Если Гражданская война идет, то возникает вопрос – можно ли ее закончить. Во всяком случае, закончить, если не в вопросе о тех или иных социально-политических требованиях – поскольку здесь линии размежевания пролегают несколько иначе, но в вопросе противостояния образов.
Еще раз: есть вопрос о собственности и есть вопрос о форме правления, демократии и авторитаризме. Этот вопрос все равно придется решать. Сегодня эти вопросы не приобретают остроты форм радикального противостояния, хотя сами по себе они никуда не делись и не денутся.
Как их будет решать история в будущем – эволюционно или революционно – покажет время и вообще это – отдельный вопрос.
Но есть вопрос о противостоянии образов, оценки сторон, сражавшихся в Гражданской войне, есть вопрос спора об оценке Советского периода и советского революционного пантеона.
Наверное, прийти к полному тождеству позиций здесь тоже не удаться. Но само по себе продолжение дискуссии – это не обязательно продолжение Гражданской воны.
В лагере красных нет единства в оценке Сталина и Троцкого. В лагере Белых нет единства в оценке тех или иных представителей династии Романовых и тех или иных фигур царской России – того же Столыпина.
Но ни в одной, ни в другом случае до уровня «Холодной гражданской войны» эти разногласия не поднимаются.
Когда исполнялось 90 лет Великой Октябрьской социалистической революции Виталий Третьяков, посвятивший годовщине отдельный номер свого «Политического класса», выдвинул идею о трех символических жестах обозначающих окончание Гражданской войны: трех монументальных памятников.
Первый – памятник мечте, памятник Утопии, которая вела Россию на социалистическую революцию.
Второй – памятник Белым и Красным, в котором были бы увековечены вдвоем образы Белого Генерала и Красного Комиссара.
И третий – памятник трагедии 1937 года. Причем тут, как кажется, вопрос должен был бы идти не просто о жертвах – а именно о трагедии, которая на деле многопланова, касается не только формальных жертв, и требует отдельного осмысления – а не просто постоянного рисования утомительных «Повестей» и «Фильмов ужасов» на заданную тему – и имеющих мало что общего с реальной исторической действительностью. Увидеть в этом трагедию, а не компромат – здесь основная проблема.
Эта идея самозначима и требует, заслуживает отдельного анализа и отдельной дискуссии – и не одномоментной.
Но в конце концов стержень этой идеи – мысль о том, чтобы даже в остающихся спорах уйти от взаимного проклинания и обличения – к попытке взаимного осознания логики каждой из противостоящих сторон.
То есть прекратить политическую борьбу на уничтожение по этому поводу, сделать разногласия по нему вопросом исторической дискуссии, а не политической борьбы, не политических проклятий и призывов к уничтожению.
В первую очередь потому, что те, кто ведут эту борьбу сегодня – в основном ведут ее, в отличие от реальных участников Гражданской войны, не по реальным и актуальным социально-экономическим и политическим вопросам – а по вопросам сведения исторических счетов, исторической мести.
И пока они ведут ее по этому поводу – они оказываются в значительной степени жертвами, куклами тех, кто использует их уже в своих реальных экономических и политических интересах.
А значит – пока она идет даже на социокультурном уровне, она выводит из реальной политической борьбы реальные проблемы реального противостояния.
Проявлением ее, в частности, была прошлогодняя инсценировка «Выбора Имени России», в котором навязывавшаяся и фальсифицируемая властью трактовка и результаты не имели ничего общего с реальным раскладом общественных предпочтений по этому вопросу. И развернута она была как раз тогда, когда начался новый этап роста цен и за океаном замаячили зарницы приближающегося финансового кризиса.
Но тут, центральным является, в частности, вопрос волевого выбора. Продолжать эту войну – или ее заканчивать.
Причем нужно сказать, что одна сторона, «красная», уже в советское время была близка к ее окончанию. По тем или иным параметрам она заканчивалась с каждым годом. Жесткость оценок смягчалась, в фильмах все чаще показывали «белую сторону», не как «монстров зла» - а как людей, скорее совершивших ошибку, недели преступление, образ их шаг за шагом приобретал человеческие черты, вызывающие уважение. Тех или иные деятелей белого движения допускали в страну, эмигрировавших и симпатизировавших белым деятелей культуры трактовали как переживших трагедию крупных писателей и ученых и т.д.
