление понятное и массовое, осуществить его в ту эпоху действительно могла только революция. А какие-такие законы препятствуют сегодня продвижению наверх представителей среднего класса? Да никакие: мы живем в буржуазном государстве по законам буржуазного государства. Не сумел пробиться наверх? Вини самого себя, снова и снова ищи свой путь. Почему средний класс сегодня должен ломать государство, которое дает ему возможность вести дела, в том числе в тени, наживаться, строиться, делать карьеру, учить детей? Во имя чего? Потерять при этом место в обществе легко, а восстановиться будет трудно. От той мотивации, что была основой революционной деятельности третьего сословия Европы, сегодня не осталось ничего.

Не стоит мерить наше время меркой XVI-XVIII веков, а лучше задумаемся: почему тот самый средний класс был вовсе не революционен, а именно контрреволюционен в России начала ХХ века (как клеймил «обывателя» с его канарейкой трубадур революции Маяковский! Как призывал: «Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит»!). Да потому, что в нормальном буржуазном государстве – а Россия чуть было не сделалась тогда таковым, а сегодня стала им вновь и всерьез – средний класс и не может быть иным! Он предпочитает заниматься делом, а не революцией. И ум свой затачивает на практическую борьбу за выживание, а не на абстрактные истины национализма и патриотизма. Интересы страны и нации для него не могут быть приоритетными, ведь надо, в первую очередь, сохранить личный статус и обеспечить собственную семью и детей.

Средний класс не способен озаботиться переустройством общественной жизни еще и потому, что он не то что жизни – сам себе не хозяин. Средний класс не тождествен среднему бизнесу, он социально ниже, это в лучшем случае мелкий бизнес, а в целом – служащие, то есть работающие на дядю (государство или босса), а не на себя, всецело зависимые люди-исполнители. Которые живут надеждой ухватить свой шанс и пробиться в высший класс, где состоят хозяева жизни. Вот что такое средний класс. А ниже него на социальной лестнице стоят вовсе неимущие, лишенные такой надежды низшие классы: рабочие, крестьяне, обслуга всех сортов, гастарбайтеры, люмпены и т.п. Средний бизнес в понятие «средний класс» уже не входит, ибо средний бизнесмен, в отличие от мелкого, хозяин сам себе. Среди представителей среднего класса могут в виде исключения встречаться отдельные удачливые более-менее независимые люди. Например, профессор, получивший наследство, пристойную ренту. Но ставить знак равенства между средним классом в целом и «социально состоявшимися людьми» ни в коем случае нельзя, это безграмотно. Гигантский средний класс – не есть общество всеобщего благоденствия, это, скорее, страна – коллективный Сизиф.

Итак, властям нужен средний класс, чем больше тем лучше. Несомненно и очевидно. Но откуда же Кремль возьмет такое количество среднего класса? Боюсь огорчить Дмитрия Каралиса, но путь тут возможен только один: переработка общественной структуры, доставшейся в наследство от советского общества. В первую очередь, деклассирование русской интеллигенции – социально и национально ущемленной, недовольной, многочисленной и опасной. Для этого нужно немногое: изменить мотивацию ее деятельности. Заменить творческие и подвижнические мотивы – на шкурные. Тотально. Только и всего. Вполне, увы, выполнимая задача.

Как совместить со всем сказанным невиданный рост в России студенчества и вузов? Если верить статистике, сегодня в вузах учится в 2,5 раза больше студентов, чем в самые цветущие советские годы. Это ли не залог воспроизводства русской интеллигенции в нашей стране?

Увы, нет. Не залог. По трем основаниям.

«Чем шире культура, тем тоньше ее слой», – говаривал мудрец. В культуре закон диалектики не работает: количество не переходит в качество. Число псевдо-академий, псевдо-университетов, наспех преобразованных из вчерашних училищ и пединститутов – огромно. Выпускников пекут, как булочки на конвейере. Единственное условие для жаждущих знания – платите денежки и вы войдете в царствие небесное, сиречь получите диплом о высшем образовании. Элементарная покупка дипломов особенно характерна для представителей ряда национальностей, привыкших, что в современной России все покупается и продается. На это жалуются даже тем живущие педагоги. Наличие квот для представителей этих или иных национальностей в российских вузах тоже не улучшает контингент выпускников. Введение ЕГЭ еще усугубит эту вакханалию производства полуграмотных «интеллигентов» из бездарей, лодырей и тупиц. Средним классом они, разумеется, станут все без проблем, а вот интеллигенцией (в лучшей русской традиции) – вряд ли. Что вполне устраивает власть, сознательно взрастившую Фурсенко.

Впрочем, как и всегда, определенная часть наиболее способных, талантливых, умных детей, получив (точнее, взяв) знания, обретут статус и сознание интеллигента в лучшем смысле этого слова. Увы, более чем основательно опасение, что в России они не останутся. Сегодня Россия – мировой цех по поставке светлых голов нашим стратегическим не друзьям. Который действует бесперебойно, принося колоссальные прибыли им и сверхколоссальный убыток нам. Все, вплоть до введения у нас т.н. болонской системы, способствует этому как нельзя лучше. Система образования в России, смело можно предположить, находится в руках высокопрофессиональных патентованных вредителей и врагов народа, пользующихся полным покровительством Кремля. Их подлинная профессия, однако, – отнюдь не педагогика, а торговля людьми. Новую русскую интеллектуальную элиту, необходимую нам, как воздух, уничтожают в зародыше, продают за рубеж на корню, как пшеницу, гонят на Запад, как сырую нефть.

Наконец, перепроизводство некачественной интеллигенции, которым грешила уже и Советская власть и которое приняло сегодня ни с чем не сообразные размеры, ведет к деградации всего общества, к упадку престижа умственного труда, к росту отчаяния и многочисленным социальным деформациям. Часть из них уже налицо. А с частью нам еще предстоит познакомиться. Мы еще увидим новых «босяков» почище горьковских.

Средний класс? Оставь надежду, всяк сюда входящий…

Сегодня вопрос стоит так: кто кого опередит? Власть, деклассирующая, разинтеллигенчивающая интеллигенцию, низводящая ее в средний класс? Или интеллигенция, переходящая от буржуазно-демократической революции – к революции национальной?

Для самой интеллигенции – это вопрос жизни и смерти.

P. S. Однажды, в 1988 году, «Литературная газета» опубликовала статью Александра Севастьянова под заголовком «Интеллигенция: что впереди?», которая привлекла большое внимание, запомнилась читателям и отправилась затем гулять по другим изданиям и сборникам. В те годы автор, 34-летний культуролог, был преисполнен смутного оптимизма, смотрел в будущее с надеждой… Прошло двадцать лет, и сегодня «ЛГ» вновь публикует его статью, к которой прежний заголовок снова подошел бы как нельзя лучше. Только вот оптимизма у автора почему-то сильно поубавилось. Возраст?