Война вновь началась с кризисом конца 80-х годов, в разворачиванием волн ненависти к советскому устройству – которые формировались и напарвлялись в значительной степени не практически исчезнувшими странниками «белого», и даже не «былыми диссидентами» - а определенными фракциями как раз поздней советской элиты. Им ненависть к советскому началу и большевикам нужна была лишь как оформление и обоснование их стремления конвертировать свою власть в собственность.
Этот вектор данного социокультурного противостояния – был и остается. Но он хотя и стимулирует его, не составляет его полностью – частью тяга к «белому» - есть позиция исторически купающихся в нем групп политического актива, частью – негативное восприятие определенными группами тех или иных сторон советской действительности.
Эту Холодную Гражданскую войну можно продолжать – а можно заканчивать. Если продолжать, встает вопрос о ее целях. Кто-то видит их в полной и окончательной десоветизации.
Кто-то – скорее всего простоя в состоянии противостояния – в процессе, а не в результате.
Строго говоря, в каждой очередной схватке белые в целом скорее проигрывают, чем выигрывают. Если симпатии к «красным», как собственно красным, а не «советскому традиционализму» – не слишком велики, то симпатии к «белым» - существенно много меньше. Это иллюстрируется и показывается в конечном счете на примере всех социологических данных, детальный разбор которых провести не сложно – но в данном случае он оставляется в стороне.
Если войну заканчивать – то опять таки либо видеть ее окончание в капитуляции противника – и если красные не капитулировали тогда, равно как и в 90-е годы, то они не капитулируют и сегодня. Красное укоренено, оно во многом самодостаточно, оно всегда будет обладать тяготением – и даже проиграв политически – что еще не решено – оно так или иначе сохранится в самодостаточном социокультурном виде. Да и чем больше его будут ругать и ненавидеть – тем больше него будет появляться сторонников. По многим причинам. В частности потому, что сила и победы всегда привлекательны. И «красное» продемонстрировало слишком много силы и слишком много побед, - и если и проиграло, то тогда, когда уже не вполне было «красным». Разумеется, ни «юных горбачевцев», ни даже «юных брежневцев» в стране не появится никогда. А «юные ленинцы» и «юные сталинцы» (и даже «юные троцкисты») будут появляться раз за разом.
В политике существует такой принцип – нельзя детерминирвоать себя прошлым. Вот идентифицировать себя прошлым – еще можно. А терминировать себя прошлым – нельзя. То есть нельзя подчинять себя тому, что было когда – то. Детерминировать себя нужно будущим. Потому что детеминировать себя прошлым – значит жить в прошлом, спорить о прошлом. Бороться за прошлое.
Прошлому можно служить. За прошлое можно даже и мстить. Но его нельзя строить в будущем.
Ни одна реставрация дореволюционного порядка никогда не бывала устойчивой. Бурбоны вернулись во Францию только для того, чтобы окончательно дискредитировать идею лоялистской монархии.
После их падения в великую Французскою революцию две Империи Реставрация и Орлеанская монархия не смогли возродить идею монархии.
Карл Второй Стюарт четверть века успешно возвращал абсолютизм в Англию – и лишь для того, чтобы его брат Яков разрушил последний за три года – и новая революция навсегда лишила королей власти, и большинство Стюартов навечно утратили права на Английский престол.
Франко победил в Гражданской воне в Испании и даже восстановил монархию перед смертью – и лишь для того, чтобы воспитанный им Хуан-Карлос едва вступив на восстановленный испанский престол протянул руку коммунистам и радикальным социальным социалистам.
Все попытки переиграть историю, и заново выиграть то, что было проиграно в прошлом – заканчивались либо поражением контрреволюционеров, либо их компромиссом с революционерами. То есть – соглашением о согласии и историческом мире.
Но что значит, закончить Гражданскую войну мирным соглашением, согласием?
Это среди прочего означает взаимно отказаться от мести за прошлое.
Отказаться от преследований и осуждений.
Отказаться от попыток даже на информационном уровне разжигать противостояние и создавать нетерпимую обстановку друг для друга.
Признать за каждым из пошедших на согласие – права на свою ничем не стесненную деятельность и на открытое изложение своих взглядов – но без попытки разжигать нетерпимость к враждебной стороне.
Испании удалось без потрясений перейти от франкистской диктатуры к социальному и демократическому государству за счет того, что, как ни парадоксально это звучит, коммунситы и фашисты пожали друг другу руки, коммунисты и радикальные социалисты были легализованы, но отказались от преследований франкистов, и старая фашистская партия получила возможность легального действия и даже со временем (в 1996) на несколько лет вернулась к власти – но уже не пыталась восстановить диктатуру.
То есть, окончание Гражданской войны – и согласие между «красными» и «белыми» сегодня в России означало бы:
Если в России официально празднуется и является выходным днем такая дата, как Рождество, в ней должен официально праздноваться и рассматриваться как государственный праздник и выходной день «День Революции» - 7 Ноября.
Кстати, в этом отношении, возможно, было бы правомерно признание в РФ, как историческом преемнике СССР особого государственного статуса Государственного Флага СССР, в его именно государственном статусе с равноправным официальным использованием наравне с флагом РФ. Подобная форма должна быть найдена и для уравнивания нынешнего Герба РФ с гербом СССР.
Вообще, в некоторых ситуациях можно встретится с вопросом о том, почему именно коммунисты претендуют на особое уважение своих чувств и своей символики, хотя, как может показаться сами особой терпимостью по отношению к своим противниками не обладали.
Во-первых, коммунисты могли себе это позволить, поскольку являлись безусловными и однозначными победителями в Гражданской войне – и разгромив противоположную сторону, имели реальную возможность диктовать ей свои условия. Сегодня нет однозначного реванша «белых» над «красными», сегодня нет ситуации, когда исторический победитель имел бы возможность диктовать свою волю побежденному.
Поэтому вопрос заключается не в том, в каких формах «необелые» могли бы утвердить свое господство – а о том, на каких условиях можно было бы закончить Гражданскую войну в социокультурной сфере. «Белые» сегодня скорее более активны, а красные пассивны, «белые» скорее атакуют, а красные скорее вяло отбиваются – но их атаки в основном не изменяют ни общей социокультурной диспозиции, ни баланса сил – победить у них реальной возможности нет. Еще раз, тут вопрос выбора – окончание Гражданской войны в социокультурной сфере – или ее продолжение.
Во-вторых, красные на деле были не так уж нетерпимы. Реально они сохраняли (на разных этапах в разной степени) – значительную часть социокультурного – и большую часть культурного наследия. Они проклинали царских генералов – и многих из них провозглашали национальными героями. Большую часть науки и искусства дореволюционной России они и культивировали и сохранили. А наиболее значимых персонажей истории старой России, включая царей – возвели в ранг общеисторического достояния.
И уж во всяком случае, не пытались выбросить из могил либо перезахоронить на местных кладбищах русских царей и императоров.
В третьих, в конце концов, играет роль и то, что они сделали в позитивном плане для страны. Отрицать объем и значимость созданного ими можно только в приступе особой исторической ненависти и исступленного ослепления: ну никуда не денешься от полетов в космос первыми в мире, от атомных станций, побед, индустрии – и т.д. здесь реально если о чем-то и может идти спор – то о цене). – То что они сделали, дает им, и периоду их господства – право на признание их и его особой значимости – и соответствующее почитание. Тем более, если в массовом порядке наличествуют люди, которые хотят их почитать.
А кричать об отмщении, требовать десоветизации, десталинизации, дебольшевизации… Ну, ведь в конечном счете несолидно это и напоминает лишь поведение известного четвероного персонажа крыловской басни, в его реакциях на водимого по улицам африканского исполина.
Десоветизация идет почти двадцать лет. И позиции десоветизаторов и десталинизаторов – куда слабее, чем были в 1991 году. Еще пять-десять лет «десоветизации» – и «десоветизаторов» будут показывать в кунсткамере, кода уже сегодня можно помещать бывших диссидентов. Или в цирке, где сегодня еще может пользоваться успехом Новодворская с иными бывшими лидерами «Яблока» или «Демократической России».
В любом случае – тут вопрос выбора. Продолжать Гражданскую войну в социокультурной сфере – или заканчивать.
